Слишком долго.

Его ночной кошмар всегда один и тот же. Уже столько лет. Не проходило и ночи, чтобы Он, оставшись в трезвом одиночестве, не проснулся перед рассветом в холодном поту. Год от года этот сон обрастает все новыми ужасающими подробностями, но смысл не меняется. Уже столько лет. Бескрайнее небо. Бескрайнее поле. Колосья высокой пшеницы, волнующиеся на ветру, которого совершенно не чувствует Он. Здесь слишком темно для дня и слишком светло для вечера. Мрачные, тяжелые сумерки. По почти прозрачному небу плывут редкие, небольшие облака, похожие больше на растрепанные комочки ваты. Он стоит посередине этого поля, на краю огромного круга, где растет только еле заметная, вечно-желтая трава, и смотрит только перед собой. За столько лет Он еще никогда не обернулся, не посмотрел, что происходит за его спиной. Возможно, там Он смог бы найти спасение. Возможно, там кто-то пытается протянуть руку, помочь. Но Он всегда смотрит только вперед. С каждым годом людей перед Ним становится все больше. Все они по ту сторону, на другом краю круга. Сначала там стояли Его родители. Они стояли молча, глядели осуждающе, но ни мать, ни отец даже не пошевелились. Позже там появился Учитель. Такой же исхудавший и осунувшийся, как и перед смертью. Они все уже давно мертвы. Он — еще жив. А после тех страшных лет войны перед Ним застыла уже толпа. Сослуживцы, ишвариты. Мужчины, женщины, дети... Все - по ту сторону, все смотрят на Него с неприязнью, с отвращением. С осуждением. Сколько их еще появлялось все эти годы — Он не замечал. И не хотел замечать, до тех пор, пока среди них не появился Его лучший друг. Он тоже возник по ту сторону. Он был не с Ним. Больше всего Он боялся, что получит от него этот взгляд. Теперь не осталось никого, кто мог бы разрушить этот мир. Никого, кто мог бы вытащить его из этого круга. Хотя, возможно этот кто-то стоит за Его спиной и ждет его взгляда. Но Он боится отвернуться. В этом круге, помимо еще живого Его и уже умерших «их», есть еще один человек. Тот, кто остается всегда на одном месте, точно в центре круга. Тот, из-за которого Он так боится отвести взгляд. На земле сидит, лицом к Нему, поджав ноги под себя и чуть склонив голову на бок, Она. Единственная, из-за кого Он еще не перешел круг и не присоединился к остальным. Его слабый, хрупкий лучик надежды. Надежды на то, что они еще смогут вырваться, что смогут жить. Она могла бы помочь ему, Она могла бы стать той, кто протянет Ему руку помощи. Если бы Она не была такой беззащитной. Даже сейчас Она не может уйти из центра. Все эти годы просто продолжает сидеть спиной к тем, кто находится на том краю. Будто стоит Ей сделать шаг к Нему, они накинутся на Него. Будто Она защищает Его. Но Ей самой нужна защита. Он знает это. Как знает и то, что должен сам подойти к Ней. Но что-то не пускает Его. Что-то не дает подарить этому хрупкому созданию теплое прикосновение, прижать к себе сильнее, пообещать быть рядом. И так год от года. Ему всегда что-то мешает. Она продолжает верно ждать, ловя на себе лишь Его взгляд. Кто-то с той стороны тянет к ней руки, зовет к себе. Пытается коснуться светлых волос, в сравнении с цветом которых такая идеальная, спелая пшеница становится серой. Кто-то пытается обратить к себе взор Ее карих, пьянящих, словно коньяк, глаз. Кто-то пытается увести Ее к себе. А Она продолжает сидеть на месте, лишь тихо шепча его имя. «Рой». Она зовет его. Почти неразличимо, одними лишь губами, но Он прекрасно слышит Ее крик. Он нужен ей. Так же, как Она нужна Ему. В какой-то момент Он понимает, что это не может продолжаться вечно, что это должно закончиться. И это происходит. Спустя столько лет этот кошмар меняется. Каждый раз одинаково, и каждый раз Он готов кричать. Поле исчезает. На смену ему приходит холодная, плохо освещенная подземная лаборатория: круглая комната, каменные стены и пол, алхимический круг в центре. В этом круге, истекая кровью, лежит Она. А на той стороне комнаты, прямо напротив Него, продолжают стоять те же люди. Только теперь впереди всех стоит силуэт. Нет, не человек. Именно силуэт. Невысокого роста, плотного телосложения. У него нет ни глаз, ни носа. Просто — непроглядно белый человек. Его Истина. Истина подходит к Ней, и Он срывает голос в хриплом крике: - Риза! Не тронь ее! Уйди! Риза! - Он рвется к Ней, но кто-то словно приковал Его руки к холодной стене. Истина издает громкий, противный смешок, каждый раз все громче ударяющийся о пустые стены лаборатории. Он пытается освободиться, пытается защитить Ее... Он ведь уже видел... Видел, как Она истекала кровью на грязном полу. И это был не страшный сон. Это была ужасающая явь. Но тогда Он смог ее вернуть. Почему... Кто не дает Ему сделать это сейчас?! Еще одна секунда и... И что? Он никогда не видел этого сна. И Истина никогда не подходил к Ней. Истина смеялся над Ним, стоя на той стороне. Он остановился, с недоумением глядя на едва дышащее тело своей белокурой надежды. Потом перевел взгляд на Истину. На непроглядно-белом лице появилась противная улыбка, и по холодным стенам снова прокатился его голос: - Ты слишком долго ждал, Рой Мустанг. Теперь ты потерял… - слова Истины тонут в Его бешеном вопле. Он раскрывает глаза, тяжело дыша. В окно пробивается вечернее солнце, с каждой минутой все больше ускользая куда-то вниз, за крыши домов. Он сидит в своем кабинете. Для того чтобы понять это, ему понадобилась жалкая пара секунд. И еще секунда, чтобы увидеть Ее взволнованное лицо совсем рядом. Даже не думая, что делает, Он притянул Ее к себе, обнимая так сильно, будто видит первый раз после вековой разлуки, прижимаясь лицом к мягкой шее, губами касаясь через одежду того жуткого шрама. Он чувствует даже через грубый китель, который Она носит, мягкие изгибы ее фигуры под своими ладонями. Каким-то образом Он умудряется в ту же секунду стянуть с Ее волос извечную заколку, так что теперь спелая пшеница хлынула ей на плечи, иногда мягко касаясь Его лица, тепло переливаясь золотом в лучах заходящего солнца. Она успевает только удивленно вздохнуть, а Он улыбается своим мыслям: пшеница пахнет сладким кофе. Его. Его и только Его. Единственная, родная. Такая нежная, такая хрупкая. Он не потерял Ее, Она сейчас в Его объятиях. Она Его. Его... - Моя, - тихо шепчет Рой, а Она, словно очнувшись от этой сладкой секунды, заливается краской и, упираясь руками ему в плечи, возмущенно и громко говорит: - Генерал, что Вы себе позволяете? Вы вообще-то на собрании! Собрание... Черт. Как он мог упустить из виду человек тридцать, сидящих за столом?! И теперь все эти люди во все глаза смотрят на него и Ризу. Он хочет уже отпустить ее, списать все на минутный порыв - все же не подобает его положению! - но тут в голове снова звучит тот голос из прошедшего кошмара. «Ты слишком долго ждал». Он действительно слишком долго ждал. Почему бы теперь не подождать остальным? В конце концов, не так уж и важно это плановое собрание. И вместо того, чтобы выпустить помощницу из смущающих ее объятий, он прижимает ее к себе сильнее, запуская пальцы в мягкий золотой шелк. - Пошли вон, - громко приказывает он собравшимся и тут же слышит грохот стульев и звук лихорадочно удаляющихся шагов. Наконец дверь захлопнулась, погружая кабинет в тишину. - И что ты творишь? - шепчет Риза, не пытаясь больше вырваться. Она гладит его по спине и по голове, словно успокаивая напуганного ребенка. - Прости, - он чуть отстраняется, только для того, чтобы взглянуть на ее лицо, где в хмельном коньяке ее глаз нежным золотом разливаются последние солнечные лучи. Он устало улыбается, снова прижимая ее к себе. - Я слишком долго ждал.