Ещё встретимся

      Кихён с самого детства считал себя обычным мальчиком: смуглая кожа, карие глаза, милая улыбка, простой характер и чёрные недлинные волосы. Окружающим же людям он не казался таким уж простым. Пусть внешность его и была непримечательной, не выделяющейся из толпы, привычки, действия и слова Кихёна вызывали у людей замешательство, непонимание, недоверие, а иногда и страх.       Юноша всегда оставался в стороне от общества. Нет, он не проводил целые дни, закрывшись в своей комнате, но он любил гулять по улицам города, казалось бы, в одиночку. У него не было друзей, но он всегда счастливо улыбался и не смотрел вокруг. Да, он наблюдал за природой, наблюдал за жизнью, кружащей, проносящейся вихрем по улицам города, но он никогда не искал знакомств, а если таковые и происходили, не по его инициативе, то парень не вступал с собеседником в тесные отношения — дружеские или любовные.       Он не сходил с ума от такого образа жизни, как это могло бы случиться с другими. Он жил так и никак иначе потому, что у него с самого его рождения был так называемый хранитель. Но это был не ангел, закутанный в белую простыню с крыльями из перьев и светящимся нимбом над головой, это был демон с самыми настоящими красными рожками, острыми клыками и большими чёрными крыльями, состоящими из костей, обтянутых кожей. Крылья он мог убирать, но вот рожки и клыки всегда оставались на месте.       Почему же у него не было ангела? Всё довольно сложно… Кихён — падший ангел, отправленный в мир смертных, дабы его душа:       а) Очистилась от грехов тяжёлым жизненным путём и вернулась в рай, дабы продолжить свою работу на Всевышнего.       б) Окончательно заросла гнилью, изуродовалась и после смерти тела отправилась в ад служить Сатане.       в) Тело совершило самоубийство по какой-либо причине, переродилось вновь и заново перешло к пунктам а) и б).       Есть ещё четвёртый способ, который и испытывает на себе Кихён. Ещё с самого зарождения ада и рая две расы — ангелы и демоны — соревновались друг с другом. Одни хотели уничтожить других, чтобы в последствии на небесах осталась только их раса. Они настолько увлеклись, что совершенно забыли об обычной жизни. На первом месте для них была работа на правителя. Мир смертных был создан Всевышним, для того чтобы избавляться от ангелов, которые ленились работать, или хоть каким-то образом совершали оплошность. Сатана же держал демонов в узде своей жестокостью, поэтому все были послушны, но у ангелов и демонов тоже есть чувства. И, если демоны влюблялись в ангела или «падшего», их так же выбрасывали в мир смертных.       Но всё же Сатане нужны были воины, трудоголики, он не был столь привередлив, как Всевышний, поэтому создал демонов-хранителей, что должны были находить только родившихся «падших» и с малых лет приучать их к плохому, дабы их души очерствели и после смерти они отправились на служение Сатане.       Кихён был «падшим», и Чангюн, только лишь увидев улыбающегося младенца, понял, — именно этого ребёнка он хочет испортить. Что-то внутри него трепыхалось при одном только взгляде на человеческое дитя, и молодого демона это бесило до безумия. Чангюн до потери пульса хотел стереть эту искреннюю улыбку с его нежного личика. Но в последствии вот эта вот самая счастливая улыбка посадила в его сердце семечко любви, ещё только зарождающейся, пускающей свои корни. Именно она разрушила демоническую сущность приспешника Сатаны.       Чангюн наблюдал за тем, как Кихён растёт, следил за его усердной учёбой, за его рвением достигнуть цели, за его наслаждением жизнью и тоже хотел почувствовать, какого это — быть смертным. Демоны и ангелы не улыбались и не плакали, потому что были словно запрограммированные роботы, созданные, чтобы служить. Если демон или ангел проявляет эмоции — его нужно изгнать, ведь эмоции — первый признак очищения души (именно для приспешников Сатаны), первый признак влюблённости, человечности. И, когда Им читал вместе с Ю книги о мифологии, ему хотелось сжечь их все, до последней, потому что ему хотелось плакать, наблюдая за кихёновым мечтательным выражением лица. Он никогда не рассказывал парню о настоящем аде и рае, потому что не хотел убивать его душу, надежду. Для Чангюна раем в людском представлении можно было назвать сам мир смертных. Иму всё больше и больше хочется совершить что-то запрещённое, дабы его изгнали хотя бы на время из ада, хочется стать человеком и почувствовать вкус боли, отчаянья, счастья, любви и нежности.       Кихён всё крепчает, его увлекает пение, и Чангюн готов свалить обратно в ад, лишь бы не слышать этого чудесного голоса, этих протяжных нот, когда по коже бегут мурашки и кажется, будто сознание вот-вот уплывёт, оставив уже безвольное тело демона и дальше сидеть на полу.       Когда Кихён спрашивает, понравилось ли Чангюну, приспешник Сатаны проглатывает восхищение, прячет его куда-то в глубь своей чёрствой души и с насмешкой отвечает, что если надеть на голову картонную коробку, а на голос наложить кучу фильтров, то, возможно, слушать будет терпимо.       Когда обиженный Ю хватает с пуфика подушку и кидается с нею на Има, демон хватает Кихёна за руки и роняет вместе с собой на постель. Для парня это, кажется, вполне нормально, но вот для Гюна это крайне тяжело, слишком близко и интимно. Семечко в его сердце пускает корни больше, завладевая им уже наполовину.       Когда Чангюн больше не сидит дома и следует повсюду за юношей, чувствует, будто он обычный человек, как и Ю, будто они просто гуляют в самый обыкновенный весенний день. Когда парень впервые напивается на дне рождения друга и в беспамятстве послушно идёт за каким-то юношей, Им впервые применяет демоническую силу против человека, хотя эти действия запрещены законом ада. Впервые в ту ночь Чангюн падает на колени перед человеческими детьми, хватаясь за горящий затылок, на котором пентаграмма — знак подчинения Владыке ада — прожигает кожу демона. Кихёнов обидчик сидит у стены и испускает от себя запах жаренного мяса. Впервые Чангюн убил человека. Но для него это не было чем-то ошеломляющим, он не сидел около мёртвого обожённого тела, в ужасе осматривая его, — он аккуратно поднял пьяного Кихёна на руки и понёс домой. Он знал, что понесёт за это наказание, когда выполнит свою миссию, но не мог ничего изменить, не мог повернуть время вспять. Более того, если бы и была таковая возможность, он бы всё равно оставил всё, как есть.       А всё потому, что в сердце его распустился прекрасный цветок, что разнёс пыльцу по всей его душе. Семечки стали раскрываться и там. Растения весьма удивительны — они могут расти даже в, казалось бы, смертельных для них условиях. Даже в его чёрствой душе нашлось место для прекрасных цветов.       Когда Кихён стал отвечать взаимностью, Чангюн уже и не помнит. Парень всегда был рядом, поэтому изменения в нём заметить было тяжело — они происходили не скачкообразно, а постепенно, плавно, медленно. Вот Ю, поддавшись эмоциям, вешается на шею Чангюна, радуясь хорошей оценке за экзамен, а вот он уже с силой ударяет демона в грудь, потому что тот по-плохому подшутил над его парнем. Чангюну плохо, ведь цветы душат его своими корнями — ревность — но он так и не признаётся юноше, откладывая всё в дальний ящик. Он всё ещё демон, он всё ещё служит Сатане, ему всё ещё не позволено.       Когда Ю рисует портрет Чангюна, Им, казалось Кихёну, должен смеяться до потери пульса, потому что это чертовски непохоже, криво, и вообще у него нос картошкой, но демон почему-то нежно улыбается, треплет волосы парня и просит нарисовать ещё один — чтобы каждому досталось по экземпляру. Кихёну смешно, но приятно, ведь он действительно оценил. Искренне.       Когда Кихён счастлив из-за первого поцелуя со своим парнем — Чангюн радуется за него, пусть и неискренне, зато вызывает у юноши ещё больше положительных эмоций. Когда Кихён приходит с очередной встречи со своим парнем и льёт горькие слёзы, Им накидывается на него с расспросами, высказывая своим поведением беспокойство. Кихён этого не замечает — его бросили — и ничего больше не важно для него сейчас. Демон утешает, говорит, что сочувствует, но, обнимая парня, скрывает за его спиной улыбку. Он не может видеть кихёновы слёзы, ему и самому становится больно, будто это его покинул любимый человек, но мстить бывшему Ю он не собирается, ведь тот парень дал Чангюну повод признаться, окончательно плюнуть на свою демоническую сущность.       Чангюн боится, но очень желает. Он не хочет портить жизнь Кихёна, но так хочет быть с ним рядом, чтобы навсегда, чтобы касаться губами тёплой щеки, чтобы переплетать пальцы и рассказывать друг другу, как прошли их рабочие дни, чтобы засыпать рядом и просыпаться тоже.       Метка на затылке жжёт безумно уже долгое количество времени — Владыка ада следит за ним, посылает знаки о нарушениях, угрожает жестокой расправой и пытается усмирить, утихомирить бунтующего демона, но Чангюну абсолютно плевать. Главное для него — чувства Кихёна. Если всё взаимно, если он согласится, Им станет человеком, отвернётся от своего родного дома, плюнет в лицо самому Сатане — главное — Кихён.       Чангюн несмело касается кихёновых губ и чувствует ответную реакцию. Юноша высказывает взаимность, сминая чангюновы губы. У Има на затылке раскалённый металл — вокруг шеи появляется цепь, жгущая огнём, мешающая дышать, Гюн падает на колени и старается хоть как-то разжать стальные оковы — не выходит.       — Чангюн! — голос Кихёна тут же садится от страха. Он кидается к демону, но не знает, что сделать, чтобы тому стало хоть немного легче.       — Я этого и добиваюсь, — уже почти теряя себя в этом вихре отвечает Им. — Если сейчас придут жнецы, я стану человеком… Ты дождёшься моего перерождения?       — Сколько?       — Душа демона перерождается не сразу, как человеческая, а через пять лет… — Чангюну тяжело говорить, но он продолжает, хватая как можно больше кислорода. — Потому что люди живут сто лет, а демоны пятьсот.       Сознание Има уже уплывает, он чувствует, что вот-вот провалится в небытие, но знает, что этого не случится.       Один.       В стене кихёновой комнаты появляется портал.       Два.       В комнату входит демон. Лица его не видно — оно скрывается за капюшоном красного плаща. В руках коса, и Кихён с ужасом понимает, для чего она ему нужна.       Три.       — Демон-хранитель Им Чангюн, ты обвиняешься в предательстве Владыке ада. Готов ли ты понести наказание и умереть, или предпочитаешь отказаться от своего задания, быть помилованным и не возвращаться более в мир смертных?       — Ты дождёшься меня? Через пять лет тебе придётся… — Чангюн просто не может сказать «убить себя», ведь даже и подумать об этом не может, но Кихён понимает всё и без слов, поэтому Им продолжает — времени чертовски мало, — мы должны переродиться вместе. В этот же день.       — Встретимся в следующей жизни, — шепчет Ю и нежно касается своими мокрыми губами сухих чангюновых.       Им просит отвернуться, когда его за шкирку тащит к себе жнец, но Ю может только ронять слёзы — он не в состоянии пошевелиться. Демона ставят на колени перед жнецом, ослабляют цепь, но не снимают до конца, и отрывают рога. Рык, полный боли, разносится по всей округе, но никто, кроме Кихёна не может слышать его, умоляющего о помощи. Чангюн пытается сжать челюсти, молчать, не причинять любимому ещё большую боль, но демон просто не в состоянии этого сделать. Жнец отрубает ему крылья, оставляя кровоточащие раны и слёзы из чангюновых глаз. Завершение ритуала — кинжал в сердце. Тело рассыпается в прах.       Жнец испаряется из квартиры юноши так же быстро, как испарился и Чангюн, забирая с собой и кровь, растёкшуюся по полу кихёновой комнаты. Ю сжимает в руке портрет любимого демона и безумным шёпотом повторяет вновь и вновь:       — Встретимся… Мы обязательно встретимся в следующей жизни.