Мотивация

Стивена Хендри впору было называть отщепенцем: в круг профессионалов из Шотландии он отчаянно не вписывался. С Джоном Хиггинсом дружба не сложилась много лет назад (юный игрок из Уишоу глубоко переживал тот прискорбный факт, что его персоной публика интересовалась куда меньше, чем личностью Хендри), Стивен Магуайр был слишком молод, а Грэм Дотт просто на многое смотрел иначе. И в этом была главная проблема Ронни О'Салливана. Тонны бумаги исписаны историями о том, как сложно сделать первый шаг и признаться в своих чувствах. Не взять же просто букет цветов, и дальше «ты классный мужик, давай сходим куда-нибудь»? Столь ответственный шаг требовал серьезной подготовки и изучения пристрастий объекта пылких чувств. Увы, даже интернет не помогал в этом нелегком деле — в твиттер Хендри таких подробностей не постил, на фанатских форумах обсуждали догадки. Можно было бы спросить кого-то, хорошо знакомого с привычками великого чемпиона, но… Ронни ладил с Джоном Хиггинсом, а тот не ладил с Хендри. Зато Хендри дружил с Марком Уильямсом, а Ронни предпочел бы три раза слетать в Китай и обратно, чем задать такой вопрос валлийцу. Во всяком случае, этому конкретному валлийцу... Выход нашелся: отыграв очередной матч, О'Салливан пошел в бар и выцелил среди его посетителей Мэттью Стивенса. — Привет, Мэтт, рад тебя видеть! — широко улыбнулся он, ничуть не покривив душой. — Выпьем? Бармен, еще по одной, на мой счет! Потом они выпили еще раз. И еще раз. По мере того, как пустели рюмки, взгляды теплели, а разговоры становились все более доверительными. Наконец, Ронни почувствовал, что настал момент идти ва-банк. — Скажи, Мэтт, — спросил он, то ли собеседника, то ли Вселенную в его лице, — чего не хватает Стивену Хендри во мне? Разве я не признаюсь ему в любви в каждом интервью? Разве не хотел отказаться от рекордного максимума, чтобы произвести на него впечатление? Ну что еще я должен сделать, чтобы он посмотрел на меня иначе? Валлиец вздохнул. Ему не хотелось раскрывать некоторые вещи, но неподдельное страдание О'Салливана тронуло его сердце. — Понимаешь, — сказал он, — Стивен эстет. А ты стопы не тянешь. — Ч-чего? — Видишь? Стопы! — Мэттью показал пальцем вниз, на свою ногу. — Ты их не тянешь. — Куда? — Вообще. Он посмотрел на свою рюмку — там оставалось на дне — и кивнул бармену, чтобы налил снова. — Стивен любит все красивое. Чтобы спина ровная, плечи развернуты, стопы — ну, я уже сказал. Ты не думай, ты хорошо смотришься. Но вот поднял ногу — а стопа утюгом! Ужас! Ронни помолчал несколько секунд, переваривая услышанное. — Заливаешь, — неуверенно сказал он. — Я на Уильямса как гляну, какие там плечи и стопы, а ведь… — Марк — другое дело, — перебил его Мэттью. — С Марком они сдружились против бюрократов, поэтому, ему он прощает. Но в остальном Стивен очень строгий эстет. — И что, если я буду это самое…тянуть, Стивену понравится? — Конечно. Это даже мне понравится. Ну и данные у тебя хорошие, просто нужна шлифовка. Ручка или карандаш есть? Ронни похлопал себя по карманам и беспомощно посмотрел в ответ. Ручка, к счастью нашлась у бармена. Валлиец написал что-то на салфетке, сложил её и протянул товарищу. — Приходи завтра утром по этому адресу. * * * В девять утра Ронни О'Салливан уже мерз у входа в спортзал. Прождав десять минут, он достал смартфон и нашел номер Стивенса. — Сколько тебя еще ждать? Я пришел, как договаривались! — Серьезно? — на другой стороне присвистнули. — Тогда заходи внутрь, пройдешь до конца, там еще один зал, готовься, я буду через четверть часа. Еще один зал оказался пустым, но с зеркалом во всю стену и длиннющим поручнем, привинченным на уровне пояса. Ронни кинул сумку на пол, присел рядом с ней и погрузился в раздумья. Мэттью появился даже раньше, чем обещал. Не прошло и десяти минут, как его фигура нарисовалась в дверях. — Ты еще не приготовился к занятию? — удивленно спросил он. — Какому занятию? — По хореографии, конечно! Валлиец встал у зеркала, оперся левой рукой о тот самый непонятный поручень, правую поднял над головой и вытянул вперед ногу. — Раз-два-три… О'Салливан вытаращил на него абсолютно круглые глаза. Не ему судить остальных, но… Балет? — Вставай к станку и повторяй за мной, — велел Мэттью. — Плие — раз-два-три. Деми-плие — раз-два-три. Гран-плие… Лучше встань во вторую позицию, она устойчивее. Ронни все еще не двигался с места, поэтому Стивенс тоже остановился и повернулся к нему, всем своим видом выражая «Ну что теперь?» — И ты этим занимаешься регулярно? — выдавил из себя, наконец, Ронни. — Да. Между прочим, очень помогает снукеру. Забивать из сложных позиций легче, координация лучше. С тех пор, как Стивен Хендри показал нам пример, мы стараемся поддерживать уровень. Это решило все. О'Салливан снял туфли и, оставшись в носках, пристроился у станка (вот как, оказывается, эта штука называется). Значит, повторять все за Мэттом? Ладно, он сможет. Если Хендри это может, то и он тоже! — Стоп! — Стивенс отошел и начал рыться в карманах куртки. — Забыл плеер, — извиняющимся тоном сказал он. — Сегодня будем под смартфон, а завтра уже принесу. Пустоту хореографического зала наполнил нежный перебор клавиш фортепиано. — Это что? — спросил Ронни. — Это Шопен, — ответил Мэттью, возвращаясь к станку. — А может, лучше Моцарта? Тот покачал головой. — Рано тебе пока Моцарта, Ронни, — ответил он. * * * Если раньше О'Салливан и считал Мэттью Стивенса одним из самых приятных ребят в мейн-туре, совместные занятия балетом быстро развеяли это заблуждение. В роли наставника по хореографии Стивенс оказался настоящим зверем. Экзерсисы длились часами. Арабески Рон уверенно отнес в разряд пыток, пируэты возненавидел до глубины души. Занятия боевыми искусствами помогали плохо: кое-какая растяжка имелась, но мало просто высоко задрать ногу, как он часто делал, укладываясь на бортик из-за неудобного удара. Теперь приходилось еще и держать спину, разворачивать плечи и главное — тянуть носок. Но под отчаянный стук собственного сердца он напоминал себе, во имя чего приносит все эти жертвы. Точнее — во имя кого. — Ронни, что у тебя с руками? — раздался над ухом голос Мэттью. — Зачем пальцы так растопыриваешь, ты что, китаец? О'Салливан исправился и, вздохнув, уставился в потолок. Если все получится, ни одна жертва не будет напрасной! * * * В финале он был безупречен. Идеален. Он двигался так, словно зал наполняла музыка, и интерпретировал её каждым движением кия. Ласточка у бортика превращалась в произведение искусства. Каждый наклон к столу был выверен по канонам Мариуса Петипа. Даже опускаясь в кресло, Ронни делал это с грацией, достойной самого Нижинского. Мэттью одним из первых пожал ему руку после победы. — Я горжусь тобой! — искренне сказал он. Однако, среди желающих поздравить нового — в очередной раз — чемпиона, не было самой желанной фигуры. Переждав, когда схлынет поток пожеланий и восторгов, Ронни придержал Мэтта за рукав. — Стивен видел? — спросил он. — Да, — кивнул валлиец. — Ему очень понравилось. Я сам слышал, как он отметил твой прогресс в линиях и особенно — стопах. — Тогда где же он? — С командой БиБиСи, в студии. — И что, он даже не подойдет после всего, что я сделал для него? — А ты его звал? Ты же вроде просто хотел произвести на него впечатление? Вот и произвел. Перед мысленным взором Рона опять вырисовалась давнишняя перспектива: «ты классный мужик, давай сходим куда-нибудь»… Мысленно он застонал, и Мэттью, будто уловив его смятение, похлопал коллегу по плечу. — Взгляни на это с другой стороны. Начало положено, а дальше можно работать. И как у нас говорят, песня может сказать больше, чем тысячи слов. — Я не умею петь, — сказал Ронни. — Как? Ты же итальянец! — Наполовину. — Ничего, научишься. Ронни искоса взглянул на валлийца. — Ты и уроки вокала даешь? — Лично я — нет. Но знаю, кто сможет. — Кого тут нужно вернуть в лоно культуры? — донеслось от дверей, и к ним поспешила знакомая высокая фигура. Ронни О'Салливан сглотнул в ответ на широкую жизнерадостную улыбку Доминика Дейла. Но, в конце концов, для Стивена.… Ни одна жертва не будет напрасной.