Пускай, воспитан я дурно
И мало что видел, кроме дерьма.
Но свой кусок я урвал,
И выпью сок твой до дна.
ЛСП — Отброс
— Хэй, детка, познакомимся?
Девушка невольно вздрагивает. Так, что собеседник даже не замечает этого. Она пытается игнорировать его.
— Ты очень симпатичная, малышка, — более настойчиво произносит парень сиплым голосом, подсаживаясь ближе, обхватывая ее талию рукой и нагло прижимая к своему телу. От него несет алкоголем и какой-то наркотой — вероятно, травкой. Темноволосая морщится, всеми силами стараясь отодвинуться от него.
Она уже раз сорок прокляла тот момент, когда решила прогуляться с рыжим по его «делам». Сидеть в столь отвратительном месте, ей, как нормальной и адекватной девушке, было, мягко говоря, не особо приятно — обдолбанные, бухие мужики и куча женских задниц, не прикрытых чем-либо, уместились по всему залу. Даже достаточно громкая музыка не могла заглушить то, что происходило буквально в паре метров от девушки, отчего ей становилось лишь более некомфортно и жутко противно.
— Не стоит… — неуверенно произносит она и лихорадочно пытается скинуть руку парня.
Незнакомец упрям — он нагло кладет ладонь на ее бедро, поднимаясь выше и задирая футболку, пальцами пытаясь расстегнуть пуговицу на джинсах. Девушку трясет. Ее взгляд судорожно бегает по помещению в поисках
кого-то чего-то, но постоянно натыкается лишь на полуголых дам, и таких же, не менее «одетых», мужчин. Она сильнее вжимается в спинку дивана, не в силах сделать хоть что-то из-за страха, что оковал все тело, не позволяя двигаться. Полностью татуированные руки парня уже пытаются справиться с застежкой собственного ремня, но пальцы путаются, мешаясь друг другу, и он матерится, в нетерпении пытаясь расстегнуть замок.
— Ебаная шлюха, — до
чертиков знакомый голос раздается совсем близко, и девушка напрягается еще сильнее.
Медленно, словно боясь, что в любой момент ее могут убить — или, не дай бог, трахнуть — она поворачивает голову влево, полностью игнорируя обдолбанного парня рядом.
Ему и так ничего не светило.
Выдыхая табачный дым и обтирая окровавленную руку об черную штанину, рыжеволосый парень в отвращении оглядывается на открытый дверной проем сзади. Смачно плюнув прямо на порог, он поворачивается в сторону девушки, застывая на месте, пристально смотря в ее испуганные голубые глаза.
Даже в таком приглушенном свете она видит, как его зеленую радужку поглощает красный оттенок. Теперь трясет его, но совершенно не от страха.
Девушку словно прошибло током. Подорвавшись с потрепанного дивана, на ходу лихорадочно застегивая штаны, она подлетает к парню и не находит варианта лучше, чем вцепиться в его руку, прижимаясь к ней всем телом.
— Он… Он трогал меня, — голос дрожит и часто срывается, а она все жмется к нему, как к блядскому спасательному кругу. И чувствует, как он легко гладит ее по волосам.
— Подожди меня на улице, солнышко, — как-то отстраненно произносит Кашин, растягивая тонкие губы в ухмылке.
Она не стала спорить — кивнув и нехотя отпуская его руку, темноволосая, шмыгнув носом, уходит в сторону выхода, не оборачиваясь и не оглядываясь по сторонам, совсем не желая видеть то, что происходит вокруг.
Прислонившись к стене с виду приличного здания, она ждет его, прокручивая в голове разные мысли. Она бы никогда не подумала, что подобное заведение будет находиться едва ли не в самом центре Питера, прямо напротив милого кафе с каким-то романтичным названием и красивой вывеской. На улице уже давно за полночь, но время от времени мимо проходит парочка человек, сверля девушку странным взглядом, отчего ей становится не по себе.
В этом отвратительном заведении у Данилы были какие-то личные счеты с хозяйкой сия борделя, о которых темноволосая старалась не узнавать, но по прибытию все же настояла зайти вместе с парнем, хоть тот и был категорически против.
Громко хлопает дверь, и она поворачивает голову, останавливая взгляд на рыжем.
— Теперь ему нечем тебя трогать, — более чем удовлетворенно произносит Даня и грубо хватает ее за запястье, утаскивая как можно дальше от этого мерзкого места. Хотя он и сам был бы не прочь задержаться там на лишний часок.
Его ладонь полыхает
адским пламенем, а сам парень тяжело дышит — он зря решил применить свой своеобразный «козырь» в рукаве. Тот уебок не стоил этого.
Они проходят какую-то улицу, где его узнают. Даже, блять, не смотря на столь позднее время.
«Пиздецки вовремя», — думают оба, и Данила ускоряется, спешно пытаясь свалить в менее безлюдное место, волоча за собой все еще вздрагивающую девушку.
Какая-то девчонка кричит ему вслед, прося сфотографироваться, но Кашин игнорирует ее, исчезая в темном переулке.
Нравилась ли ему популярность? Определенно, да. Быть публичным человеком не так уж и плохо, скорее наоборот — интересно. Можно с нескрываемым удовольствием издеваться и наблюдать за совсем отбитыми фанатками, которые готовы на любую прихоть ради обычной фотографии с кумиром. Как-то раз такая особа едва не убила другого человека — настолько повернуты на нем были некоторые дамы. В тот момент он едва смог сдержать смех, с упоением наблюдая за тем, как школьница усердно пыталась выколоть палкой глаза собственной подруге. Но сейчас ему плевать на такое развлечение, ведь с минуты на минуту его ждет кое-что поинтереснее.
Резко дернув девушку на себя, он прижимает ее к кирпичной стене, нависая, смотря сверху вниз.
— Дань, я не… — она не успевает закончить. Секунда, и они оказываются в каком-то теплом помещении. И пахнет чем-то знакомым…
Они дома. Только вдвоем. Без посторонних взглядов, сжигающих спину.
Ее голова немного кружится из-за столь резкого перемещения, а парень ухмыляется, отпуская ее, позволяя отстраниться, и медленно начинает надвигаться.
Голубоглазая даже не догадывается, что может произойти, ведь еще никогда не попадала в столь абсурдную ситуацию. Но одно она знает точно — его никоим образом не стоит трогать, если он
чертовски зол. И сейчас это как никогда подтверждают его красные, как самая алая кровь, глаза.
Девушка натыкается на стену сзади. Тупик. Выхода нет. По обе стороны от ее лица его руки, не дающие возможности сбежать.
Он близко. Настолько, что она ясно ощущает его обжигающее дыхание на своей щеке.
— Хочешь знать, что я сделал с той шлюхой в борделе? — вполголоса тянет Даня, явно намекая, что говорит именно про хозяйку, наслаждаясь каждым словом.
Она отрицательно качает головой. Он игнорирует это.
— Я выпотрошил ее, — произносит рыжий и поднимает татуированную кисть перед лицом девушки. — Вот этой вот рукой.
И в следующее мгновение Кашин обнажает острые зубы и звонко клацает ими, растягивая губы в усмешке.
Она вздрагивает всем телом и невольно жмурится, сильнее вжавшись в стену.
Он смеется. Так легко и непринужденно. Так
не по-дьявольски.
Данила мог бы с легкостью обменять ее на более опытную и податливую шлюху, но не видел в этом абсолютно никакого смысла. Ему нравилась эта игра в кошки-мышки, где она — беззащитная, беспомощная жертва, а он — дьявол. Самый настоящий, блять, дьявол. Ему нравилось в ней абсолютно все: ее столь глупое сопротивление, которое абсолютно не влияло на что-либо, робость, неопытность в отношениях, доверие и доброта, что порой слишком бурно выплескивалась из нее. Она даже, мать твою, ничуть не испугалась, когда узнала,
кто он. Лишь изучающее осматривала, игнорируя его темную, далеко не дружелюбную, сущность.
В один прекрасный день на какой-то-там-улице он нашел самую лучшую претендентку на роль новой Королевы Ада, ведь бывшая ее наследница всецело погрязла в мужской сперме, тяжелых наркотиках и блядских деньгах. Дане никоим образом не понравился такой расклад событий, и он сразу же вышвырнул мерзопакостную дрянь из своего дома на ближайшую свалку, где та довольно быстро нашла себе новое жилище. К сожалению, вышвырнул не из того самого окна, на котором они так любили трахаться, а всего лишь из ебаной двери. Ему не нужна была шлюха, наоборот — он видел идеал в чистой и невинной, как самый прекрасный и недоступный ангел, девушке. И она нашлась. Далеко не сразу, но все же.
До него она лишь пару раз ходила с каким-то парнем за ручку (и то по глупой случайности), но у них ничего не зашло дальше обычных поцелуев в щечку. Поэтому Данила был у нее первым. Во всех смыслах.
— А тот парень, что лапал тебя, — продолжает он, внимательно наблюдая за ее эмоциями, медленно покручивая локон ее волос пальцем, — я скормил его сердце той самой бляди, что скакала у какого-то обдолбыша на хуе. Она сказала, что его сердце довольно неплохое на вкус. Я, конечно, не решился проверить лично, ну, знаешь, эти люди… такие убогие, мелочные до любой ерунды мрази, что мне даже не хочется лишний раз марать о них руки. Я поверил ей на слово.
Не без удовольствия протягивает Кашин, вдыхая аромат девушки глубоко в легкие. Корица и персики. Такое странное сочетание. И оно, определенно, ему по душе,
которой никогда не было.
— Никто не вправе трогать
мою девочку кроме меня.
Пользуясь ее легким замешательством, он резко прижимает ее к стене, подхватывая под ягодицы и заставляя обхватить бедра ногами — его уже порядком подзаебала кровать. Даня грубо сжимает податливое тело своими большими руками, снова и снова намереваясь оставить на нем синяки, которые расцветут к утру, покрывая нежную кожу алыми и бордовыми пятнами. А он будет с упоением разглядывать свою ночную работу, и, не сдержавшись, снова возьмет ее на кухонном столе, отрывая от готовки. Дьявол не нуждается в пище.
Срывая с девушки одежду, он ненароком рвет ее новую футболку, ухмыляясь и отбрасывая ненужную тряпку в сторону. Но это явно того стоило, ведь его забавляет и одновременно заводит ее реакция: девушка хнычет, кидая взгляд на разорванный предмет одежды и дергается в его руках, невольно задевая промежностью напряженный орган в штанах. Данила рычит, сильнее вжимая ее хрупкое тело в стену, вгрызаясь острыми зубами в шею, и, не рассчитав силы, слышит, как что-то хрустит под пальцами. Темноволосая протяжно вскрикивает, и ему попросту сносит крышу. Он больше не слышит ее мольб и просьб остановиться, думая лишь об одном — сейчас же выебать это дрожащее тело. Но дрожит она вовсе не от испуга (он чувствует это) — от боли, пронзающей до кончиков пальцев на ногах. Как-никак, он проломил ей ребро. Не специально, конечно. Но зато теперь ему еще приятнее сжимать ее небольшую грудь ладонью сквозь ткань лифчика, слыша в ответ рваные вздохи, что приятно ласкают уши.
Парень кое-как срывает с нее узкие джинсы, разгрызая припухшие губы и ощущая длинные тонкие пальцы, что беспорядочно зарываются в его волосы. Она задевает его рога, видимые далеко не всем смертным, и рвано втягивает ртом воздух в легкие, ведь Даня снова использует свой своеобразный «козырь», щелчком пальцев полностью освобождая себя от одежды. Чувствуя внутренней стороной бедра, насколько сильно он возбужден, девушка снова ерзает, невольно подталкивая Кашина к самой пропасти. Пропасти его собственного самообладания, с которой он был готов сорваться с секунды на секунду.
Никакой прелюдии — на это уйдет слишком много драгоценного времени.
Окончательно освободив девушку от ненужных тряпок, рыжий пробежался взглядом по ее обнаженному телу, рассматривая свою до сих пор не зажившую работу — на ее коже, прямо между грудью и ключицей с левой стороны красуются инициалы его имени. Чуть кривоватые полосы от острого ножа и бордовые покраснения вокруг как никогда дополняют столь чудесную его взгляду картину, что останется на всю ее сознательную жизнь.
Данила уже и вовсе позабыл, что такое засосы, ведь они для ебаных слабаков. Только укусы, только ее кровоточащая плоть, в которую он каждый раз с наслаждением впивается острыми зубами, а после слизывает длинным языком алые струйки крови, размазывая их по телу девушки. Подобные метки были везде — на бедрах, животе, боках, груди, руках, шее… Кашин успел испробовать каждый сантиметр ее тела. В прямом смысле.
Девушка пытается насадиться самостоятельно, но он двигает бедрами, не позволяя сделать этого.
— Умоляй, — едва ли не рычит он ей на ухо, оттягивая момент, которого оба ждут больше, чем ебучего конца света. Который, если Даня захочет, обязательно настанет.
И она умоляет. Просит его, задыхаясь от острой боли в груди, что отчаянно мешает нормально дышать.
Губы дьявола растягиваются в удовлетворенной усмешке, и он, придерживая ее ладонью под бедра, немного помогает себе свободной рукой.
И в следующий момент в квартире снова раздается женский вскрик, но на этот раз далеко не от боли. Он грубо вторгается в ее тело, игнорируя все остальное, кроме странных для него чувств, с которыми Кашин так и не решился разобраться. Стонет, не сдержавшись, и сильнее вжимает ее в холодную стену, наваливаясь всем своим немаленьким телом, едва не раздирая ее нежную кожу короткими ногтями.
Голубоглазая откидывает голову, отчаянно цепляется за его плечи и волосы пальцами, ненароком снова задевая рога, вынуждая тело рыжего отзываться на прикосновения более чувственно.
Ему нравится наблюдать, как ее глаза закатываются от удовольствия и ужасающей боли, как она закусывает кровоточащую губу, сдерживая крики. В такие моменты он проникает еще глубже, как можно сильнее сжимая ее тело, оставляя красные полосы.
Девушка уже почти не чувствует боли от проломленного ребра, самостоятельно притягивая дьявола для поцелуя. Влажные прикусывания по всей истерзанной тонкой шее уже не приносят боли — лишь удовольствие, граничащее с безумием.
И Кашин даже, кажется, понимает, что сегодня — довольно торжественный день. Сегодня он перешел
ту самую планку. Сегодня он отчетливо дал понять своему человеку, что такое «любовь дьявола». Сегодня он окончательно сломил ее хрупкую натуру.
Толчки становятся все быстрее, а до отвращения пошлые шлепки телом об тело все громче, и девушка уже совершенно не сдерживается, позволяя себе рвано выкрикивать его имя. И плевать, что завтра утром к ним снова наведаются мразотные соседи (определенно, думающие только о себе) и ему в очередной раз придется максимально «вежливо» послать их на три веселых. Плевать.
— Моя, — шепчет он, чувствуя, как оба приближаются к кульминации, — и только моя.
Когда ее тело обмякнет в его руках, они еще немного постоят вот так — прижавшись друг к другу и переводя сбившееся дыхание. А после он отнесет ее в их общую спальню, уложив рядом с собой на кровать. Залечит покалеченное ребро простым щелчком пальцев и удобно устроится на ее груди, прильнув
чертовски близко. Данила осторожно станет выводить пальцем все шрамы и метки, которые ему так нравится оставлять на ее уже-ни-хрена-не-невинном теле. Медленно виляя невидимым хвостом как глупая собачонка, слушая ее успокаивающее дыхание и наблюдая за тем, как девушка проваливается в сон, утыкаясь носом в его рыжую макушку, Кашин снова подумает о том, что сделал правильный выбор.
Он уже давно приручил своего человека, а она — его.
