Quiero verte sonreir

      Луна вваливается в его квартиру, едва не падая на Маттео.       — …Привет.       Он как-то против воли отмечает синяки под её глазами, обнимая девушку за плечи и уводя от входной двери на кухню.       — Что с тобой, девочка-доставка? — Луна не без его помощи садится за стол, и Маттео чувствует себя мамой-наседкой, пытаясь вычленить из содержимого внутреннего мира многочисленных шкафчиков её любимый фруктовый чай.       — Не могу больше. Кошмары. Амбар. Дедушка. Все! — Взрывается Луна, выкрикивая последнее слово истерически и тут же пряча лицо в собственных ладонях.       — Почти понятно, но с дедушкой-то что? — Маттео хмурится. На его памяти дедушка Луны — чуть ли не добрейший человек в её окружении. Луна глубоко вздыхает, зарывается пальцами в волосы и следит за Маттео, заваривающим чай.       — Он… чёрт, не знаю, как объяснить. Он ждёт от меня, что я стану Соль Бенсон. Ну, знаешь, вся такая девушка из высшего общества, настоящая хозяйка поместья… это не я. Я девочка из доставки, я неуклюжая, я падаю, я танцую на роликах лучше, чем без них, у меня от ветра вечно путаются волосы, и, если честно, меня пугает количество блёсток на платьях, в которые он пытается меня упаковать.       Перед Луной появляется чашка чая, она жадно набрасывается на неё, в упоении закатывая глаза.       — Разве ты не нравилась дедушке весь прошлый год, когда вы оба не знали, что ты Соль? — Луна фыркает в чашку, выражая своё отношение к замечанию Маттео.       — Ну, тогда я была Луной, дочкой прислуги. У меня не было миллионов, которые даже нельзя потратить, и никто не ждал от меня чего-то особенного.       — Добро пожаловать в клуб детей, не оправдывающих ожиданий родственников. Предлагаю отметить твоё вступление пиццей, колой и какой-нибудь комедией.       Луна раздумывает пару секунд, а после вскакивает, оставляя недопитый чай, и исчезает в недрах квартиры Маттео, спустя пару минут появляясь в его (слишком длинной для неё, что, пожалуй, к лучшему) рубашке и выглядывающих из-под неё его же шортах.       — Я готова.       Маттео зачем-то пытается вспомнить, откуда она знает, где лежит его одежда, но потом понимает: не раз и не два попавшая под ливень Луна оказывалась у двери его дома, стуча зубами и сетуя на жестокую судьбу.       Луна что-то довольно мычит, выражая таким незамысловатым образом своё мнение по поводу происходящего. Во рту у неё — кусок вкуснейшей пепперони, уведённый прямо из-под носа Маттео. Он не расстраивается: во-первых, заказал себе пиццу с ветчиной и грибами, которую Луна на дух не переносит, так что голодным не останется, а во-вторых — как можно печалиться, когда у этой солнечной девочки сияют глаза, когда она льнёт к тебе, когда она забыла обо всех своих бедах?       Луна опрокидывает в себя остатки из стакана с колой и, поймав его взгляд, кивает головой, мол, чего пялишься.       — Ничего, — тихо отвечает Маттео, притягивая её к себе, и кусает пиццу, к которой Луна по инерции тянется: у неё какая-то нездоровая страсть отбирать у Маттео еду, одежду и сердце. Она давится колой, краем уха услышав какую-то глупую шутку, произнесённую с экрана, и прячет лицо у Маттео в шее — одно из самых восхитительных тактильных ощущений в его жизни. Не пахло бы от Луны ещё пепперони— цены бы ей не было.       Спустя пятнадцать минут Луна, вымотанная проблемами и едой, засыпает, распластавшись на нём. Маттео знает, что завтра будет болеть спина, но не шевелится, боясь прервать её в кои-то веки спокойный сон.       Стараясь не потревожить её, он залезает одной рукой (вторая покоится у Луны на талии и не даёт ей скатиться с него и дивана на неприветливо холодный пол) в карман своих джинс и достаёт кольцо, потерянное ею в безумной гонке Канкуна.       Вертит в пальцах, смотрит пристально, что-то для себя решая, а потом берёт безвольную руку и аккуратно надевает кольцо на указательный палец, запечатывая молчаливую клятву поцелуем. Луна — та ещё растяпа, проснувшись, не заметит, а потом можно будет уходить от разговора, пока она не отчается. Или — что менее вероятно, но более предпочтительно — пока не поймёт.