You wanna make a memory

       Иногда Джейк ощущает хлипкую колкость в подушечках пальцев. Он не знает, чем это вызвано, не хочет знать, но сознание, прошитое насквозь алыми нитками, даёт подсказку: дело в нём.        Джейк не хочет оборачиваться, у него слишком болит голова, кажется, единственный резкий жест может спровоцировать обморок.        Кити мягко улыбается ему, тянет за рукав и щебечет, как пташка:        — Пошли. Тут Хит. — Джейк не хочет идти с ней, но она умоляюще смотрит на него, тянет к себе и словно кидает в огонь: к Хиту его подталкивает, а сама исчезает.        — Привет. — тихо отвечает Джейк и даже улыбнуться выходит. Только натянуто как-то, слишком жеманно, а может быть и глупо, он и не знает уже.        — Здравствуй. — У Хита глазки как щёлочки, смотрит и щурится. Он улыбается, как Чеширский котяра, слегка проталкиваясь грудью к товарищу, словно подталкиваемый толпой, — Я скучал. — прижатое тело вызывает непонятные импульсы: хочется рассмеяться и заплакать одновременно, а лучше вскричать и до боли вцепиться в собственную руку, чтобы не повадно было.        Чтобы не до красных пятен от ключиц до щёк.        — Я тоже. — ему хочется не смотреть себе под ноги, но не выходит как-то. Тупые носы устремлены к востоку.        — Я… — рука Хита хватает повыше локтя, но его бурную тираду, записанную чернилами на ладони, прерывает Мишель.        Малышка Мишель.        Сучка.        — Хит, нам надо… — она обрывается на полуслове, покрывается сукровичными пятнами, — Извини, что помешала. — Хит игронирует её дрожь в голосе. Ему не наплевать, просто…        Просто.        Мишель отходит от них, а Хит тянет Джейка на свежий воздух. Погода завораживает, тихая ночь окутывает мысли и заставляет отключить механизм самосохранения. Лишь самоотдача.        Леджер достаёт пачку сигарет. Портсигар серый, мышиного цвета прям.        — Ты куришь? — Леджер усмехается и отвечает как-то просто:        — Давно уже.        — Как давно? — тупой вопрос, твою мать. Ебать. Леджер смотрит на Джейка как-то по-особенному сложно. Словно доктор препарирует зверюшку, выискивая новые болевые точки. И отвечает:        — Как мы расстались. — Джейк не смотрит на Леджера, сжимает парапет грёбанного балкона.        — Ненавидишь меня теперь? — Джейк лишь тупо качает головой. Разумеется, ненавидит. Даже сейчас презирает, хотя почему-то колкая нежность всплывает в грудине, когда он всё-таки позволяет себе взглянуть на Леджера.        Опять эти патлы, только как-то не так взъерошены… Да и о чём он вообще?        — Ненавидишь. — спокойно отвечает Леджер и усмехается.        Почему-то сразу становится щипло в глазах. Слишком даже. Нужно восстановиться.        Ненормально это.        — Да, ненавижу, ну и что? — отвечает и смотрит в глаза. Тот тоже смотрит и слегка кривит губы:        — Это были просто съёмки. Не более. — и Джейка прошибает насквозь: дышать становится по обыкновению нестерпимо сложно, в душе все скручивается.        — Ага. — получается даже улыбнуться, — Ну пошли, нас ждут. — он хочет обернуться, но Леджер хватает его за руку и разворачивает к себе.        — Так было. Теперь ты… мне нужен… — хриплый голос заставляет разлепить бледные губы, где скользит капелька розового пота. У Джейка кружится голова и он говорит прежде, чем думает:        — Не уходи больше. Пропадай надолго, но не навсегда. — и это звучит, как мольба. Хит улыбается, целует щеку возлюбленного и отвечает так, что в груди сердце делает тройное сальто:        — Я, даже если и захочу уйти, не смогу. У меня же сердце остановится, так сильно я люблю тебя. И в этом я тебе клянусь.        — Я верю. Всегда. — отвечает и втягивает в поцелуй. Вот так, кажется, и обрушивается частичка разума.