война бессердечная ж ты сука

Мы [пехота] делаем это — меняются времена, меняется оружие, но суть нашей профессии остаётся неизменной, такой же, как тысячи лет назад, когда вооружённые мечами орды неслись за своим вождём с диким боевым кличем. Роберт Хайнлайн, «Звёздный десант»

1. Фрэнсис ненавидел книги. Чтение — для ботанов, умненьких ублюдков, которые вечно издевались над Фрэнсисом. Толстый, смеялись они, тупой и медленный, а ещё папаша у него хиляк, к военной службе не пригоден. И самого Фрэнсиса никуда не возьмут, потому что любой жук умнее его. Невысокий и пухлый, Фрэнсис чем-то походил на одну из милых круглых собачек. Красивым его назвать было трудно, но и уродливым — тоже. Он то краснел, то бледнел, глотал злые слёзы и порывался поколотить обидчиков, но те легко сбегали или собирались вместе и колотили в ответ. И продолжали насмехаться день за днём. Фрэнсис ненавидел школу — из-за них и их насмешек. В шестом классе отец впервые подарил ему книжку. Рука отца дрожала, и, едва отдав подарок, папа немедленно потянулся к груди, где прятался под тканью уродливый хирургический шов. Книжка называлась «Стратегикон» и стала первой, которую Фрэнсис по собственной воле дочитал до конца. Её написал древний полководец уже исчезнувшей страны, все тактики и стратегии оттуда были рассчитаны не на современную технику, «Мародёров» и межпланетные войны, а на пехоту и конные отряды с мечами, копьями и луками. Фрэнсис видел их, пока читал. В его голове разворачивались невероятные баталии, сталкивались армии, ржали кони, нервно вставая на дыбы и давя противников копытами, люди наносили удары и парировали, проигрывали и побеждали. Там не было космических кораблей, но происходило самое главное, самое значимое на поле боя. У Фрэнсиса впервые в жизни появилась цель. Вступить в ряды мобильной пехоты стремились немногие, но Фрэнсису только это и нужно. К выпускному классу он резко вымахал, а занятия спортом превратили его в коренастого крепкого бойца. Если над ним теперь и смеялись, то только за спиной и шёпотом. Фрэнсис продолжал ненавидеть лобастых умников, подававших заявления в пилоты, стратеги, кто-то даже проходил тест на экстрасенсорные способности; в понимании Фрэнсиса это была необходимая, но излишняя трата сил, на которую сам он никогда размениваться не станет. Впереди всегда будет мобильная пехота. За все последующие годы Фрэнсис ни разу не сомневался в своём выборе. Ни когда ползал по грязи в окопах тренировочного лагеря, ни когда в своём первом бою столкнулся с жуками — он лишь крепче схватился за оружие и начал стрелять, целясь так, как учили. В первые же полгода службы его повысили до сержанта. Фрэнсис был забыт — остался лишь сержант Брутто, и вместе с именем ушли все страхи и комплексы прошлого, потому что Брутто на своём месте. Он орал на рядовых, он прикрывал их, он следил, чтобы приказы лейтенанта исполнялись в точности. Лейтенант гордился им, но дальше в звании не поднимал — потому что сержант Брутто должен быть сержантом, это его роль. Его жизнь. Брутто женился, помогал жене растить сына, но жизнь вне боя до сих пор казалась сложной. Там как будто чего-то не хватало, и иногда Брутто снова чувствовал себя маленьким обиженным Фрэнсисом, сталкиваясь с заносчивыми умниками-штатскими. Но сержант Брутто умел ставить их на место. 2. Служба в пехоте стала популярной после того, как в первой войне с жуками десант оказался решающей силой. И когда жуки нанесли новый удар, Брутто охотно вернулся в свой отряд, радуясь от каждого «сержант», произнесённого другими солдатами. Даже новички не испортили ему настроение: пара неоперившихся новобранцев-десантников пыталась острить, но с ними разговор будет короткий, а приставленный Интелом репортёр-штатский всего лишь трусливый мальчишка — может, из него и выйдет толк, но далеко не сразу. И Карл Дженкинс из спецотдела. «Чёртовы экстрасенсы», — пробормотал при его появлении Госсард, и Брутто был с ним согласен. Чёртовы лобастые умники — а этот носил форму десантника и умел копаться в чужих мозгах. Брутто возненавидел его мгновенно. На первой же миссии Дженкинс заявил, глядя на чистую, если верить сканерам, базу: — Там кто-то есть. — Я же только что сказал, что там пусто! — немедленно рявкнул на него сержант. Карл вновь отрешённо уставился на серебристое здание. Он оказался прав. Он всегда оказывался прав. Он оказался дружком тех новичков, и ему всегда было с кем посмеяться — хотя смеялся Карл нечасто. Он был хорошим солдатом, его телепатические способности спасали отряд и всё человечество несколько раз. Но у Брутто сводило челюсть каждый раз, когда тот с отстранённо-задумчивым лицом начинал говорить — неважно что, каждое его слово казалось насмешкой. «Я умный, а ты — нет». «Ты сержант, но к моим словам прислушиваются все». «Я знаю больше, чем ты». «Я всегда буду знать и понимать больше, чем ты». Дженкинс никогда этого не говорил. Но Брутто читал это в его глазах и словах, и кулаки чесались врезать нахальному умнику. Особенно когда тот стал звездой Интела, поборов жука-мозга, буквально взорвав его своими телепатическими штучками. Сержант Брутто не боялся его, но то, что осталось от маленького Фрэнсиса, привычно закрыло голову руками, приготовившись к болезненным насмешкам. Миссия «Тофет» изменила всё. Госсард собрал переводчик — наверняка он был не единственным, кто пытался найти общий язык с жуками, Брутто даже не стал обращать на это внимание. Но Дженкинс обратил — влез со своими замечаниями, мол, жуки не такие, как мы, говорить с ними — провальная затея. — Не томи нас, Дженкинс, — не выдержал Брутто, встав совсем близко. — Что там внутри головы жука? Телепат немедленно напрягся, и ухмылка Брутто стала шире. Сержант знал свой отряд достаточно хорошо, чтобы быть в курсе нелюбви Дженкинса к нарушению личного пространства. — Пустота и мрак. Он живёт, чтобы убивать, — с той самой ненавистной отстранённостью ответил Карл. И его все слушали. Это тоже бесило до зубовного скрежета: сержанту приходилось орать, чтобы быть услышанным, а Дженкинс всегда говорил тихо, но остальные замолкали, внимая каждому слову. Как будто этот умник был особенным, важным, по-настоящему главным. Брутто схватил его за руку, дружески скалясь: — Вот бы мне таких солдат! Карл вырвался из его хватки — тот особо и не удерживал — и огрызнулся: — В нашем отряде один такой уже есть. В повисшей тишине хихикнула Флорес — и Брутто сорвался. Он с воплем бросился на отвернувшегося Дженкинса, впечатывая того в стену и пытаясь дотянуться до креплений шлема, чтобы врезать по нахальной морде, по шибко большой черепушке, да побольнее. Чтобы этот чёртов умник запомнил, чтобы не смел!.. Их прервали: Рэйзак отдал приказ готовиться к высадке — и Брутто лишь наградил Дженкинса полным злости взглядом. Тот ответил тем же, и Брутто восторжествовал — он заставил заносчивого умника беситься от ярости. Для него это было важно. После высадки лейтенант спросил у Дженкинса обстановку. Телепат разочарованно помотал головой: — Ничего, сэр. Наверное, мешает магнитное поле. Брутто должен бы волноваться, но вместо этого он злорадно ухмыльнулся. А когда Карл при встрече с тощими аборигенами лишь повторил свой жест и пробормотал что-то про сложные мыслительные процессы, якобы слишком запутанные, Брутто едва не рассмеялся в голос. Похоже, после победы над жуком-мозгом телепат начал сдавать. Умников никогда не хватает надолго, то ли дело — настоящий пехотинец? Может, скоро Дженкинс станет совсем бесполезным, и его отправят в тыл. Но всё-таки именно Карл первым среагировал на засаду. Зло усмехнувшись, Брутто перехватил оружие поудобнее и принялся палить по жукам: дружелюбные аборигены оказались предателями. Дженкинс, хоть и бесил, всё-таки был человеком. Своим. Когда пропал лейтенант (а вместе с ним и репортёр, но он для Брутто не так важен), сержант на миг замешкался, но тут же взял на себя роль лидера. Он тоже хотел бы найти пропавших — только вот его боевой опыт говорил ему: не пропавших, а погибших. Это не первые его боевые товарищи, которые пали в бою. Брутто уже научился отпускать, хотя до сих пор неприятно. И от того, что остальные наперебой требовали отправиться на поиски, лучше не стало. — Сержант Брутто, они живы. Дженкинс вышел из полумрака, где прятался до этого. Сосредотачивался? Использовал свои телепатические штучки? — Я чувствую это, — сказал он так, словно это было главным аргументом. Брутто смерил его тяжёлым взглядом. — Горе тебе, если ты ошибся. Но Дженкинс, как всегда, оказался прав. Брутто этому только радовался. Брутто был доволен званием сержанта: пока он заменял лейтенанта на посту командира, он чувствовал себя не в своей тарелке. Что хуже, об этом знали остальные. Особенно — Дженкинс. Благо, телепат догадался молчать об этом. Но Брутто следил за ним — и первым заметил странности. Карл уходил в себя чаще обычного, замыкался в себе, реагировал не сразу — хотя перед боем словно «включался», вновь становясь обычным солдатом. — Тебе не кажется, что наш умник будто под кайфом? Док посмотрел на сержанта, как на безумца. — Мы все здесь такие. Из-за излишне дотошного робота забытое имя прозвучало вслух. — Фрэнсис? — ахнула Флорес, удивлённо переглядываясь с Дженкинсом и Рико. — Никому ни слова! — прорычал Брутто, отводя взгляд от телепата. Удивительно, что его послушались. Внутри поселилось чувство безопасности, впрочем, ненадолго. Вскоре появился другой повод для беспокойства, всё так же связанный с Карлом Дженкинсом. В какие-то моменты казалось, что с Карлом всё в порядке, но иногда на него вновь накатывало некое подобие транса. С каждым днём Дженкинс сдавал всё больше и больше: настолько, что Брутто обратился к лейтенанту с просьбой исключить экстрасенса из отряда и эвакуировать. Рико немедленно влез, вступившись за своего дружка, начал спорить с сержантом, и Рэйзак велел обоим заткнуться и вернуться на свои места. Победа над ещё одним жуком-мозгом далась Карлу нелегко. Но Брутто всё время был с ним рядом — по странной прихоти Тощих, решивших первыми скормить жучьей твари именно их двоих. — Жук-мозг знал, что я экстрасенс, — ответил на вопрос об этом Дженкинс. — А ты сопротивлялся яростнее всех, когда меня забирали. Жуку показалось, что мы близки, и смерть одного из нас сломает другого. — Ты был прав, жуки тупые и ничего не понимают в людях, — усмехнулся Брутто, продолжая крепко сжимать отобранное у Тощего оружие. — Хотя все вы, умники, стукнутые. — Так вы теперь с Дженкинсом друзья? — хмыкнул Госсард, когда корабль с отрядом уже оторвался от земли. Брутто даже говорить ничего не стал, лишь яростно нахмурился — и Госсард сразу сдал назад, бормоча «Понял, понял». Через секунду Карл уснул, уронив голову ему на плечо. На следующий день, проходя мимо рядов столиков в столовой, Брутто услышал обрывки разговора — Флорес, Рико и Дженкинс опять проводили время за дружеским трёпом. Брутто предпочитал общаться с сержантами, к столу которых направлялся, но краем уха уловил несколько фраз. — Окей, это был не самый умный поступок! — Рико поднял руки вверх в защитном жесте. — Как и все остальные, — негромко добавил Карл, улыбнувшись. Флорес рассмеялась и хлопнула Рико по плечу, а тот надулся — ненадолго, в его глазах уже искрилось веселье. — Да ладно, мы любим тебя не за это, ведь... — начала было Флорес, но Брутто уже был слишком далеко, чтобы слушать. То, что Дженкинс общается так со всеми и умеет делать это беззлобно, почему-то умиротворяло. Этот проклятый умник был хорош. Был. Пока контролирующий мозг жук не пытался вцепиться в его шею, и Дженкинс не психанул. Уже позже Брутто читал заключение экспертов, пропуская излишне заумные пассажи и вычленяя из текста главное: телепат настолько боялся чужого контроля над своим разумом, что превзошёл себя — и потратил все ресурсы своего разума. Убил жука силой мысли, но сам провалился в кому. Почти что умер. Вглядываясь в строчки на своём планшете, Брутто вновь возненавидел чтение, книжки и умников — потому что от них одни проблемы, что от людей, что от жуков. Проклятые умники. Брутто не подавал виду, что что-то не так, да и весь отряд скорбел о потере, но лейтенант что-то заметил. Он слишком хорошо знал своего сержанта. — Я уже читал это. — Я знаю, — Рэйзак продолжал хмурится. — Иногда полезно вернуться к истокам. Брутто посмотрел на потрёпанное бумажное издание. «Искусство войны» Сунь Цзы. — Я предпочитаю византийский подход. По взгляду Рэйзака понятно, что тот предпочитает знать как можно больше о любых методах ведения боя. Поэтому он носит нашивки лейтенанта. — Я знал, — у Брутто не получилось произнести это спокойно, — что умники долго не держатся. — Дженкинс не умер, сержант. «Почти что умер», — едва не вырвалось у Брутто, но вместо этого он медленно выдохнул, успокаиваясь. — Надеюсь, нам не дадут ещё одного умника взамен. — Дженкинса не заменить. Во всех трактатах по тактике и стратегии нет такого понятия — незаменимый солдат. Всех можно заменить. Когда-нибудь заменят лейтенанта, когда-нибудь и самого Брутто тоже. 3. Сунь Цзы нравится Брутто меньше Маврикия. Сержанту кажется, что китаец относился к солдатам, как к рабам, предпочитая не воодушевлять, а запугивать, загонять в угол. Но кое в чём он был прав. «На войне слышали об успехе при быстроте её, даже при неискусности её ведения, и не видели ещё успеха при продолжительности её, даже при искусности её ведения». Война с жуками слишком затянулась — и, несмотря на победы, потери лишь накапливались. Когда-нибудь солдаты закончатся, и тогда жуки спокойно прилетят на Землю и покорят её без какого-либо сопротивления. Поэтому Брутто продолжал рваться в бой, искал сражения и дрался со всей яростью. Умники могут думать сколько угодно, но они где-то далеко. На передовой они долго не выдерживают. Всё решает пехота. И Брутто намеревался дожить до победы человечества.