Кукушка

Пока Даша жадно уничтожала булку, Женя делилась последними приютскими новостями: — Там на прогулке один из малышни прыгнул и промахнулся. Прямо в лужу угодил! А тут как нарочно — заведующая! Вот умора! — прыская от смеха, тараторила Женя. Глядя на озорное личико подруги, Даша тоже засмеялась. Она отлично знала характер заведующей приютом. Та была ужасно скучной и нудной женщиной. Если няньки могли просто накричать на шкодника, то заведующая по два часа монотонным голосом читала морали. Недавно она пришла на урок русского языка в Дашину группу. Как нарочно, учитель снова упрекал Матвееву за то, что она постоянно делает ошибки, и притом — всегда одни и те же. Когда уроки закончились, Дашу вызвали в кабинет заведующей. Та битый час поучала девочку, что нельзя так безответственно относиться к учёбе. Она твердила, что сейчас не царский режим, стыдно быть неграмотной, да и в жизни потом сложно будет устроиться. А Матвеева просто ленится, не учит правил, поэтому и пишет с ошибками. И неряшлива к тому же — постоянно сажает в тетрадях кляксы! Даша и в самом деле не отличалась прилежностью. Домашние задания она готовила, как говорится, из-под палки. Русский язык давался ей с трудом, и привычной оценкой была тройка. По другим предметам Матвеева тоже не блистала. Наверное, в душе заведующая желала девочке добра, но после её наставлений хотелось назло наделать сто ошибок в диктанте, посадить кляксу на полстраницы и ещё дорисовать к ней рога. — Слушай, а что всё-таки было там, за окном? — спросила Женя, с любопытством взглянув на Дашу.— Что ты там увидала? Та оглянулась на дверь, словно опасаясь, что войдёт воспитатель. Потом решила довериться подруге и, сделав быстрый выдох, ответила: — Там была Леся… моя сестра. Я точно видела её! — Не может быть! — удивилась Женя. — Ты мне рассказывала, что она пропала! — Но она ведь жива! Я знаю, Леся меня никогда не бросит! Вот увидишь, она найдёт меня и заберёт отсюда! Лицо Жени выразило сомнение. Она неуверенно произнесла: — Погоди, но… Она же тебя на вокзале оставила? А вдруг она это сделала нарочно? Даше кровь бросилась в лицо. Она и на миг не могла представить, чтобы её честная добрая Леся решилась на такую подлость! Девочка помнила, как старшая сестра прятала её от белофиннов, добывала ей еду по дороге, во время ночёвок согревала, кутая в свою одежду… Но Женя была не первой, кто высказал такое предположение. Солдаты, которые вытаскивали Дашу из вагона на вокзале, тоже говорили с усмешками: «Сестрица твоя — просто кукушка! Бросила тебя, зачем ей такая обуза!». Слыша это, девочка рыдала и отчаянно выкрикивала: — Врёте! Врёте! Моя Леся хорошая, она скоро придёт за мной! Она вырывалась из рук мужчин и даже укусила одного из них за руку. — Ах ты, дрянь! — выругался солдат. — Ну и работёнку подсунули! Но как же Барсукова могла сказать такое? Подруга называется! — Не смей так говорить! Леся не предательница! — выкрикнула Даша. Женя даже отшатнулась от испуга. Тихоня Матвеева сама на себя стала непохожа — глаза загорелись злобой, кулачки сжались. — Да успокойся ты! — быстро сказала Женя. — Воспиталки услышат! Она как в воду глядела. Послышались тяжёлые шаги. Женя проворно спряталась под столом. В столовую вошёл повар. Он вытащил из кухни огромный чан и водрузил его на стол. По комнате пополз знакомый запах пригорелой крупы. — Опять пшёнка! — с отвращением проговорила девочка. — Как я её ненавижу! — Как нехорошо, Даша, — послышался за её спиной знакомый женский голос. Девочка обернулась. Конечно, это была Мария Николаевна, любимая воспитательница всех детей. Эта худенькая сутулая женщина в скоромном сером платье отлично разбиралась в детской психологии, и умела подобрать ключик к сердцам самых трудных ребят. Особенно хорошо она ладила с «детьми войны», среди которых была и Даша Матвеева. — Ты же знаешь, в стране сейчас голод, — серьёзно проговорила Мария Николаевна. — У многих и пшёнки нет. Многие дети с голоду умирают, а ты капризничаешь! Сейчас любой еде надо радоваться. — А мне всё равно, — проворчала Даша и, нахмурившись, пошла к тумбочке, где возвышались поставленные друг на друга стопки тарелок. Девочка решительно схватила целую пирамиду. — Не бери так много! — воскликнула воспитательница. — А то уронишь и разобьёшь! — Не уроню, — уверенно ответила девочка и понесла тарелки. Она с превеликим трудом удерживала их. Видя, что Даша того и гляди уронит посуду, Мария Николаевна бросилась к ней на помощь. Но Даша уже успела опустить звякающую пирамиду на ближайший стол. — Ну, что я говорила? — мягко укорила Мария Николаевна. — Чуть-чуть, и уронила бы! — Но я же их не разбила, — не глядя в глаза воспитательницы, ответила Даша, и начала расставлять тарелки по обеим сторонам длинного стола. Мария Николаевна покачала головой, но не стала больше ругать Дашу. Она хорошо знала, что все «дети войны» отличаются упрямством, замкнутостью, часто делают всё наперекор. Слишком много плохого повидали эти ребятишки, слишком сильно война покалечила их неокрепшие души. Сразу этого не исправить, нужно воспитывать настойчиво, но медленно. Прибравшись в столовой после ужина, Даша пошла в комнату, где ребята по вечерам учили уроки. Домашнее задание нужно было приготовить до отбоя. Но Даша сидела над книжками, не видя перед собой букв. Она придумывала письмо для Леси. Они так долго не виделись! Как рассказать сестре всё, что она пережила за это время? Но написать надо непременно! Даша уже приготовила листок чистой бумаги, но тут же снова задумалась. А что, если она и вправду обозналась? Вдруг это была совсем не Леся? Даша застыла с карандашом в руке, и не могла написать ни слова. Женя заметила, что подружка смотрит застывшим взглядом в пространство. — Ты чего сидишь, как деревянная? Давай, решай задачу! Помочь тебе? С Жениной помощью Даша решила две задачи, написала упражнение по русскому языку. Подруга даже заставила её прочитать вслух четыре страницы из естествознания. Когда по приюту объявили отбой, с домашними заданиями было покончено. Даша ушла в спальню, переоделась в ночную рубашку и легла в кровать. Но уснуть ей никак не удавалось. Ворочаясь в постели, девочка всё думала о том, что видела в окно. Правда ли это была Леся? Почему же она прошла мимо приюта, не вошла, не поговорила с заведующей? По счастью, кровать Жени Барсуковой стояла рядом. Она свесилась в проход и позвала громким шёпотом: — Дашка! Ты не спишь? — Нет. — Я слышу, ты вертишься… Всё про сестру думаешь? Облокотившись на тумбочку, Даша ответила: — Она здесь, Женька! Я знаю, здесь. И она меня скоро заберёт! И тебя тоже! Ты будешь моей второй сестрой, хочешь? В лунном свете, падавшем в окно, Даша увидела, что подруга радостно кивает: — Хочу! Что и говорить! О чём ещё может мечтать сирота, лишённая семейного тепла и любви родителей? Даша пообещала самой себе, что как только Леся появится, она упросит её забрать из приюта и Женю, и молчаливого, вечно хмурого Мишку. Девочка успела так сильно полюбить их, что считала родными. Даша до сих пор помнила, как Женя поддержала её в первый, самый трудный год в приюте. В ночь накануне одиннадцатого июня Даша не спала всю ночь. Это был день рождения Леси. В том году сестре исполнялось шестнадцать лет. Даша представляла, какой весёлый праздник устроили бы родители. Самое прекрасное, что день рождения был летом. В это время Леся обычно возвращалась в родное село, закончив очередной год в интернате. Отец разводил во дворе перед домом костёр и варил большой котёл вкуснейшей ухи. Мама пекла множество пирогов на любой вкус — с мясом, картошкой, печёнкой, яйцом… Приходили дяди и тёти с двоюродными братьями и сёстрами, собирались Лесины подруги. До самого вечера во дворе угощались, пели песни и танцевали под гармошку соседа Егора. Даша едва удерживалась от слёз, вспоминая эти чудесные праздники. Вот если бы именно сегодня сестра вернулась… Весь день накануне Даша просидела у окна, смотрела на прохожих, стараясь узнать в ком-то из них свою сестру. И ночью, вертясь без сна в кровати, продолжать думать о Лесе. Неужели та отправилась на Урал одна, нарочно оставив сестрёнку? Нет, нет! Зажмурившись, Даша мотала головой. Леся не способна на такое! Тогда почему же она не пришла на вокзал? А вдруг с ней случилось что-то страшное? При одной мысли об этом Даша ощущала томительную боль в сердце. Она сама не заметила, как по её щекам заструились слёзы. Чтобы её рыданий не услышали, Даша прижалась лицом к подушке. И вдруг кто-то легонько коснулся её плеч. — Дашуля, — послышался ласковый шёпот Жени. — Не плачь, Дашенька! Трудно было поверить, что Женя, эта беспечная сорвиголова, может быть такой отзывчивой к чужому горю. — Ты по маме скучаешь, верно? Понятное дело. Я вот вообще не помню ни мамы, ни папы. Но всё равно хочется, чтобы у меня были родители… Эх, если бы они были живы, я бы так хорошо себя вела! Заботилась бы о них, училась бы на отлично… Эти слова отогрели Дашино сердце. Она поняла, что Барсуковой можно довериться. Рассказала ей всю свою маленькую жизнь. И как чудесно было в селе, с мамой, папой и Лесей, и как война в один миг разрушила это счастье. Потом долго описывала своё трудное и страшное путешествие с сестрой до Петрозаводска. Закончив рассказ на том моменте, когда солдаты вытащили её из теплушки, Даша не выдержала и расплакалась. — А у меня нет ни братьев, ни сестёр. Как это здорово, наверное, когда есть старшая сестра, — тихо сказала Женя. В лунном свете было видно, что глаза Жени блестят от слёз. Никогда раньше Даша не видела эту отчаянную девчонку плачущей! — Может, ты захочешь быть моей сестрой? — Конечно, буду, Женечка! Буду! — воскликнула Даша, забыв о том, что может перебудить всех девочек. Даша и Женя обнялись, как настоящие сёстры. Они уговаривали друг друга не плакать, и обе повторяли: «Не плачь, всё будет хорошо!». С той ночи девочки всегда были вместе. Даше казалось, что дружба с Женей рассеяла страшную темноту, которая окружала её после ухода из села. Девочка поклялась себе, что никогда не расстанется с названой сестрой. Если Леся придёт за Дашей, она уговорит её забрать из приюта и Женю. Разве можно бросить эту добрую девочку, никогда не знавшую родительской ласки?