***
За окном метёт метель, идёт снег хлопьями, что вообще не свойственно для Йокогамы и воет страшный ветер. Но в квартирах и домах, так же как и всегда, тепло и уютно. Но Ацуши замёрз. Он укутался в тёплый плед, но отчаянно не хотел надевать шерстяные тёплые носки, его знобило, но температура тела была в норме. Акутагава помогал удержать в трясущихся миниатюрных ладонях огромную чашку горячего зелёного чая. Он не понимал, почему Накаджима замёрз, когда в его квартире +27, и он сам ходит в лёгкой рубашке и штанах. А Ацуши надел тёплый джемпер, но на голое тело, тёплые джинсы и закутался по нос в теплющий плед. Его ноги, нос и руки были холодными, если не ледяными. Рюноскэ удивляла такая реакция организма парня на погоду за окном. Такое было раньше, в начале ноября, когда лил дождь и свистел ветер, но в квартире тоже было жарко, и Ацуши всё равно замерзал. Черноволосый тяжело вздохнул и огладил большим пальцем тыльную сторону ладони Тигрёнка. Если он заболел, то нужно будет идти с ним к врачу. — Рю, чай в меня больше не влезет. Это четвёртая кружка подряд, милый. Мужчина понимающе кивнул и отнёс кружку с горячим напитком на кухню, оставив её там остывать. Гин ушла с Джимом гулять и сказала, что возможно, вообще не придёт домой, а останется у парня, при этом подмигнув. Старший Акутагава намёк-то понял, но ему как-то не очень хочется принуждать Ацуши к плотским утехам. Да, они говорили на тему секса, как это может происходить у парней, девушек, парней и девушек. Но дальше петтинга у них раньше не заходило, да и просить о чём-то большем — кощунство. Ацуши — это самое невинное и светлое существо, которое только могло быть в жизни Рюноскэ. И он не станет осквернять это похотью, если, конечно, Ацуши не захочет этого сам. Парнишка на кровати едва ли не дрожал от холода, и это было бы очень забавным зрелищем, если бы Акутагава не хотел это самое светлое чудо согреть. Так он и поступил. Он залез под один плед с Накаджимой, посадил того лицом к себе на колени и обнял, залезая руками под тёплый джемпер, и оглаживая ими же аппетитные бока. Сколько раз он хотел укусить его за эти самые бока? Парнишка не сопротивлялся — даже наоборот. Он обнял мафиози за шею и уткнулся ему куда-то в ключицу, вдыхая любимый, обожаемый им запах. — От тебя пахнет чайной розой, шафраном и миндалем. Я говорил, что этот запах сводит меня с ума? — А от тебя пахнет пшеницей, кориандром и колокольчиком. И этот запах, как всегда, восхитителен. Почему ты заставляешь меня терять голову? Рюноскэ и сам не понял, как его руки заскользили вниз и вверх по спине, бокам Ацуши, а пальцы слегка задевали плоский живот. Такие проявления ласки и любви никогда не оставались безнаказанными. Накаджима обхватил своими острыми коленками бока Акутагавы, поглаживая его по плечам, сладко и томно вдыхая воздух, обдавая своим горячим дыханием ухо мужчины. Мгновение — и вот мальчишка лежит под ним. Тонкая и ясная улыбка на губах, слегка растрепавшиеся волосы, нежный румянец на щёчках, тонкая и нежная юношеская шейка, острые плечи, ключицы, аппетитные бочка, плоский, если к нему прикоснуться, впалый живот, островатые косточки таза, сочные и шикарные бёдра, острые коленки — это всё в его руках и губах. Да, Ацуши даже не понимает насколько он сексуален и привлекателен! Рюноскэ мягко коснулся своими губами чужих — слегка полноватых и сладких. Нежный поцелуй без языка и всяких пошлостей — Ацуши очень нравилось, когда его так целуют. Нет, он обожал, когда его так целовал Рюноскэ. Но он сам взял инициативу в свои губы и впустил в игру язык. Он мягко прошёлся по пряным губам Акутагавы, прося впустить. И Акутагава впустил. Он позволил Ацуши немного похозяйничать в его ротовой полости — юркий розовый язычок прошёлся по ровному ряду зубов, пощекотал щёки и нёбо и, наконец, сплёлся с языком Рюноскэ. Страстный танец, но не танго, а скорее сальса. У обоих снесло крышу. А ведь они только поцеловались по-французски. Светловолосый притянул мафиози поближе к себе, прерывая поцелуй с пошлым причмокиванием, задирая голову вверх. Он открыл для мужчины свою шею, на которой тёмный эспер обожал ставить метки. Но на самом деле Рюноскэ обожал не ставить метки, а саму эту шейку с нежной и светлой кожей. Он часто перебарщивал, оставляя кровавые укусы и фиолетовые засосы, но мальчишка был не против. Конечно, потом на то, чтобы скрыть всю эту красоту, нужно было бешеное количество слоёв тонального крема, но Накаджима не жаловался. Мужчина знал, как Ацуши любит рассматривать эти метки. Шея, плечи, ключицы, рёбра, бока, ягодицы, бёдра. Однажды Рюноскэ застал его за этим занятием. И он не забудет этот взгляд. Возлюбленный, блестящий, нежный. — Ты бросаешь мне кость, малыш. — Так съешь меня. Дважды ему повторять не надо. Рюноскэ с большим удовольствием переместился на тонкую шею, пока что целуя невесомо и непринуждённо. Но кто бы знал, как это «невесомо и непринуждённо» сказывается на Ацуши. Он, как котик — приласкай и услышишь мурчание и ласковые глаза, просящие ещё и ещё. Но на такие долгие нежности у Акутагавы не хватило бы выдержки. Легонько покусать, облизать, поцеловать, всасывая светлую и тонкую кожу и слегка подуть. Парнишка снизу дёргается, вцепившись длинными и тонкими пальцами в ткань рубашки на спине. Им некуда торопиться. Они никуда не опаздывают. Но им всё равно. Они будут торопиться. Они будут опаздывать. Потому что они не могут по-другому. У Ацуши очень красивый и звонкий голосок, который всегда звучит, как музыка для слуха Рюноскэ. Но даже чувственные вздохи и полустоны, вылетающие из приоткрытого рта парня — мелодия, ласкающая нежный слух мужчины. И она никогда не надоест. А это значит, что Акутагава может слушать её вечно. Рюноскэ задрал джемпер, оголяя плоский живот. Одного прикосновения губ хватило, чтобы Ацуши дёрнулся и сжал в руках простыни. Это его слабое место, и его Акутагава отгадал не сразу, а только через два раза. Но когда нашёл, то не стал злоупотреблять, так как у мужчины есть совесть. — А-ах… Р-рю-у-х… — Да, малыш? ~ Рюноскэ поднял голову и посмотрел в глаза Ацуши. Он колебался, думая говорить или нет, но всё же произнёс: — Т-тюбик лубриканта в верхнем ящике, п-пачка п-презервативов н-немного под-дальше… У Акутагавы чуть глаза из орбит не вылетели. Чёрт, да этот мальчишка не знает на что только что подписался. А он именно сейчас подписал сделку с Дьяволом и цена всему этому — девственность. Его чистая невинность. Но даже если Ацуши лишится своей девственности, то всё равно останется самым невинным и самым светлым ангелочком, который только мог существовать в жизни Рюноскэ. Странные размышления полезли в его голову… Черноволосый встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли и потянулся к прикроватной тумбочке. И правда, в самом верхнем ящике оказался полный тюбик лубриканта на водяной основе с охлаждающим эффектом и анестетиком, пачка тонких, но прочных презервативов из полиизопрена размера L*. Да, этот парень похоже готовился и провёл целый ряд исследований. Ничего себе… Но Рюноскэ стало как-то всё равно, когда он повернул голову на Ацуши. Светловолосый успел скинуть плед к чёртовой бабушке, сексуально вытянуться и выгнуться, и ещё больше задрать джемпер. Нет, он знает насколько сексуален и не прочь этим пользоваться. Пачка презервативов и тюбик полетели куда-то в подушки на кровати, а сам Акутагава вернулся к тому с чего начинал — к губам. Страстный и мокрый поцелуй со сплетающимися языками, пошлым хлюпаньем слюны и причмокиванием. Накаджима не удержался и притянул мафиози ближе к себе, обвив его шею своими руками, и простонал что-то в поцелуй, слегка прикусывая язык мужчины. Пошлый суккуб, грязный инкуб, невинный ангел и нежный, ещё неиспорченный мальчишка. Ацуши может быть кем угодно, но он является смесью суккуба, инкуба и ангела, что само по себе невозможно. Но для них нет абсолютно ничего невозможного. Рюноскэ надоел этот чёртов джемпер, поэтому он полетел за пределы постели. Теперь было предоставлено намного больше места для работы и не воспользоваться этим — грех. И не важно, что то чем они занимаются — куда больший и самый настоящий грех. И каких бы японцев они из себя не строили, они — католики. И если бы Ацуши мог, то он был бы чистым и невинным ангелом, а Акутагава — грязным и соблазительным демоном, совращающим нежное дитя Господа. Но Ацуши сам, как чертёнок. Он соблазняет, берёт то что хочет, но отдаёт взамен гораздо больше. В этом все их отношения. В пороке. Поцелуи быстро и нетерпеливо перешли на шею, губы и зубы стали пятнать, метить и кусать, показывая, что этот мальчишка уже принадлежит кое-кому — Рюноскэ Акутагаве. Из приоткрытого ротика Ацуши доносятся звонкие стоны, которые нельзя сдержать, — да он и не хотел. Когда как губы оставляют засосы, а зубы — укусы, руки гладят плечи, предплечья, ключицы, рёбра, легонько щипают набухшие от возбуждения и прикосновений соски, поглаживают бока и живот, слегка задевая кромку джинс, доставляя не меньшее удовольствие. Ацуши не находит себе места, он мечется и крутится, как будто не может найти позу, чтобы лежать неподвижно, его пальцы вплелись в чёрные короткие волосы, накручивая их на пальцы, несильно дёргая, и Рюноскэ это нравится. Ему нравится наблюдать за поведением Накаджимы, ему нравится слушать развратные стоны и томные вздохи, охи и ахи, ему нравится целовать Накаджиму, ему нравится пятнать эту шею, эти плечи, эти ключицы яркими пятнами засосов, ему нравится-нравится-нравится! Он без ума от этого мальчишки и даже не скрывает это. Мужчина слегка подул на впадинку пупка, наблюдая за резкой реакцией Ацуши, как он дёрнулся и подавился воздухом. А когда мафиози прошёлся мокрым языком по кромке джинс и, наконец, стянул их, оставляя парнишку лишь в одних укороченных боксерах, то зарделся ещё сильнее и вцепился пальцами в простыни до скрипа. Но Рюноскэ не приступит сразу к десерту, он сначала прикончит второе и лишь потом возьмётся за сладкий и желанный десерт. Поэтому он спускается дорожкой поцелуев по внешней стороне бедра к коленке, возвращаясь к паху лёгкими укусами и засосами по внутренней стороне бедра, повторяя такие же несложные манипуляции со второй ногой. От этих «несложных манипуляций» в комнате становится жарче, а воздух наполнился развратными стонами из одновременно девственного и грязного рта детектива. Ацуши надоело, что он один раздет и находится практически нагишом, а Рюноскэ до сих пор не снял ни одного предмета из своей одежды, поэтому решил приравнить их — он стянул с мафиози рубашку и штаны, отправив их в кругосветное путешествие по спальне старшего Акутагавы. На это мужчина лишь рыкнул, возвращая Накаджиму на спину и нетерпеливо целуя его в красные и вкусные губы. Рюноскэ никогда не отличался ангельским терпением, но тем не менее был достаточно терпелив. Тем более, что сегодня он «вылижет» Ацуши с макушки до кончиков ног, а это значит, что у них впереди ещё остаток вечера, целая ночь, полный тюбик лубриканта и неоткрытая пачка презервативов. И мальчишка точно не будет против. Немного огрубевшая от оружия ладонь мягко легла на чужой пах, слегка его сминая. Накаджима вскрикнул, дёрнулся и ещё сильнее вцепился стальной хваткой в простыни, сексуально выгнув спину. Следить за реакцией Ацуши — сплошное удовольствие. Акутагава спустил уже давно мокрое бельё своего парня, освобождая из болезненного плена разгорячённую плоть. У Тигрёнка аккуратный, в меру длинный и не очень-то и толстый член с небольшой тёмно-розовой головкой, который не вызывает отвращения, если можно так говорить о такого рода вещах. А вот и десерт. Мафиози взял с подушки тюбик лубриканта, щедро выдавливая смазку на ладонь. В глазах Ацуши, подёрнутых поволокой возбуждения, проскакивает тень страха и сомнения, но она быстро сменяется ошарашенным и приятным удивлением, когда Рюноскэ проводит своим языком по всей длине ствола от самого основания по набухшим венкам. Его нужно было отвлечь, а минет — это единственное, что пришло в пустую голову Акутагавы. Мужчина мягко облизнул головку, размазывая выступающую естественную смазку, вбирая её в рот и посасывая, а рука в это время обводит и массирует колечко сухих и сжатых мышц, а один палец медленно и осторожно входит, разрабатывая парня. Рюноскэ с радостью бы не стал брать особенно глубоко, но он слышал, что это настолько неприятный процесс, когда в тебе уже два пальца, и они растягивают тебя на манер ножниц, что взял до глотки, а на глаза набежали слёзы, но Акутагава упрямо останавливал рвотный рефлекс и продолжал отсасывать Накаджиме, тем временем растягивая его. А Ацуши терзался между ошеломляющими и безумно приятными ощущениями в паху и болезненными тянущими манипуляциями с его анусом, что не мог найти себе места и просто стонал, кричал, в его уголках глаз были капельки солёной влаги, а руки «бегали» по простыням, то вытягивая, то сжимая их до скрипа. И вот он уже видит пляшущие круги и искры перед глазами. — Й… Я… Р-рю-ух… Я с-сейч-час… Мужчина отлично понял достаточно жирный намёк, но не выпустил из плена своего горячего рта член Ацуши, а подождал, когда он кончит, и лишь только потом отодвинулся. Парнишка был уже достаточно растянут, да и Рюноскэ уже давно был готов взять его. — Скажи мне, чего ты хочешь. Накаджиме не обязательно отвечать, потому что его глаза могут сказать за него. Но он всё равно покраснел ещё сильнее, раздвинул ноги и произнёс, заикаясь: — Я х-хочу, ч-то… Ч-чтобы ты в-взял м-меня… — Как скажешь, малыш… Рюноскэ не нужен был ответ, но теперь он убеждён, что Ацуши действительно хочет этого и не будет жалеть об этом решении. Мафиози по-быстрому раскатал презерватив по всей длине своего достоинства, отбросив свои боксеры куда подальше. Накаджима вцепился ему в плечо, болезненно жмурясь, от неприятных поступательных ощущений заполненности внизу. Да, он знает, что совсем скоро будет очень, слишком приятно, но сейчас ему больно. А кому будет приятно, когда ему в зад пихают, хоть и медленно и осторожно, но всё равно пихают член и растягивают ещё больше, чем было? Никому. Разве что мазохисту. — Потерпи, малыш… Скоро всё пройдёт… Накаджима с трудом удивляется, как Рюноскэ терпит и думает об ощущениях своего партнёра, когда у него самого те же самые проблемы, причём даже похуже, чем проблемы Тигра. Детектив поддаётся бёдрами назад на пробу, но ощущает лишь резкую и ноющую боль, поэтому решил немного попривыкнуть и больше так не экспериментировать. Рюноскэ с трудом сдерживается, чтобы не сделать никаких резких движений, потому что он не хочет доставлять своему Ацу-чану ещё больше дискомфорта, который уже принёс. Но некоторые действия Ацуши так и напрашиваются на то, чтобы Акутагава слетел с катушек. Теперь уже на пробу толкнулся мафиози, ощущая узкие стенки девственных мышц, которые чувствуют такое давление впервые, чуть ли ахая. На это Накаджима лишь осторожно кивнул, как бы давая разрешение. Он больше не чувствовал такой резкой боли, но мышцы ныли, а чего он ещё ожидал? Рюноскэ подложил под поясницу своего пассива руку, для большего удобства, и толкнулся ещё раз также медленно и осторожно. Потом снова. Его лицо было сосредоточенно, но прилипшая чёлка выглядела слишком забавно, чтобы он выглядел серьёзно. Да, где же?.. Вот. Ацуши выгнулся дугой и громко застонал, обвивая пояс Акутагавы своими ногами. Нашёл. Теперь можно было не думать, а просто слушать и принять природу своих животных инстинктов и единственную мысль, которая билась в черноволосой голове почти что с самого начала этой игры: «Бери». И кто он такой, чтобы отказываться? Боль отошла на второй план, и теперь Ацуши чувствовал неимоверное удовольствие от каждого толчка Рюноскэ в него. И это было настолько непередаваемо, что Накаджима не мог ничего делать, кроме как стонать, кричать, извиваться, впиваться своими короткими и аккуратными ногтями в спину мафиози, оставляя короткие и длинные полосы, поддаваться навстречу движениям мужчины. Комната уже давно стала до ужаса душной, наполнилась запахом пота, секса и смазки, наполнилась пошлыми и грязными, но такими сладкими и звонкими стонами и криками наслаждения, что у обоих напрочь сносило крышу. Бёдра Рюноскэ болели от однотипных и постоянных движений, спина отдавала некоторым дискомфортом, который распалял ещё больше, но ему было настолько хорошо в плену узких жарких и пленительных, уже разработанных мышц, что он не обращал никакого внимания на эти факторы. Голос Ацуши уже вот-вот готов осипнуть, из его лёгких выбили почти что весь воздух, поэтому он пытается вдохнуть как можно больше воздуха, но каждый новый толчок выбивает этот воздух вместе со стоном, криком или хрипом, но ему всё равно, потому что такого блаженства он никогда не испытывал в своей короткой жизни. Акутагава уже тысячу раз останавливался, чтобы укусить, поцеловать, подуть, шлёпнуть Ацуши, что тот уже давным-давно хотел кончить, но ещё он хотел, чтобы эта пытка продолжалась как можно дольше, чтобы это событие никогда не заканчивалось. Но всё хорошее или плохое рано или поздно заканчивается. Ацуши обильно кончил себе на живот, содрогаясь в судороге оргазма, крича и стоная, как самая настоящая элитная шлюха. Следом и Рюноскэ спустил в резинку, с трудом удерживаясь на своей шаткой опоре — собственной руке, которую он поставил около головы Накаджимы. — Д… Два чёртовых часа, Акутагава. Два… Ты меня чуть не убил своей хреновой любовью… — Ацуши пытался восстановить дыхание, заглатывая как можно больше воздуха, но высказаться ему было необходимо. Мафиози вышел из мальчишки, стягивая, связывая и отбрасывая презерватив куда подальше. — Я… Я тоже тебя люблю, малыш. И, кстати, я тебя согрел, так что скажи: «Спасибо, Рюноскэ-семпай».***
— Гляди, там свет включился! — Подорвался ужасно красный, как спелый помидор Ацуши, указывая пальцем в окно, и одновременно включая свет. Действительно, он заработал. Шатен тоже был не менее смущён, он закрыл лицо ладонями на середине рассказа. Боже, ему было так стыдно, а ведь Ацуши так сильно вдавался в подробности… — Ацуши-кун, я всё записал на диктофон. Я проиграл Чуе в покер. Сознался. Но Накаджима не так уж и сильно расстроился. Он лишь глупо улыбнулся и сказал: — В следующий раз, когда без света останетесь вы, я тоже спрошу у вас про ваш первый раз. Я обещаю, Осаму. А Акутагава уже успел кончить и с прискорбием понимал, что такого стыда он в своей жизни не испытывал ни разу.