Недостаточно жестко...

Рамси уже заканчивает трапезу со своей «невестой», смакуя каждый кусочек прожаренной сосиски на глазах у опустошённого Вонючки. Ой, извините, Теона Грейджоя — воспитанника Старков, который наблюдает, как рыжая пташка оказалась в лапах беспощадного монстра. Молодой Болтон всегда умел пользоваться зловещей харизмой, присущей своему печально известному роду. Мужчина даже протянул руку через столешницу, касаясь оголённого плеча Сансы. Именитая леди сейчас больше напоминает испуганную овечку, которая собственноручно пришла на скотобойню и пытается надавить мяснику на жалость. Разумом Рамси понимает прелестный факт, что наивная пташка Санса Старк не причинит ему вреда. Всего лишь хрупкая девушка, с которой он сможет справиться, даже несмотря на то, что оказался у неё дома. Внезапно ему захотелось сделать нечто большее, чем он изначально планировал. Победить её физически ему удастся, а вот психологически… Деморализовать противника всегда гораздо увлекательнее. Она находилась в плену у Джоффри, её обещали Тириону, побывала в крепкой хватке Мизинца, только… Санса Старк по-прежнему невинна, и сегодня эта вопиющая ошибка природы будет исправлена. — Моя дорогая невеста, самое время торжественно консумировать наш брак! — сейчас Рамси куда больше походит на волка, чем миледи «Старк». Бросает взгляд на Вонючку и решает, что сегодня обойдётся без наблюдателя. Жалкое подобие железнорождённого вышвырнули из сырого помещения, где Рамси Болтон и Санса Старк остаются один на один. Бедная девочка не так представляла свою грядущую свадьбу и лишение невинности, да? Кровожадный юноша запирает комнату на ключ, отрезая для Сансы потенциальные пути к бегству… И затем начинает медленное наступление в сторону жертвы. Каждый шаг проносится ощутимой вибрацией по всему помещению, а расстояние между «женихом и невестой» всё сокращается. Ей страшно. Ей по-настоящему страшно. У неё не осталось семьи, не осталось близких людей рядом, а дом занят врагом семьи, человеком, которого Старк уже ненавидит всей душой. И пока они мирно пировали, её душу болезненно изводило из-за предвкушения страшного момента, того ужаса будущей брачной ночи. Какая-то частица в глубине души ещё давала надежду, что Рамси будет снисходителен, как Тирион, и пожалеет Пташку, но его слова окончательно убивают последние надежды. Грейджой покидает комнату, его трясёт, а Санса глядит ему вслед огромными умоляющими глазами, будто прося его остаться и защитить её. Броситься вслед нельзя, противиться — тоже. Санса стойко переносит расставание с последним источником спасения в виде гадкого предателя семьи и глядит сизыми глазами на Болтона младшего. — Да, милорд, — учтиво соглашается леди подрагивающим голоском, делая от Рамси шаг назад по инстинкту. Она замирает. Хорошая супруга не должна сопротивляться, иначе ей же будет хуже. Но ровно столько же Старк понимает, что не поддастся этому чудовищу, а уж бежать ей тем более некуда: дверь заперта, леди стоит посреди комнаты и глядит на опасность в виде харизматичного супруга. — Ваш отец, лорд Болтон, говорил Вам, что я… я… — «невинна» на языке не вертится. Да и сам Рамси понимает, к чему Пташка клонит. — Лорд Тирион был добр ко мне и не тронул в первую ночь… Пожалуйста, не делайте мне больно. Старк отводит взгляд. Страшно слышать отрицательную реакцию. А ещё хуже видеть это. Санса уверена, что Рамси недостаточно толерантен, чтобы сохранить её девственность при ней, но в любом случае уж лучше пропустить процесс в быстрой и мягкой форме, перетерпеть момент и… спасти себя. Старк медлительно, слишком затяжно стягивает тугие белые верёвки на рукавах платья, чтобы от него легче было избавиться, но проделывает это со скоростью «один узел в минуту», будто надеясь, что это позволит отдалить момент. Рамси смотрит на пташку с пренебрежением. Конечно, заполучить девственность благоухающей Сансы будет самым прелестным подарком для будущего Хранителя Севера, ведь всё так и случится. Грязного ублюдка со Стены и его жалких бунтовщиков-дозорных размажут на кусочки, и титул Хранителей Севера навеки закрепится за Болтонами — верными вассалами короны, в отличие от идиотов Старков. Всё волчье семейство сгубило их собственное понятие о чести и долге. У отца и его «признанного и легитимного» сына подобного балласта не наблюдалось, вот они и заполучили сладкую награду. — Ты хочешь, чтобы я заснул, пока ты раздеваешься? Давай быстрее, или ожидаешь, что я лично разорву в клочья эти роскошные платьица? Учитывая их цену и элегантность, мне не хотелось бы причинить вред одежде, — лицемерно заявляет Рамси своей супруге. Конечно, даже её одежда заботит молодого мужа больше, чем физическая целостность пташки. Юноша приближается к невесте всё ближе, чтобы лучше ощутить её вкус. О Старые Боги, Санса пахнет просто шикарно. У миледи Болтон благоухающее тело, в период максимального цветения. Она должна была найти себе защитника и достойного мужа, который смог бы защитить от ублюдков вроде него, но вместо достойной партии она превратилась в фигуру на игральной доске. Чтобы не терять время впустую, Рамси напоследок делает глоток вина и постепенно скидывает с себя верхнюю одежду. У брюнета это выходит гораздо быстрее, так что Санса, очевидно, может оголиться быстрее. Ну конечно, и на что она до сих пор надеется после столь грозного предложения ускорить процесс раздевания? Нет, даже не предложения, а… указа. Как низко Санса пала, как позорит свою почти угасшую семью: гордый волк клонится под грязного пса, северная волчица исполняет то, что говорит обычная шавка. Но она не погнётся, не сломается. Слишком рано. Он не должен видеть её слёзы. — Конечно… — Пташка щебечет тихо, совсем неслышно, ускоряя процесс избавления от одежды, который, как оказалось, приходится супругу не по вкусу, раз он столь нетерпелив. Для начала волчица раскручивает завязки на рукавах, потом проделывает то же самое с накидкой на плечах, белой, как снег, тёплой и мягкой, как волчья шкурка. Секундами зажимает приятную ткань в ладонях, утыкаясь в неё кончиком носика, и осторожно кладёт на кровать, на самый край. Санса опять колеблется. Переключаясь на своё платье того же молочного оттенка, бросает мимолётный взгляд на Рамси, вяло улыбается и снова опускает голову, сдерживая порывы ненависти вперемешку с испугом. Этакий коктейль самых неприятных человеческих качеств. Длинные тонкие пальцы волчицы долго возятся с верёвками платья, распускают их на спине, и ткань легко поддаётся тому, чтобы её сняли с тела. Скользит по гладкой женской коже, зажатая в крепкой хватке девушки, спадает на пол, и рыжеволосая перешагивает спавшее платье. Правда, даже такой жест не должен принести Болтону того, чего он хочет: на теле Пташки остаётся ещё короткая стянутая сорочка и — что вновь неудивительно — того же снежного цвета. А под ней и всё самое сокровенное, все женские прелести, которые Санса боится раскрывать перед своим мужем. Глаза изнутри прожигаются слезами; благо леди хватает стойкости не проявить их хоть сколько-нибудь. «Пожалуйста», — шепчет Старк в последний раз. Заядлый охотник периодически испытывает скуку, если добыча сама падает в руки. Без нормального сопротивления всё становится чересчур скучно и Рамси не ощутит удовольствия в полной мере. Мольбы Сансы будут закономерно проигнорированы, и сегодня ночью она испытает самую чудовищную боль в своей жизни. Девушка, чьи милые уста несли нелепую околесицу о любви и благочестии; прозванная за добросердечность — северной пташкой; одетая лишь в миленькую сорочку; оставшаяся без братьев и сестры, — идеальная жертва. Буквально персонификация термина «жертва» и её среднестатистический показатель. Коэффициент виктимности в отношении Сансы Старк зашкаливал, и девушка с рождения была обречена попадать в лапы жестоких и кровожадных ублюдков. А сейчас жертва проведёт ночь со своим персональным мучителем. Ещё не плачет? Ничего, скоро наступит момент икс. Рамси наконец расстёгивает ширинку, и на свободу выходит главное достоинство мужчины. Учитывая его фантазии касательно грубости и насилия, оно и правда расширилось в размерах и приняло «боевую стойку». Парень обходит её со стороны спины, и крепкие руки уже заключают её в жестокое подобие объятий. Со стороны это могло показаться именно так, только прикосновения Рамси не имели ничего миловидного и добросердечного. — Наследница дома Старков, благородная дама… Сегодня будет изнасилована собственным мужем. Вердикт тихо проносится по комнате, и он даёт Сансе пару мгновений на осмысление ситуации, прежде чем наброситься на неё с хваткой бешеного пса. Он укладывает юную деву на постель и наваливается всем своим весом. От него веет холодом. Нет, не тем, который обычно исходит от кристалликов снега или перламутровых снежинок, сверкающих на зимнем солнце. От него веет холодом… что достигает самой души. Пробирает каждую клеточку тела, обжигает морозом. Санса чувствует себя маленькой жертвой в лапах монстра, чудовища из детских сказок, от напряжения по телу сжимает руки в кулачки, сводит челюсть, чтобы не сдаться, не закричать или не заплакать. Он не слушает её, не слушает этих просьб о пощаде… Объятия неприятно сжимают нежное, нетронутое тело, и в это время Санса ещё не сопротивляется: пока супруг не делает чего-то, что может свести с ума, кроме как до боли в мышцах обнимает её. А вот после его фразы ситуация значительно усугубляется, и что-то внутри Сансы щёлкает. Она смотрит на себя со стороны. На себя, наследие дома Старков, на лютоволчицу, королеву Севера, истинную леди, законнорожденную дочь Кейтлин и Эддарда. Смотрит на себя… девочку, до которой долго добирались и, наконец, добрались. Что-то трещит по швам. Хрупкая пелена наивности сознания не выдерживает подобного видения. Санса даже не сразу реагирует на бросок в сторону кровати, когда её спина плотно прижата к постели телом Болтона. Взгляд её сизых глаз пуст, она озадаченно глядит на будущего мучителя, приоткрывает рот, будто желает что-то сказать. Больше нет историй о принцах, Санса Старк из Винтерфелла. Есть только истории о гадких тварях. В голове нечто щёлкает вновь, наполняя тело юной девицы излишней активностью. Она упирается ладонями в плечи нависшего садиста, прикладывает все усилия, чтобы оттолкнуть его от себя, издаёт звуки не то всхрипов, не то гласных вздохов, барахтается подобно рыбке, выброшенной на сушу. Голос в голове всё упорнее и упорнее говорит ей: «Это твой муж, Санса, и он обязан возлечь с тобой в постель, а ты не должна сопротивляться», а Старк его игнорирует. Глаза становятся влажными, но не более того; слёз ещё нет. Она держится несломленной. Только… надолго ли?.. Рамси буквально прижался ртом к уху Сансы, опаляя раковину горячим дыханием, и медленно спустился к шее. Чуть запрокинутая голова миледи Болтон позволяла увидеть синеватую венку, что трепыхалась под бледной кожей слева. С жадностью голодного бульдога он впился в неё, оставляя следы от зубов. Всё-таки девушка до невозможности аппетитна. Будь он на самом деле диким зверем, его зубы легко перекусили бы эту синеву, и на кухне расползлось бы пятно крови. И знаете, что самое ужасное в сложившейся ситуации для невесты Болтона? Нет, не чудовищные намерения Рамси и даже не грубость, которую тот не стесняется использовать против беззащитной и слабой девушки. Речь не только о массовом унижении последней из рода Старков, которая вынуждена будет преклоняться перед врагами рода. Невзирая ни на что, Санса должна уяснить, что ей не удастся спрятаться или сбежать. Она и раньше ни на что не влияла, это будет верно и сейчас. Хочет она или нет, леди Болтон предстоит смириться с ролью новой игрушки в ассортименте Рамси. Рамси кусает свою невесту и вполне допускает, что будет насиловать и унижать рыжую, пока она не превратится в растение… Интересно, можно даже подключить Теона в одну из ночей. Вынудить кастрата поработать язычком, чтобы ещё сильнее смутить маленькую Сансу и насмехаться над бессилием Грейджоя. Но сейчас бастард готов продемонстрировать мужскую силу. Он цепко хватает бедную Старк за бёдра и насильственно раздвигает ей ноги, чувствуя нелепое сопротивление. Вот-вот станет заметно девичье лоно — манящее и цветущее за счёт сохранённой невинности. Ещё мгновение, и детство Сансы Болтон подойдёт к концу. А он не желает тратить время зря, похоже. От укуса на чувствительной коже тело Сансы инстинктивно дёргается, ладонь хлопает юношу по грудной клетке, скользит к шее, под подбородок, но он оказывается значительно сильнее, и сама Старк имеет в голове представление о том, что жена не должна отказывать мужу в первую брачную ночь. Впрочем, было бы здорово, если бы женщин хоть сколько-нибудь уважали и прописали запрет мужьям насиловать своих супруг. Ах, как рыжеволосая тогда была бы счастлива. Но это не грёзы. Это не детские истории, в которые Пташка поневоле перестала верить ещё после брака с Джоффри. Это реальность; реальность, где невинных и женственных леди давят, как жучков, где благородных лордов стирают по стенке, пуская из крепких тел кровь. Нет. Не так она представляла себе первую брачную ночь. Не так. Волчице жутко глядеть на то, что творит её жених, она прижимает голову к постели, позволяя пушистой ткани коснуться её щеки, надеется свести бёдра вместе, придавая этому максимальные усилия, но — что уже давно пора бы понять — лорд Болтон сильнее. И чем он только занимается? Рыжеволосая чувствует колкое отчаяние, пронзающее тело подобно сотне игл, от него холодеют подушечки пальцев, которые цепляются за ткань постели, сгребая её, касаются кожи Рамси у обнажённых лопаток и плеч, будто оттягивая его от своего тела. Если не смотреть, то становится только хуже. Ну, по крайней мере, не оставляет чувство, что он использует её тело, как бесчувственный тёплый мешок. Не выдерживая давки, Санса поворачивает к нему голову, глядит в глаза, в пугающие бесцветные глаза, похожие на кристаллики льда, расслабляет бёдра настолько, насколько сама может. Когда она была гораздо младше и гадкий король Джоффри избивал её, Старк уловила особенность владения телом: боль куда ярче, когда мышцы напряжены. Рамси придерживает рукой основание своего мужского органа и смачивает его слюной. Ещё чуть-чуть, и пташка Санса перестанет быть девочкой. Муж наконец устраняет последние преграды в лице нижнего белья и по достоинству оценивает нетронутый девичий цветок ласково-розового цвета. Что забавно, на гербе Болтонов также изображен этот «девчачий» оттенок, и многие из древнего рода в своих одеяниях предпочитали розовое. Причина проста — сходство с человеческой кожей. Традиции Дредфорта обнажают всю мрачную подноготную Севера. Нед Старк со своим нелепым выводком воспитаны в слишком «южных» нарочито-рыцарских традициях и не имеют понятия о подлинной сути своего холодного, дикого края. Вот и Санса слишком долго дурачила себя иллюзиями о рыцарях и землях ниже Перешейка. — Хватит ёрзать, моя дорогая женушка! — самодовольно изъявил Болтон и плюнул ещё и в девичье лоно. Эти грубые плевки, пусть и имели практическое объяснение — якобы смягчить проход — на деле были ещё одним унизительным жестом. Грязный бастард готов плюнуть на высокородную даму, а последней придётся терпеть. И вот — конец затянувшейся сказке, конец иллюзиям о счастливой жизни, конец девичеству. Рамси, затаив дыхание, наконец проникает в Сансу и сразу же старается продвинуться как можно глубже внутрь своей пташки. Это так противно — терпеть подобные унижения, но ничего с ними не делать. Сорочки нет, никакой одежды нет, Санса чувствует себя слишком голой, слишком замёрзшей и слишком оскорблённой, рыжий завиток внизу ещё ярче, чем на голове. Цель плевков Рамси, имитирующих смазку, осталась для Старк нераскрытой, ведь она не разбирается в подобном. Впрочем, когда-то Серсея и Маргери рассказывали ей что-то обрывками на эту тему, но эти рассказы больше напоминали справочник «как стать шлюхой», чем поучение. Сейчас рыжую трясёт, она умоляюще пищит не делать того, что садюга желает, глядит на него округлёнными от ужаса глазами. Это как-то неправильно. Так не должно быть. Волчицу портят, рвут её плеву, её детство, последние частицы невинности. А что она может с этим сделать? Да ничего. Чего бы Рамси ни хотел, но одно из своих желаний он получил — слёзы наступают на глаза Сансы, она вжимает затылок в постель, мотает головой и сквозь жалкие всхлипы отвечает на приказ Рамси не ёрзать: — Как пожелаете, милорд… — она хочет зарыдать в подушку, убежать, но ничего из этого не может. Брюнет входит слишком глубоко для первого раза, не даёт телу и шанса равномерно растянуться, чтобы получить удовольствие. Со рта Сансы срывается стон. — Стойте, прошу Вас… — на выдохах молит леди, кусая губы. Нет. Она не настолько низка, чтобы умолять ЕГО. Но ей слишком больно. Ладони упираются в плечи Рамси, толкая от себя, тело рыжей скользит назад, ноги то и дело подрагивают, бёдра сводятся вместе, максимально мешая Болтону продолжить процесс; дева никак не устроится на одном месте, часто жмурится. Рамси сжимает зубы, кристально чисто ощущая, как его мужское естество проскальзывает внутрь, и от ощущения ему сносит башню. Правда, с крышей у него изначально были проблемы, так что это не сильно отличается от обычного поведения Рамси. Руки бастарда придерживает Сансу, чтобы слезливая девочка не рыпалась, чтобы не портила своему мужчине сладкий момент. Да и в конечном счёте сопротивление также выбивает удовольствие из неё. После максимального проникновения, Рамси на мгновение выходит из неё с отягощённым вздохом. Его член в крови, равно как и простыни. Вот и была опорочена Санса Старк, а эта эфемерная «честь», о которой так сетовал Нед, уже исчезла. Хотя у Сансы всё произошло с её мужем, что вполне укладывается в традиции. Небольшая пауза ради того, чтобы набраться дыхания и, что куда важнее, дать передышку нижней. А затем веселье продолжается. Рамси снова проникает в неё, правда уже не столь глубоко. Его лицо кусает девушку за грудь, и грязный Болтон посасывает её сосок, словно хочет грудного молока. Именно в такие моменты перестаёшь чувствовать себя настоящей женщиной. Скорее тряпичной куклой, с которой поиграли и оставили пылиться в углу, той, про существование чьих чувств никто и не задумывался. Санса винит себя, мысленно проклинает тот момент, когда вообще покинула Винтерфелл. Единственное, что она замечает, так это разницу её двух склонных к садизму мужей: Джоффри — как дикий непокорный щенок, тявкающий на всех и вся, а Рамси скорее напоминает лиса, с одной стороны, притягивающего и харизматичного, а с другой, жестокого и невероятно пугающего. Стоит Пташке взглянуть в эти бесцветные глаза, как она чувствует прилив страха. Он движется, держа собственный нескоростной темп, и Волчице на секунду удаётся почувствовать предательски приятные ощущения. Удручает только тот факт, что её имеет нелюбимый мужчина. Слёзы бегут из глаз, стекают по щекам, леди бегло утирает их и кусает свои губы с каждым разом всё сильнее и сильнее, только бы не кричать и не всхлипывать громко, только бы не расплакаться, как глупая девчонка. Пальцы на этот раз обвивают супруга за шею, ногти впиваются в грубую кожу на его затылке и на шее сзади так сильно, будто девушка хочет проткнуть плоть ногтями. Пора взрослеть, Пташка. Санса решается пойти на то, чего абсолютно не хочет. Надеется, что это поможет ей не выглядеть в глазах Болтона игрушкой. Она прикладывает усилия, чтобы сместить большие пальцы под подбородок парня и оторвать его голову от прикусов нежной чувствительной груди, которая гудит так, будто её скрутили прищепкой. — Я хочу… Хочу видеть Ваше лицо, мой лорд, — максимально спокойно, насколько это получается, произносит Пташка. Мерзость. Её тошнит от собственных слов, но супругу знать об этом совсем не обязательно. Леди скользит назад ещё сильнее, хотя крепкие руки плотно держат её бедное дёргающееся тело, и хочет оторвать корпус от объятий с постелью. Рыжая изучает Его лицо взглядом. Каждый миллиметр. Изучает обветрившиеся полные губы, контуры челюсти и эти глаза, наводящие ужас стеклянные глаза, в которые смотрит, не моргая… Лицо бедняжки переполнено отчаянием. Ей не выбраться из плена бесконечных страданий. Охотничьего бульдога отвлекают от сочного куска мяса — именно так выглядит реакция Рамси. Его снежные глаза устремляются в сторону Сансы, и он чувствует ложь. Пташка вроде неё ни за что не захочет смотреть в лицо такому ублюдку, как Рамси. — О, значит, миледи нравится, что вытворяет с ней её муж? — каверзно лепечет Рамси, не отрываясь от своих похабных толчков, будто сношает племенную кобылку. На глазах у пташки Болтон облизывает пальцы, которыми продолжает лапать девушку за причинные места. Его рука уже вдоволь наигралась с грудью и теперь опускается всё ниже… Болтон чувствует, что всё идёт по плану: он рождён доминировать, она рождена подчиняться. И даже забавно, что при рождении Рамси носил жалкую фамилию Сноу, а Санса щеголяла как гордая миледи Старк. И по логике вещей всё должно было быть наоборот. Парень замечает слёзы на личике Сансы и продолжает её словесное унижение: — Твой отец был глупцом, твоя мать была недалёкого ума, твои братья тоже. И ты пошла в свою семейку. Глупая, слабая пташка… Которой нравится, что я делаю, — лицемерно добавляет Рамси и видит её лучшее наказание. Ведь ничто не сравнится с самобичеванием в области морального падения. Она, добрая девочка, должна получить удовольствие от изнасилования и карать себя за это. Сансе будет классно благодаря человеку, который убил её младших братьев и оскорбляет семью. И посему его член действует аккуратнее. Её имеют не только физически, но и морально. Заставляют вспомнить, что случилось с гордой и честной семьёй по вине самодовольных ублюдков, которые только и умеют, что лукавить и лгать, мучить в свою пользу. Ответом на слова Болтона и его плавные толчки, от которых боль начинает сменяться удовольствием, служит гласный стон дочери Севера. Пусть кричит, сколько влезет. Её никто не услышит, никто не придёт на помощь. Ногтями рыжая скоблит спину Болтона, смотрит ему в глаза потерянным взглядом и жмурится, не в силах вынести такого унижения. — Но я их дочь, — отвечает Санса сквозь слёзы. Переводит умоляющий взгляд к двери, будто невидимый силуэт стоит у входа, готовый броситься на помощь. — А не бастард, узаконенный бастардом. «Поэтому и права у тебя бастардские, бастард», — не дополняет Пташка ввиду сохранения загадочности финала своих слов. Что лучше: быть дочерью гордого северного народа или незаконным отпрыском другого незаконного отпрыска? Впрочем, этим довольствоваться бессмысленно, пока Санса чувствует себя пленницей в родном доме. Какая ирония. Бедная, бедная девочка; не замечает, как бёдра подаются навстречу толчкам, пробуждая желание продолжить, прочувствовать весь этот процесс. И противно, что хочет рыжая этого от чудовища. Она гладит его бока, рассматривает мелкие ранки на теле, непроизвольно стонет не то от боли, не то от экстаза. Одумывается спустя предательские минуты, резко вцепляется в постель до побеления пальцев, сгребая её в разные стороны, и вновь ёрзает под телом супруга, как в агонии. Стон переполняется слышимыми нотами отчаяния, становится похожим на волчий вой, созывающий на помощь стаю. Санса снова и снова мешает Рамси доставлять удовольствие себе и ему… ведь так не должно быть. «Бастард» — настоящее оскорбление, которое задевает последние частицы человечности в Рамси. Всю свою жизнь Рамси мечтал стать законнорожденным Болтоном, на чьи права и достоинства никто не посмеет покуситься. Он убил Донеллу Хорнвуд, он убил Рикона Старка, он убил сотни людей, демонстрируя, что является истинным Болтоном, пусть и не де-юре, но де-факто. Он отвечает Сансе грубой пощёчиной, заставляя её щеки покраснеть. Пусть запомнит, что настоящая леди никогда не будет дерзить своему мужу. Особенно, если она надеется на сносное существование. — Что самое забавное, ты будешь рожать детей от этого бастарда. А дети твои будут носить фамилию Болтон, и род Старков исчезнет навсегда… — самодовольно добавляет Рамси, снова наращивая темп. Теперь толчки более уверенные, ведь очевидно, что девственница уже постепенно познаёт все прелести секса, пусть и частично. Нет, насильнику нравится чувствовать сопротивление — это повышает азарт. Он слегка отстраняется от девушки и поглаживает её талию грубыми пальцами, словно усмиряя строптивую волчицу. Не желая более отвлекаться на невнятные дискуссии, Рамси переходит к крестьянским ругательствам, пока имеет изнеженную пташку. Наверняка у неё уши вянут, учитывая, как выражается будущий отец её детишек. Сопротивление Сансы возникает не от её собственной воли, а как реакция тела: кожа зябнет от прикосновений, слёзы душат девушку, заставляя захлёбываться ими, губы пересыхают, отчего Пташка жадно хватает воздух. Теперь она больше похожа не на волчицу, а на свою мать, рыбку… рыбку, выброшенную на сушу. Нет, ну он точно над ней издевается. Или Пташка сама себя сейчас помогает добить, говоря подобное сквозь стоны. Спина её изгибается вопреки желанию, поддаваясь навстречу торсу Рамси, а вот голова только вжимается в постель, вытягивая длинную тонкую шейку со следами прикусов. Старк боится, что своими стонами как-то воздействует на манипуляции супруга, поэтому принимается кусать собственные плечи, затыкаясь, крутить головой и глядеть сквозь пелену заплаканных глаз по сторонам. Пожалуйста, пусть он оставит её в покое. Это единственное, о чём сейчас молит Санса, один раз не выдержав и закричав свою просьбу вслух. Несчастная Пташка. Руками дама хватается за подушку, что лежит где-то рядом, и сжимает в цепких пальцах до боли в костяшках, что не особо помогает ей перестать извиваться под Болтоном. Поэтому она опять рискует, боязливо хватаясь за всё, что только попадается под руку: за скомканную ткань постели, за руки Рамси, плечевые суставы, его спину, пряди волос. Всё это Санса щупает и оттягивает, не контролируя силу своей хватки, сводит ноги, пока они не упрутся в тело парня, и до ярких следов крови закусывает нижнюю губу. Миледи Болтон сама не замечает, как беспокойное нутро начинает отвечать. — Я… буду носить Ваших детей, — промямлила рыжая дрожащим голоском, не зная, как ей ещё устроиться, чтобы отвязаться от супруга. Бедняга вся изъёрзалась, пока брюнет грозно и грубо выражался, имея свою даму; кровавая простынь, покрытая также пятнами влаги девушки, смялась под её телом и скрутилась в некое подобие бутона цветка. Очевидно, что Рамси издевается над Сансой. Он изводит её, вот только на провокации леди поддаётся ещё не полностью: какая-то частица её каменеющего сознания просит не своевольничать, чтобы ей же не было хуже. — Я л-люблю Вас и понесу Ваших детей… лорд Болтон. Девушка остро чувствует каждый последующий толчок после того, как муж накрыл её с головой. Волевым движением она поворачивает голову и смотрит на насильника в упор, стремясь поймать тот момент, когда и он получит желаемое. Её ответная фраза подействовала на Бастарда магическим образом. Он кончает. Внутрь. Хищное лицо несдержанно изменяется, и тысячи эмоций проскальзывают в его взгляде. Дыхание Рамси перехватило, и ему потребовалось много времени, чтобы восстановить прежний ритм. Мужчина буквально рухнул на хрупкую пташку, будучи сверху... Девушка собирает и размазывает пальцем по груди капельки тёмной крови, слизывает их языком, чувствуя металлический солёный вкус. Свободной рукой она перебирает свои рыжие волосы и глядит на мужа из-под опущенных ресниц, пронзительно, очень осторожно. Непроизвольно начинает прислушиваться: за дверью, кажется, никого. Тело понемногу начинает остывать и впитывать отголоски покоя. А говорить не хочется. — А я… позабочусь о тебе, милая Санса. Ты же всё-таки моя жена, — с трудом, но ему всё-таки удается приподняться и взглянуть на плачевное состояние невесты. Многочисленные царапины, синяки и ушибы, полученные в ходе их соития, придётся скрывать под несколькими слоями мантии. На краткое мгновение Безумцу становится слегка неловко по поводу своей животной грубости. Интересно: как Санса завтра будет двигаться по замку с дрожащими и изувеченными ножками? — В следующий раз я попробую что-нибудь новенькое, — признаётся Рамси, чувствуя, что овладение молодым телом бывшей Старк вызывает вполне себе наркотическую зависимость. А затем собственник, тесно прижимаясь к желанному телу своим, целует рыженькую. Чего она совершенно не ожидала. Чувствует. Сладость. Может, в следующий раз попробовать нежнее? Будет неразумно вредить самой привлекательной куколке из своей коллекции, верно?