***
Грегори Лестрейд всегда любил всё большое — больших собак, большие дома, огромные кожаные кресла, часовую башню Вестминстера… Даже пальто он носил не по размеру, потому что ему нравилось ощущать, какое оно большое. Грегори восторгался большими вещами и делами, но этот человек вызывал у него не обычный восторг, а скорее экстатическое возбуждение, поскольку был не просто большим физически, но и являл собой воплощение британского колосса, средоточие власти. — Инспектор. Взгляд зацепился за могучий нос, продолжающий долгую линию лба, несомненно свидетельствующую о незаурядном уме, скользнул по грузным щекам к величественно покоящемуся на сцепленных ладонях подбородку и, мазнув по сжатым губам, вернулся вверх, будто притянутый магнетически мерцающими глазами. — Мы высоко ценим работу Скотланд-Ярда, инспектор, но я бы рекомендовал и в дальнейшем в затруднительных ситуациях обращаться к проживающему на Бэйкер-стрит консультанту. Затрещал телефон, и колючий стальной взгляд скользнул в сторону, отпуская. Трубка аппарата потерялась в широкой ладони, как мгновением ранее Грегори терялся в ощущениях. На какое-то мгновение он почувствовал себя такой же сжатой пальцами трубкой, в которую вливаются непререкаемые указания, и у него свело колени. Очень хотелось схватиться за подлокотники кресла, но он посчитал, что этим слишком явно покажет свою нервозность, и лишь переплёл пальцы рук, сложив их на колени. — Завтра, — отрезал хозяин кабинета и опустил трубку на рога. — Следуйте за мной, инспектор. Сэр Майкрофт без усилия поднял себя из кресла и направился к боковым дверям, неторопливо и грациозно неся себя вперёд с неотвратимостью девятого вала. Грегори беспрекословно последовал за ним, и хотя он не мог бы пожаловаться на скорость собственного шага, ему приходилось поторапливаться, чтобы поспеть за шествующим перед ним гигантом. Их путь закончился в полутёмном помещении, стены которого скрывали багровые занавеси, а в центре высилась кровать. — Сэр? — Грегори одновременно боялся и надеялся, что его грязные мечты были подсмотрены этими пронзительными глазами, разгаданы проницательным умом. — Тут нас никто не услышит, инспектор. Вы не против, если я устроюсь поудобнее? А вы пока рассказывайте, что вас гложет. Грегори открыл было рот, и тут же захлопнул его так резко, что чуть не прикусил губу, потому что этот невероятный мужчина повернулся лицом к единственной горящей лампе и почти провокационным жестом выщелкнул пуговицы пиджака из петель. Пока он пытался придти в себя, сэр Майкрофт ленивым движением стянул пиджак, водрузил его на вешалку у камина и принялся за пуговицы жилета. — Сэр, я… — в глазу защипало от пота, и Грегори достал из кармана платок и судорожно промокнул лицо. — Вы тоже находите, что здесь немного жарковато? — уточнил сэр Майкрофт. — Не стесняйтесь. Жилет присоединился к пиджаку, но, вопреки ожиданию, освобождённый от жилетных оков живот не спешил натягивать рубашку. Зато стали хорошо видны широкие, слегка покатые плечи. Грегори спешно ослабил галстук, который вдруг решил превратиться в удавку, и развёл в стороны концы жёсткого воротничка. Меж тем сэр Майкрофт медленно проплыл мимо него к кровати и остановился возле неё, будто раздумывая, следует ли ему сесть. — Итак, мы остановились на том, что вас что-то тревожит. Но это нечто не тревожило вас, пока вы не переступили порог моего кабинета, из чего я заключил, что это как-то связано либо с моим местом работы, либо со мной. Однако за всё время вашего визита вы лишь дважды отвели взгляд от моей фигуры, что весьма польстило бы мне, будь я молодой особой женского пола. Он всё же сел на кровать, предварительно стряхнув с ног лакированные туфли и немного подвинув подушки, чтобы на них можно было облокотиться. — Мои выводы ошибочны, инспектор? При одном лишь взгляде на полулежащего на кровати сэра Майкрофта, Грегори затрясло от возбуждения. О нет, теперь он ничуть не сомневался в охватившем его чувстве, не обманывал себя высокоморальными уловками. Он хотел коснуться этого тела, хотел сжать пальцами мягкие бока, почувствовать под щекой пружинистый живот, обхватить руками, вжиматься и ввинчиваться. О, он действительно пал так низко, что жаждал хоть недолго, но обладать этим могучим человеком в самом что ни на есть приземлённом смысле. Как он оказался у кровати, Грегори не помнил. — Ну же, инспектор, смелее. Не откусили же вы себе язык, в самом деле? Знаете, вы напоминаете мне маленького юркого хищника, который так оголодал, что мечтает съесть слона, — сэр Майкрофт облизнул губы, и Грегори тут же почувствовал себя крайне голодным. — Сэр, я боюсь, что неверно понимаю вас. Я не смею… Однако его руки не просто смели, но были весьма дерзки, сплетаясь пальцами с руками сэра Майкрофта. — Ботинки, инспектор. Грегори с трудом высвободил одну руку, поочерёдно развязал и стащил с ног ботинки, и тут же оказался на кровати — сэр Майкрофт одним движением втащил его туда, будто он ничего не весил. — У нас не так много времени, чтобы оттягивать неизбежное, — ставший внезапно хриплым голос не сулил ничего хорошего тому, кто попытался бы противиться скрытому приказу. И Грегори сдался этому голосу, этой силе… и собственной похоти. Он лобызал горячие губы, сжимая одной рукой плечо, и оглаживая второй дорогую ткань, скрывающую плотное бедро. Сэр Майкрофт сам расстегнул брюки на них обоих, открывая доступ к интимному, жаркому, уже налитому кровью и влажному от желания. Под рубашкой у него прощупывался корсет, что в случае с любым другим человеком вызвало бы чувство брезгливости, но только не здесь и не сейчас. Грегори был готов молиться на это орудие пытки, удерживающее выпирающий живот на должном расстоянии от чувствительной кожи паха. Он потянул брюки сэра Майкрофта за пояс, оголяя бледное тело. — Если вы позволите мне повернуться, — многообещающе промурлыкал тот, и Грегори опять не смог отказать. Он отодвинулся, прикрыл глаза, пытаясь совладать с желанием, а когда вновь открыл их, в полутьме уже призывно белели две разделённые тёмной полосой окружности. Там, где корсет впивался в тело, отчётливо отпечатался красный след, будто очерчивающий границу той части тела, на которой проводят рабочий день большинство работников министерства. Между разведёнными ляжками виднелись скрытые пушком яички и подрагивающий член, за который Грегори не преминул ухватиться, вырвав у «британского правительства» протяжный стон. Сэр Майкрофт протянул за спину руку и поставил себе на поясницу небольшую склянку. — Полагаю, это может нам пригодиться: в этой норке давно никого не было, мой дорогой инспектор. В ушах у Грегори зашумело от подобного признания, и он порывисто обнял сэра Майкрофта, вжавшись бёдрами в прохладные ляжки и почти улёгшись ему на спину. — Я бы мог и сам, но прямо сейчас, после целого дня в кресле, я так просто не изогнусь. Не мальчик уже, — пожаловался Майкрофт в подушку. — Если хотите, я буду руководить. Следуя детальным указаниям, Грегори не только мягко расширил выходное отверстие, которому этим вечером предстояло стать входом, но и почувствовал себя почти всемогущим, массируя всё сильнее набухающий под его пальцами бугорок спрятавшийся под основанием члена и вслушиваясь в весьма льстящие комментарии. А потом сэр Майкрофт велел ему входить, и он вошёл. Подобного Грегори не испытывал никогда и ни с кем. Будто вселенная собралась вокруг его члена, обвивалась и пульсировала, посылая волны наслаждения по всему телу, подобно бегущему по проводам электричеству. Он проник в самое сердце — хотя, возможно, будет более уместно обозначить это другим словом, — британского правительства, и оно стонало и колыхалось в ритме его движений. Он возносил древнейшую молитву и грязнейшую хулу одновременно. Он нарушал закон и был самим законом. Он имел закон во всех смыслах этого выражения, и закон прогибался под ним, требуя продолжения. А потом вселенная сжалась до размеров гинеи, и мир взорвался.***
Колени саднило, нижняя пуговица с жилета пропала, как и носовой платок. Всё тело чесалось, оттого что Грегори спал в одежде, которая была в крайнем беспорядке и пахла далеко не свежим летним лугом. На кровати он был один, над камином всё так же мерцала тусклым светом единственная лампа. Впрочем, один он был недолго. Вышколенный слуга принёс ему завтрак и показал дорогу до весьма нужной комнаты. Немного освежившись и позавтракав, Грегори попытался вспомнить, почему уснул прямо здесь, и пришёл к неутешительному выводу, что ничего не помнит из того, что случилось с ним после оргазма. Вероятно, это было слишком большим потрясением для его разума. — Если вы уже закончили завтракать, сэр, машина отвезёт вас домой, — с каменно-вежливым выражением лица провозгласил очередной слуга, и Грегори почувствовал, что и сам не в состоянии более находиться здесь. Домой, срочно домой. А поразмыслить о прошедшей ночи можно и на собственной кровати, благо, она почти такая же большая, как эта.