Пег и его шныр

      Однажды заболел Митридат.       С утра не поднимался с сеновала, осунулся, на причитания шныров во главе с Суповной реагировал вяло. Осмотрев пега, она же вместе с Кавалерией и Меркурием поставила диагноз — пищевое отравление. От него, как известно, не только люди страдают. Но вот чем оно было вызвано — кормом, который Кузепыч ещё на днях закупил свежий, у проверенного производителя из Алтая, который с удовольствием потребляют местные оленеводы с оленями, или же ещё от чего-то?       «Отчего ещё» вскоре выяснилось.       Родион вспомнил, что накануне, вернувшись с нырка, так вымотался, что как только привёл своего пега в стойло, а затем и саму летающую скотинку в порядок, налил воду в поилку из первого рядом стоявшего ведра.       Её тут же проверили, и тут открылось, что вода в поилке была нечистая, и причина тому — Макар, который почистив денник своей любимой Грозы, поленился вылить использованную воду, оставив в проходе «дык, на мало ли чьи нужды». — Молодцы, нечего сказать! Пять баллов «за трудолюбие» и все шесть за отсутствие мозгов на рабочем месте! — очень сердито подвела итог Кавалерия. — А ча я? Я же для своего пега старался, в чистоте держу, забочусь о своём боевом товарище! Откуда же мне было знать, что Родион, тоже мне старший, даже не взглянет в поилку… то есть в ведро? — Убираться не нырять! А ты вообще в курсе, школота вчерашняя, с каким трудом я последнюю закладку мимо ведьмарей протащил! — ощетинился в ответ старший шныр. — Молчать! Оба. Хороши, — обрубил зачинающийся спор Меркурий, — Лучше. Будете. Вместе. Дежурить. По пегасне. Ты, — он обратился к Макару, — Неделя дежурства. По всей. И. В каждом. Стойле. Понял, — напоследок уточнил Меркурий, как всегда в невосклицательно-точной манере. — Даже у Зверя? — растерянно спросил средний шныр. Меркурия Сергеевича молодой ныряльщик побаивался, особенно когда тот бывал очень недоволен или в гневе. Последнее, впрочем, бывает редко. — У Зверя. Только. По желанию. Самого. Зверя, — хмуро усмехнулся преподаватель. — Ну. А ты. Лечи. Своего пега.       Закончив распоряжение, которое Кавалерия одобрила сухим кивком, Меркурий Сергеевич развернулся и ушёл.       Макару же услужливый, когда ему необходимо, Вовчик, притащил донельзя «обрадованного» этим фактом младшему шныру ведро и швабру. Родион же, очнувшись из своих глубоких раздумий, догнал уходящих, в частности, Кавалерию. — Так как мне его лечить? — Как как… Молча! Даёшь ему лекарства строго по рецепту, следишь за самочувствием, моешь, чистишь, — директриса шныра явно была не в духе. — Забыл уже как год назад Ул возился с Азой? Которая между прочим, тоже по его вине пострадала. — Да знаю… помню… но в том то и дело то не умею я ни с кем возиться! — впервые со времени завершения обучения в Шныре, неустрашимый и сосредоточенный Родион едва сдерживал панику.       Кавалерия только недовольно повела плечом. — Ну что ж сказать… теперь это уже твои проблемы и твоего пега, который, между прочим, тебя когда-то выбрал. Всё, чем смогла на сегодня, тем и помогла. Всё остальное тебе объяснит Суповна. …И ничего не оставалось Родиону, как узнать какие лекарства и где можно их найти. Бегать в ветеринарные магазины и аптеки, вчитываться в инструкцию в упаковках. Снова уточнять у Суповны, а когда она не могла отвечать, у Дани, известного всезнайки Шныра, что имелось в виду в той или оной бумажке из упаковки: — Что ж сказать?.. — Что это за хрень, и желательно русским и понятным языком?! — Хм. Судя по этому препарату, он предполагается от амебиаза. Как стул у Митридата? — Какой стул? — у Родиона мозги в последние несколько часов прочтения «горе инструкций» и так устроили бойкот. А теперь он и вовсе недоумевал, какое такое седалище может быть у коня с крыльями? — Гм, я имею в виду жидкие выделения ээээ… его жизнедеятельности. Какого они цвета? Как пахнут? — Да как обычно пахнут … даже резче. А «моча жизнедеятельности»… не замечал. Хотя, мутное что-то было. — Тогда отбрасываем амёб, инфузорий и прочих «туфелек». Наш климат для них слишком не подходящий. Куда больше вероятность, что болезнь пега вызвана бактериями или плесенью в воде, — продолжал на ходу Даня, вышагивая циркульными ногами так быстро, что Родиону пришлось спешно подстраиваться под его шаг. — А почему не вирусами? — Ну, видишь ли… В большинстве случаем вирусные заболевания передаются по воздуху, в воде в основном проходя инкубационный период… хотя… — И как мне определить, что там вирус, что бактерия, или ещё какая тля… может он вообще от мухи какой-нибудь плавающей заразился? — Маловероятно, — серьёзно возразил Даня, вероятность подобного меньше пяти процентов, и то если каким-то чудом в деннике Грозы поселилась редкая тропическая разновидность мушиных… но тут же, как с амёбами. Климат! — при последнем слове Даня для важности поднял палец. — Так чем мне этих «мух амёбных», тля мать вашу, лечить! — не выдержал старший шныр.       Даня резко притормозил. — Для начала, успокоится! Затем, собраться с мыслями и ответить на один простой вопрос, — переключившись на «режим Кавалерии» умник шныра продолжил: — Из всех лекарств, которые посоветовала Суповна, есть простейший и известнейший его величество антибиотик? — Ну есть! — ответил Родион. — Ну вот и отлично, тогда будь так добр, на досуге изучи инструкцию к этому препарату. Затем примени его хотя бы недельку, как там сказано. А в дальнейшем посмотрим. — Чего?! — Пронесёт, или кому-то, скорее всего Кавалерии или Улу придётся поискать волшебной травы на двушке. В остальном же только следить и молится. О «волшебной травке» с двушки Родион уже ранее просил у остальных старших шныров, просто же следить за дальнейшем развитием ситуации и молиться было не в характере Родиона. — Ты что, не понимаешь?! Это! Мой! Пег!!! Как я могу успокоиться и наблюдать за тем как он подыхает? А будь он твоим пегом, как бы ты рассуждал и забегал?       Даня только вздохнул. — В том то и дело, что Митридат не мой пег, поэтому мне, как стороннему наблюдателю легко рассуждать и делать выводы вследствие твоих ответов на мои наводящие вопросы с целью ответить на твои собственные. Но, хочу отметить, ты тоже далеко не всегда вёл себя, как истинный хозяин Митридата! Многие, в том числе ваш скромный слуга, — на этом месте Даня слегка поклонился, причём без издёвки, — даже считали что он просто твой любимый пег для нырков, как Зверь для Штопочки или Цезарь для Кавалерии. Тот же Макар, как он со своей Грозой носится, а Ул с Азой?.. — Да что ты философствуешь впустую! Со Зверем и Штопкой и так всё ясно, а у Макара и Ула кобылы. Мне что, как за девочкой надо было за ним приглядывать что ли? Тоже мне… — Родион только сплюнул с досады. — Приглядывай как знаешь, уважаемый старший шныр. В конце концов — это же твой пег, кто кого из вас выбрал? — сказав напоследок, Даня с умеренно важным видом круто развернулся на каблуках, не впечатавшись в стену только лишь потому, что прошёл её насквозь. В последнее время молодой шныр всё лучше осваивался со своим даром. Родион же ничем не смог ему возразить. Ну, просто не чем…       Начиная с того же дня, «уважаемый старший шныр» почти не покидал денника своего пега. Некоторые «сердобольные» шныры порой порывались помочь Роде, но тот не менее «сердечно» привечал их попытки.       В итоге, после, как минимум, второго «радушного» рыка, количество добровольных жалельщиков сильно поубавилось. Остальные же шныры слишком хорошо знали Родиона и предпочитали сочувствовать ему молча. Лишь Суповна приносила ему еду, сетуя: «Вот, сначала просто набор собачий был, теперь же и глисты б обзавидовались!». Да и Меркурий с Кавалерией на пару минут заглядывали по очереди, что бы проверить как идёт лечение.       Митридат по прежнему не вставал с соломы. Он не умирал, принимал чистую воду, оставлял «продукты жизнедеятельности», порой устало отфыркивался на уколы лекарств, щедро, хотя и по рецепту делаемые ему его шныром.       Родион в свободные минуты думал, о многом. То о нырках, от которых получил небольшую передышку, да и отходняк после последнего оказался неожиданно лёгким. Думал он и о преподавателях и старших из его пятёрки, остальных шнырах с пегами, временами вспоминалась старая история с его неудавшейся любовью, «подаренной Асей»… которую он старательно гнал прочь.       И каждый раз он снова и снова мысленно возвращался к последним словам Дани: «В конце концов — это же твой пег, кто кого из вас выбрал?»       …кто кого из вас выбрал?» …Ранняя весна, солнце уже светит вовсю, но никуда не торопящийся холод всё равно упрямо напоминает о себе. Да ещё и неизменная мартовская слякоть в купе с обострившимися «ароматами» неубранных прошлогодних листьев и мусора, в который всё же иногда вкрадывается запах мокрой хвои и даже вечно цветущего Зелёного Лабиринта. Всё это вместе очень характерно дополняло общий фон того памятного дня, когда в загон вывели трёх семигодовалых жеребят, только что отнятых у их матерей-кобыл.       Шныры в предвкушении собрались вокруг загона, к очерченной черте периодически менялась очередь. В прошлом году повезло Игорю, его выбрал вороной жеребёнок с белой отметиной — «фонарём». Сейчас Арап стоял заметно повзрослевший, почищенный, в попоне, и удерживаемый за корду. Ведь его шныр, после того, как маленьких пегасят разберут, собирался устроить ему круговую пробежку. И всё же странно звучит — шныр пега. Может всё-таки пег шныра? Некоторые ныряльщики действительно называют себя хозяевами пегасов, но верно ли это по отношению к самим пегам? Очередной шныр покинул черту ни с чем. Пегасята меланхолично перебирали куцыми хвостиками и маленькими крылышками, настала очередь Ула. Стоило только здоровяку подойти к черте, как на него обратил внимание бурый жеребёнок с проточиной на морде. Этот жеребёнок и стала впоследствии Азой. Не успели шныры обрадоваться (а кто-то слегка позавидовать) удаче Ула, как к ещё двоим пеги не сунулись даже на волосинку. Вскоре пришло время Родиона. Вот он зашёл в загон, встал у черты. Не задевая её носками, как это делали многие, но и не слишком далеко. Молодой средний шныр ждал. Ждали и остальные шныры, учителя, даже Горшеня стоял и наблюдал, что же случится дальше. Жеребята то поднимали, то отпускали морды, пытаясь по примеру взрослых пегов жевать прошлогоднюю сухую травку. Родион, смотрел на них обоих минуту, две, три. Когда прошло около семи по его ощущениям, Родион крикнул: " — Ну уж извините, не могу я перед вами станцевать! Слон на музыкальное ухо сел!». И занёс ногу для поворота назад. Только Родик развернулся на половину, рука по инерции слегка залетела над чертой. И в этот момент Родион ощутил ненадолго, что его пальцы коснулись чего-то колюче-волосатого и слегка влажного. Остановившись, шныр увидел как с не менее удивлённым видом, словно сам от себя не ожидал такого закидона, лиловыми глазами уставился светло-серый, почти белый жеребёнок. А Кавалерия объявила, что они могут идти.       Бесконечно удивлённый, но радостный Родион всё же ещё долго был озадачен одним вопросом: Сам ли пег успел первым подбежать к нему, и его пальцы случайно на излёте задели его храп…       …Сейчас, названный в честь понтийского царя из-за неуловимой схожестью с конём на иллюстрации из учебника истории, на котором тот царь восседал, Мидридат, почти трёх годов жеребец загибался в куче грязной подстилки.       Вот кто бы мог подумать, что в какой-то мере и пегу придётся повторить печальный конец этого не менее несчастного царя. А ведь зря, что ли, в школе Родиону когда-то задавали делать реферат по последнему Евпатору.       Однако, старая, но мудрая поговорка: как назовёшь корабль, так он и поплывёт.       Родион, подумав об этом, зло усмехнулся себе. Но до чего же горька и обидна была та усмешка.       Почему ему приходилось верить в вечные истины только лишь после того, как на собственном опыте их испытает?! Судьба его такова? Или же непроходимая самоуверенная глупость?       Как же сильно почти белоснежный пег посерел до пылевого цвета. Перья растрепались, шерсть и волоски гривы слиплись, лишь глаза ещё блестят несколько лихорадочным блеском. У пега высокая температура.       И Кавалерия, и другие старшие уже летали в Межградье, но искомой травы пока не нашли. Поэтому приходилось хозяину «последнего понтийского царя» перечитывать по несколько раз рецепты и прочие инструкции по применению ветеренарных средств. Иль всё же, кто кого выбрал?       Родион оглянулся на Митридата. Тот уже закрыл глаза и спал. Это было видно по вздувающимся и опадающим рёбрам, скрытыми ныне очень тонким слоем мышц, всевозможных сосудов да колючей шкурой. Пег сильно отощал на одной только воде.       И вот переместился Родион поближе к своему пегу. К своему пегу?       Уж точно поближе… и уж точно, особенно сейчас, к своему.       К своему?..       После долгого молчания говорить получалось хрипло и не совсем внятно, но старший шныр не сомневался, что пег его и так услышит: — Так уж сложилось, что мы оба случайно выбрали друг друга. Но меня не волнуют случайности и кто чего о них думает. В любом случае — это так случилось и так есть. Ты хороший пег, но, а я… вроде бы не плохой шныр… но крепкой связи у нас не сложилось. И кто этому причиной, я, что не слишком заботлив и постоянен по отношению к тебе, как и себе… или же ты слишком легко шёл на контакт с Максом и Меркурием Сергеевичем, которым слишком часто тебя одалживал?       Ещё минуту после старший шныр молчал, затем продолжил: — Но скорее проблема остаётся за мной, в том, что слишком часто одалживал… — Я дрессировал тебя, наблюдал, чистил и убирался за тобой, когда мог. Хвалил за успехи и стегал кнутом за промахи. Но этого всё равно недостаточно, не хватало главного… — Родион хрипло запнулся. Основной поток слов иссяк, остались только путаные мысли, постоянно то всплывающие, то тонущие воспоминания в омуте памяти. Поэтому он просто гладил гриву Митридата, положив его голову себе на колени. При этом, не совсем осознанно продолжая уже мысленно диалог со своим пегом. — «Ул как-то пошутил, что я с тобой как серый рыцарь на белом коне. Конечно, ты не белый, особенно сейчас. А я… уж точно никакой не рыцарь. У них школа для лошадей более сурова, чем та, что устраиваю я. У три пуда мяса с костями в консервной банке приправленного «остреньким» ты бы точно такое не вынес, максимум Аскольд, и то как минимум только на земле.       Зато гиелы очень серьёзные такие «грузики» таскают, да ещё с элекрошокерами в приправе к «остренькому». Но у гиелы и ведьмаря редко создаётся крепкая связь. Один Гамов в примере. Ну, может ещё Рина. Хотя она со своим Гавром недалеко, да и то потому что почти совсем у нас в Шныре. Ну уж точно ведмари реже привязываются к своим монстрам, чем шныр к пегу. И даже «мяса в консервных банках» с своим измученным лошадкам привязывались почаще.       Так что же у нас? Сменное сотрудничество как у гиелы и берсерка? Нет.       Вынужденное взаимовыгодное сотрудничество как у рыцарей и их коней? Хм. Скорее, нет.       Тогда…» — на этом месте Родион ненадолго прервал свои мысленные заключения, и, продолжая при этом его гладить, взглянул в приоткрывшиеся глаза Митридата.       «Тогда может всё же просто сотрудничество… постоянное и даже нередко взаимовыгодное?»       Ни Родион в мыслях, ни Митридат ничего на этот вопрос не ответили. Как и до конца на предыдущий не заданный…       Просто потому что Родион реально устал и уснул как сидел, а Митридат поудобнее разместив свою голову на его коленях нырнул в «царство Морфея» вслед за человеком, который столь часто доверял ему в нырке, что было бы крамольно с точки зрения пега не последовать за ним, и не укрыть его насколько это возможно своим крылом. Тем более и для удобства обоих это было полезно.       В эту ночь Родиону снилось мутно, как бы в тумане. Учёные, изучающие процесс человеческого сна, могли бы назвать это осознанным быстрым сном, но для старшего шныра в любом случае было ясным и понятным лишь то, что он постоянно то бежал, то догонял или даже спасался от кого-то. Но останавливаясь, он к кому-то обращался, смутно видимому в тумане и при этом очень узнаваемому знакомому, что бы он что-то не делал ни в коем случае. А если точнее — что бы чего-то не отдавал, что б лучше он, Родион, понесёт это. И прежде, чем знакомый тянулся к нему, соглашаясь, ноги Родиона снова неслись дальше и так по повторному кругу. И сколько так продолжалось и чем это закончилось, Родион точно не запомнил. Лишь то, что ближе к концу сна знакомый становился всё более явственно узнаваемым…       Проснувшись поутру, Родион удовлетворённо отметил, что пег начал потихоньку оживляться. Что нельзя было сказать о самом Родионе, который чувствовал себя так вяло, словно и в правду всю ночь бегал, и не только во сне.       Попытавшись одобрительно похлопать жеребца по холке, он сделал одно неприятное открытие: Всё тело затекло, рука ничего не чувствовала, и вообще движения были словно в воде.       Попытавшись встать и как-нибудь размяться, Родя познакомился с ещё одним неприятным открытием: — он так и не смог нормально подняться, а перед глазами плыли жёлтые пятна и круги, словно он задержался на двушке дольше своего времени, — Окончательно подвели итоги этому факту шныры, которые в это же время дежурили в пегасне и Рина в своём дневнике. Первые, кто обнаружил состояние Родиона тем утром.       Теперь он заболел.       Пререкаться было бесполезно. А уж Суповна тем более не станет слушать невнятные причитания больного, неся его на себе в медпункт. Да и вообще, пег выздоравливает? Выздоравливает. Его шныр ему достаточно в этом помог? Помог. А в остальном людей лечить проще пегов.       Или?..       Вот только каждый раз, когда кто-нибудь навещал Родиона в палатке, он спрашивал о своём пеге. Ему отвечали. — Митридат поправлялся, это определённо.       Под конец шныр Родя повторял: — Говорил же ему, что он хороший пег, мать а!..       Нет, не легче…