«Выбрая дорогу, чтобы уйти от судьбы, мы именно там её и встречаем»
Монтана - замечательный край, рай для охотников и рыболовов. И совершенно непохожее на Рук Айленд место. Солнце здесь способно спалить целые поля, но и в половину не напоминает того адского зарева, что сжигало светлую кожу во время долгих поездок на багги. Природа здесь дикая, необузданная. Хотя индюшек все же стоит обходить стороной, однако местное зверье не внушает того ужаса, который селился в сердце от одного вида джунглей. Вернуться в Америку спустя столько лет — казалось дикостью. А дикость —единственным выходом. Знакомые голоса сбиваются в единый поток неразборчивого шума. И только один из них выделяется, становясь все громче и громче. Он повторяет единственную фразу, сцепленную в один душераздирающий монолог. Она дрожит, даже во сне. Руки, поддернутые тонкой сеткой шрамов, судорожно сжимают простыню. Становится невыносимо жарко. Удушающе мало воздуха. Кошмар мертвой хваткой впивается в сердце и отступает, оглушенный резким стуком в дверь. Женщина подскакивает, инстинктивно хватаясь за нож, и замирает, осознавая происходящее. Руки трясутся, а сердце бешено колотится. Волосы спадают на лицо и прилипают к мокрому лбу. — Что же ты делаешь? - Откладывая от себя оружие, хрипит Руби и прячет встревоженное лицо в ладонях. - Пора бы уже очнуться. Вот только очнуться бывает ужасно тяжело. Стук затихает, где-то еле слышно вибрирует телефон. — Эй, чихуахуа, - на повышенном тоне зовет девичий голос у открытой форточки. - Доброе утро! Прогоняя остатки назойливых мыслей, Аккерман пытается собраться, чертыхаясь себе под нос. Она поднимается с постели, не обращая внимания на неизменный комплект домашней одежды, в котором она засыпает и просыпается уже который день. — Давай - давай, я тебе поесть принесла. С возвращением в Монтану стало очевидно: место юности совсем не изменилось, но в нем уже не оставалось уголка для беглянки. Как не старайся, а даже в свой монастырь, с чужим уставом не пойдешь. Рене Кастелланес - чудесная женщина, ставшая подругой Руби еще в подростковом возрасте. Теперь уже жена местного детектива, часто захаживающая в маленький трейлер у реки. Казалось, что она старалась уцепиться за прошлую связь, как за отдушину от рутинной жизни. Рене поправила волосы, убрав прядь за ухо, и еще раз хорошенько тряхнула Руби за плечи, в качестве приветствия, не переставая улыбаться. — Ты что тут делаешь? — Упираясь в дверной косяк, выдохнула Аккерман. - Разве ты не должна сына в школу отвозить? — В два-то часа дня? Мне его забирать скоро. Руби мысленно прикидывает, сколько проспала после выпитого, и склоняет голову, тяжело вздохнув. Рене покровительственно оглядывает апартаменты, подмечая, что и где нужно прибрать. Женщина потягивается, наблюдая за старой подругой, но следовать ее примеру не спешит. Она уже давно перестала следить за когда-то идеальным порядком. Кастелланес выставляет на маленький столик контейнер с еще теплым рагу. Совсем как в старые-добрые времена, когда мать Рене собирала девочек за столом и с горкой накладывая горячее блюдо в тарелки. Живот предательски заурчал. Руби довольно улыбнулась. — Ты знаешь, что алкоголь едой не считается? — тоном собственной матери декламирует она, кивая на пустые бутылки под столом. — Так и до язвы не далеко. — Скажу честно, язва была бы сейчас меньшей из моих проблем. Рене закатывает глаза и, взяв в руки пульверизатор для цветов, брызгает Руби в лицо. Та раздраженно отмахивается, недовольно посматривая на подругу. — Хорошо-хорошо. За то время, что Руби провела в душе, Кастелланес успела привести трейлер в состояние, близкое к идеальному. Удивительная хозяйственность, доставшаяся ей от матери, вполне бы могла называться врожденной. Женщина просто не могла пройти мимо, пускай и малого, беспорядка, доводя эту привычку до жуткой педантичности. Через открытые настежь окна и дверь пробирался свежий воздух, забирая аромат алкоголя, оставшийся еще со вчера. Они садятся на раскладные стулья под навесом трейлера, и Аккерман открывает пиво, несмотря на возмущения подруги. Здесь красиво. Солнце стоит высоко, а река в его лучах блестит, словно тысяча маленьких бриллиантов. Лес, как огромным великан, сторожит русло, дорога убегает в даль, до самого Фоллс Энда. Женщины молчат, наслаждаясь не хитрым отдыхом и легким ветерком, приходящим от воды. — Помнишь, как мы воровали тыквы с фермы? — Невзначай подмечает Рене, когда Руби делает долгожданный глоток холодного пива и кивает. — Твой отец нас еще тогда от шерифа забирал! — Жизнь для найденыша — великий дар. А ты тратишь его на глупости. —Цитирует слова Старика Руби и снова делает глоток. - Это он мне тогда сказал. Рене делает паузу, вглядываясь в лицо старой подруги. Она заметно изменилась с тех пор: серые глаза потускнели, когда-то длинные светлые волосы сейчас едва ли доставали до плеч. Рене начала подмечать шрамы, которых до этого точно не было.У Руби оставалось мало общего с той девочкой, которая когда-то поселилась по соседству. И только маленькая родинка под уголком губы оставалась немым напоминанием. Впрочем, и саму Рене прежней не назовешь. Семья, ребенок, муж - полицейский. Скажите вы это пятнадцатилетней бунтарке, таскающей алкоголь из домашнего бара под покровом ночи, и ,в тайне от родителей, убегающей со шпаной на импровизированные вечеринки — она бы послала вас куда подальше. — Не скучаешь по ним? Руби ведет плечами и молчит. — Генри и Вэйв были хорошими людьми... Знаешь, когда ты не вернулась, они сильно переживали. — Да. Переживали, но искать не стали - отмечает про себя, с детской обидой, Аккерман. Она не рассказывает о том, где была, с кем водилась и чем занималась. Рене же не лезет в душу раньше времени. Все, что она знает: однажды Руби просто не вернулась, уехав на учебный выезд от своей чертовой академии. Им было тогда всего по девятнадцать. И утрата лучшей подруги была сродни концу света. А потом она объявилась, так же неожиданно, как и ушла, словно должное. Продала пустовавший дом родителей, купила небольшой трейлер и ,основавшись у реки, не часто появлялась на людях. Иногда заходила в бар к Мэри Мэй, иногда ее можно было видеть в соседнем охотничьем магазине. Но большую часть времени она проводила в лесу или расположившись у трейлера. Как-то раз Руби пришла к ним на ужин. Рене помнит, как счастлива тогда была. Будто в молодость вернулась. Сейчас, когда им почти по тридцать - цифра кажется маленькой, незначительной. А в далекие пятнадцать лет это казалось настоящей катастрофой. К другой стороне реки подъехали несколько белых пикапов, грозным рычанием мотора нарушая спокойствие тихой заводи. —Эдемщики. — Спокойно заметила Рене, когда Руби прищурилась, надеясь разглядеть фигуры, вышедшие из машин, но солнце не давало этого сделать. - Семья Сидов. Помнишь их? Аккерман помнила, но смутно. Их младший брат учился на пару классов старше, а средний к тому моменту уже имел семью. Лица большей части жителей округа Хоуп давно затерялись в глубинах сознания. Аккерманы переехали сюда, когда Руби было девять, а уехали — когда дочь уже считалась безвести пропавшей. Дом, почему-то так и не продали. Может, Генри надеялся, что Руби когда-нибудь вернется, и старик не прогадал. — Как его там звали? Рене встрепенулась. Ей ужасно нравилось говорить о днях минувших, а подыграть ей - меньшее, что могла сделать Руби. — Джон. — На распев произнесла она, вглядываясь в фигуру, зашедшую по пояс в воду и совсем исчезнувшую в солнечных бликах. — Его звали Джон. Тот еще симпатяга. Помнится, ты нравилась ему в старшей школе. Руби скривила губы, иронично улыбаясь. Сердце почему-то закололо. И это происходило в последнее время слишком часто, стоило заговорить о делах любовных. Слабость, словно чувствуя свою власть, давила на ключицы холодными руками, проникала под кожу, доставая до дыхательных путей и вгрызалась в душу острыми клыками. У слабости было имя, ставшее табу. Оно немой утратой следовало попятам. Толчок в плечо возвращает в реальность и заставляет сильнее сжать горлышко бутылки. Она делает пару больших глотков, судорожно выдыхая. — Я сказала что-то не то? — С опаской поглядывает на нее Рене. — Нет. Как обычно, ляпнула глупость. — Это еще почему? Рене надувает щеки и Руби по-доброму улыбается, прикрывая глаза. — В старшой школе я была плохо сложена, длинная и худощавая. Вечно в синяках. Да боже, я даже не представляла, для чего нужен тональный крем. Рене цокает, вскидывая руки в негодовании. — До тебя мне было далеко, Королева школы. — Руби ухмыляется, когда Кастелланес заливается краской. Несмотря на симпатичную внешность, комплиментов она стеснялась все то время, сколько Аккерман ее помнила. — Так что с большей вероятностью ему нравилась ты, а я просто стояла рядом. Телефон пищит, и Рене судорожно хватает его в руки, не успев возразить. Руби все вглядывается в происходящее на реке. Люди в белых робах стоят по периметру берега, по очереди заходя в воду. Она выставляет ладонь козырьком, чтобы лучше наблюдать за этой картиной и на секунду ей кажется, что мужчина, стоящий в воде, развернут к ней лицом и так же смотрит за происходящим на другом берегу. Руби чувствует странное напряжение, повисшее на добрых метрах пятиста расстояния, и тело пронизывает предчувствие опасности, так хорошо знакомое всем, кто хоть раз был на острове Рук. Он улыбается? Она не видит лица, но почему-то в этом уверена. Мужчина двигается вперед, но оступается, чуть не провалившись в подводное течение и отступает назад. — Ни разу не видела крещение? — Рене материализуется рядом, словно из неоткуда. Она смотрит на реку с долей опустошения, убирает телефон в карман. Мужчина уже вернулся к своим делам. — Нет, это впервые. — Спокойно выдыхает Руби, когда напряжение, повисшее в воздухе рассеивается. Она подкручивает сигарету, переводя взгляд на подругу. — Не знала, что тут теперь новая вера появилась. — Знала бы, если бы чаще бывала в городе. Марк — их прихожанин. Удивительно, как еще не затащил нас с сыном. О Вратах Эдема трудно не услышать. Руби ведет плечами. Словосочетание знакомое. Кажется, Мэри Мэй о чем-то таком говорила, но Аккерман была слишком пьяна. — Ладно, мне пора забирать мелкого. Не напивайся сегодня, дай организму чуть отдохнуть. — Хорошо. Рене исчезает так же быстро, как и появляется. Ее старенький бьюик, когда-то бывший гордостью отца, глухо урчит, но все же заводится. Кастелланес машет на прощанье, скрываясь за поворотом. А Руби так и сидит на своем стуле, всматриваясь в силуэты. И сама не замечает, как из всех выделяет один, цепко наблюдая за его действиями. Когда пиво заканчивается, она устало выдыхает и поднимается с насиженного место. Крещение набирает обороты, но наблюдать за ним уже не интересно. Женщина возвращается в свой трейлер, прикидывая, чем забить остаток времени. — Твоя вина. — Громом разносится по трейлеру и она роняет пустую бутылку на пол. — Детка, это только твоя вина. Руби оглядывается и сглатывает, заметив темную фигуру на своей кровати. Она мотает головой, в пустой надежде отогнать навязчивые мысли. А силуэт только улыбается. Сердце начинает отстукивать дикий ритм, скребет по ребрам, вырезая острой иглой одну единственную фразу. Твоя вина. Стоит ей только приблизиться, как мираж исчезает, испаряется в свете заходящего солнца, во вьющихся пылинках. Руби просто стоит и молчит, глупо пялясь в одну точку. Сердце пропускает пару ударов и она, лишенная сил, сползает на кровать. Время замирает. Она тянется к своему ножу и, почувствовав в ладони тяжелую рукоять, подносит оружие к лицу. В лезвие отражаются потускневшие глаза и что-то еще, смутно напоминающее человека. Как сейчас кажется легко все оборвать. Она прекрасно знает, где нужная артерия, знает, как унять эту ноющую, одичалую боль в груди, но почему-то медлишь. — Жизнь для найденыша — великий дар. —Иронично улыбаясь, повторяет слова отца Руби, разрушая тишину. — Интересно, ты бы и сейчас так сказал? Сильно сомневаюсь. Обещание не напиваться превращается в пустой треп и растворяется в прошлом. Алкоголю всегда так легко сказать "да", особенно если только он способен заглушить твою горечь. Она не особо заморачиваясь, льет виски в добрую половину стакана, не переставая всматриваться в уже потемневшую без солнечного света реку, где-то в глубине души надеясь разглядеть хоть один силуэт. Пусть незнакомый, но живой. Кого-то способного дышать, с бьющимся сердцем, с горящими глазами. А может, такого же потерянного? Руби не сразу замечает, что телефон на столе снова вибрирует. Дурацкая привычка - выключать звук. Но после рации от нее все никак не отделаться. Номер не записан, и насколько Аккерман может помнить - в последнее время не звонил. Она несколько секунд думает, стоит ли вообще брать трубку и все же нажимает на кнопку "принять". — Надеюсь, не потревожил? — С ходу начинает мужчина с нарочитой вежливостью. — Нет. Я вас слушаю. — Так официально? — Смеется голос. — Это Джон Сид. Она молчит. Не знает, что ответить. Если Джон звонит - то явно не по незнакомому номеру. — На самом деле, я хотел нанести тебе визит лично, но дела, увы, не позволили. Слышал, что ты вернулась в округ. — Откуда у тебя мой номер? — Сделав глоток ядреного напитка, шумно выдыхает женщина и закуривает. — Не помню, чтобы записывала его тебе. — Давай предположим, что мне его дала твоя подруга. Как в молодости. — Она не видит лица, но и без того знает, что Джон улыбается. Старая уловка, пройденная еще в старшей школе. — И как ты теперь поживаешь? Хорошо устроилась? Она изгибает бровь и выпускает кольца дыма, тут же подсчитывая их. Если жизнь на Рук Айленд чему-то и научила Руби, так это тому, что насколько бы не был приятен тебе человек, в конечно итоге, добра можно ждать только от себя же. А может этот урок был усвоен до острова Рук? Впрочем, сейчас ее мало волнуют звонки из прошлого, она просто хочет закончить начатое: выпить и возможно, отправиться в лес, добив день у одной из горных троп. — Послушай, Джон, — Произносить его имя сейчас казалось чем-то сродни фамильярности. Она берет небольшую паузу, разглядывая жидкость в стакане. - Это конечно все безумно мило, но если у тебя есть дело ко мне - говори, в другом случае я не вижу смысла продолжать диалог. — Вот так? Без прелюдий и сразу к работе? Хотя знаешь, она и в самом деле есть. Я слышал, ты промышляешь охотой. И наверняка, неплохо ориентируешься в лесу. Это бы очень пригодилось. — Неужели в округе Хоуп не осталось следопытов? — Остались, но понимаешь, я решил совместить приятное с полезным. —В телефоне послышался сторонний шум, чуть искажая голос. — Вокруг тебя ходит столько слухов, Дорогая. Вернувшаяся блудная дочь... А ты должна знать не понаслышке, утолить интерес бывает чертовски трудно. — Я не работаю задаром. — Руби крепче сжимает трубку, думая, что стоило ее вообще не брать. — Вознаграждение — не проблема. — Отвечает Сид. — Вот, как мы с тобой поступим. У тебя под рукой есть, чем записать адрес? Завтра в двенадцать я буду ждать тебя там. Встретимся и обсудим это дело. И пока она записывала под диктовку, рука невольно соскользнула по бумаге, оставляя неровную черту. — Пока, Дорогая. Она скидывает вызов, разглядывая собственный почерк и неровную линию, исчертившую клочок листа. Разом опустошает стакан, с грохотом ставя тот обратно. Идея кажется все более сомнительной, но последний заказ на шкуры Руби брала больше двух недель назад, деньги заканчивались, а в округе Хоуп всегда хватало охотников с менее сомнительной репутацией.1.
22 апреля 2018 г. в 11:59