Колокольчик над дверью звякал непрерывно, и этот звук уже начинал раздражать Эрика, принимающего заказы.
— Мне двойной латте и малиновый чизкейк.
— Стейк, только хорошо прожаренный. Теплый салат и черный кофе, оплата наличными.
— А что у вас тут самое вкусное? Нет, я бы хотела рыбное… Но не жареное. Это не пойдет, а может…
Бесконечный поток заказов, вопросов, «не желаете блюдо дня?», «как насчет блинчиков?», «оплата наличными?», «не пойти ли вам на хуй?»… Последнее Эрик произносил только про себя, не забывая вежливо улыбаться и кивать, записывая заказ в свой блокнот.
Кофейня в центре Нью-Йорка была лишь перевалочным пунктом, временным пристанищем, не дающим пойти на дно. Он скоро должен был закончить университет, его девушку ждало спрятанное в дальнем углу шкафа обручальное кольцо, и квартира, доставшаяся ему в наследство от умершего дядюшки Якоба, скоро станет их новым домом. Если бы его предыдущий босс не обанкротился, Эрик бы не оказался здесь. Но Магда смотрела на все с точки зрения оптимиста, у которого дела всегда шли в гору: ни шагу назад.
— Вы слушаете меня, аллоу? — потный мужчина в костюме промокнул лоб платком и недовольно уставился на официанта.
— Да, конечно. Эспрессо без сахара и салат с тунцом.
Эрик ушел на кухню за заказом, поглядывая в сторону столика в углу обеденного зала. Стул был задвинут под столешницу, не покрытую даже скатертью. На ней сиротливо стояла табличка «Зарезервировано». Казалось, что она всегда была там, будто с самого основания кофейни, накрепко привинченная к столу, прибитому к полу. Но Эрик знал, что это всего лишь игра воображения.
— Никогда, слышишь, никогда не подходи к этому столику, когда несешь поднос с посудой, — Рейвен, ярко накрашенная блондинка, постоянно жующая розовую жвачку, лопнула очередной резиновый пузырь и подняла вверх пальчик с длинным ногтем: — Этот столик проклят, и я тебя предупредила.
— Ты веришь в эти байки для новичков? — Эрик скептически вздернул бровь, сервируя поднос и собирая столовые принадлежности.
— Вот увидишь, мистер Неверующий, я-то знаю, о чем говорю. Спроси вот у Шона. Он там разбил кучу посуды, потерял свою кредитную карту в щели между досок и подцепил заражение крови, оцарапавшись о столешницу.
— Может, он просто неудачник? — но даже шутливое подмигивание не помогло Эрику смягчить серьезно-недовольный тон Рейвен. — И кстати, не видел я что-то никакого Шона здесь, хотя работаю уже две недели…
— Конечно, не видел. Он в больнице с сотрясением мозга лежит. Ударился головой об этот самый столик, — лопнув очередной пузырь, Рейвен гордо удалилась в зал, виляя бедрами, затянутыми в короткое синее платье.
Не удивительно, если бедняга Шон навернулся на мокром полу, заглядываясь на красивую задницу Рейвен. Что скрывать: она была хороша, но сердце Эрика и так было занято.
Этот разговор случился между ними месяц назад, и с тех пор он пристально следил за злополучным углом. Поначалу делал это украдкой: Эрика не покидало чувство, что его подкалывают. Но коллектив в кофейне подобрался на удивление дружный и сплоченный. Его приняли за своего с первого дня, но за полтора месяца работы он почти от каждого услышал: лучше держись подальше.
Пожалуй, ему и правда удалось заметить, как в этом месте пару раз споткнулась Энджел, а сам Эрик выронил чистые столовые приборы, частично улетевшие под злополучный стол. Но это как-то слабо тянуло на проклятье, да и приборы он уронил, зазевавшись, — сам виноват.
Однако этим днем всему суждено было пойти не так. И когда Эрик выходил из кухни, он ощутил даже раньше, чем четко увидел, лишь уловив расплывчатый абрис на границе зрительного поля: за столиком кто-то сидел. Никогда еще людей у окна не обслуживали так быстро, но Эрик был готов остаться без чаевых за слишком неаккуратный сервис, только бы не упустить шанс подойти к смельчаку, севшему за стол.
Молодой человек едва ли сильно старше самого Эрика, которому накануне стукнуло двадцать три, расслабленно сидел на стуле. Взгляд его голубых глаз со скукой осматривал зал, когда Эрик любезно положил перед ним меню, отмечая, что табличка с надписью «Зарезервировано» исчезла.
— Готовы сделать заказ сразу или подойти попозже? — вежливая улыбка не могла скрыть любопытства, но даже если клиент и заметил странное поведение официанта, то не обратил внимания.
Кажется, он был слегка удивлен, что Эрик вообще к нему подошел.
— О, ммм, я, пожалуй, посмотрю меню, — мужчина улыбнулся и открыл бумажный буклет, углубляясь в перечень блюд.
Салаты, пасты, мясо, десерты и напитки — они кормили всем съестным, не хуже ресторанов в соседнем торговом центре. Только цены были ниже, а рядом находилась детская больница, и именно поэтому тут часто бывали родители с детьми, зареванными после сдачи анализов и посещения докторов в белых халатах — они с двойным аппетитом поглощали картошку фри, молочные коктейли и десерты. Себастьян Шоу знал, где открывать свою кофейню.
Идя в сторону кухни, Эрик хотел первым делом рассказать остальным, что сегодня он развеет их веру в проклятье, обслужив клиента за столиком-который-нельзя-занимать. Но как на зло его окликнули, потом подали заказ на третий стол, где мужчина в пиджаке уже чуть ли не стучал вилкой по столу.
— Мне, пожалуйста, зеленый чай и рыбу под острым соусом.
— Желаете что-нибудь на десерт? — стандартный вопрос, срывавшийся с языка минуя мозг, и вежливая улыбка на витрине.
Молодой человек посмотрел на него и странно ухмыльнулся.
— А что вы посоветуете?
Эрик открыл рот, чтобы произнести набившую оскомину фразу, которой Шоу пытался скормить посетителям излишки дешевой муки, купленной для блинчиков, но почему-то сказал совсем другое.
— Только не блинчики, они тут дерьмовые. Возьмите лучше чизкейк, привезли сегодня.
Губы молодого человека растянулись в улыбке, и он тихо засмеялся, а Эрик вдруг с ужасом подумал: что если этот тип тайный покупатель из общества потребителей, и Леншерр только что подложил свинью своему боссу. Не начало ли действовать то самое проклятье, из-за которого его выгонят с работы завтра же? Он попытался сообразить, чем могут обернуться его слова, но мужчина успокоил его своим ответом.
— Никогда не любил блинчики. Принесите чизкейк.
— Отлично.
Небеса не рухнули, как и ни одна тарелка или прибор из тех, что Эрик принес на злополучный столик. Молодой человек помешивал ложкой чай, звонко стуча о края белой чашки, и Эрику казалось, что этот звук заглушал весь шум в зале: детский плач, голоса, колокольчик над дверью и гудение кофе-машины. Он закрутился, носясь между кухней и залом, — было обеденное время, и все столы оказались заняты, — но даже в другом конце помещения ему слышалось это тихое позвякивание.
Чушь, конечно, просто Эрик прислушивался. К тому времени, когда он вернулся к столику, там лежал только чек на имя «Чарльза Ксавье».
— Вот доказательство того, что вашего проклятья не существует.
Он шлепнул листок с росписью на стол в комнате для персонала, самодовольно улыбаясь. Рейвен, Энджел и Алекс переодевались в обычную одежду, чтобы идти домой. Они все были так измотаны сменой и июньской жарой, что даже не обернулись. Один только Алекс бросил скучающий взгляд на чек на столе и спросил:
— И что это?
— Сегодня я обслужил за этим столиком какого-то Чарльза. Клянусь, он вышел из кофейни живым и даже оставил мне приличные чаевые!
Эрик оперся бедром о стол, скрестил руки на груди и ждал, когда все обернутся на него, тараща глаза от удивления. Ни одна чашка не разбилась, сам Эрик был невредим и даже получил за смену неплохой навар.
— Обслужил богача какого-то и рад. Нашел, чем хвастаться, — Рейвен надула губки. — А у меня сегодня одни уроды ушли, не заплатив! Будто у меня зарплата миллион, чтобы их обеды оплачивать!
— Вот-вот, уроды, — Энджел поддержала подругу, помогая застегнуть ей блузку на спине.
Ну ясно, не хотят признаваться, что морочили Эрику голову или просто верить ему, что никакого проклятья нет. Стоило попытаться еще раз:
— Может, проклятье вашего столика обернулось золотой жилой, и теперь там будут сидеть только богатые клиенты?
— Ой все, мы поняли, что ты везунчик, — проходя мимо, Рейвен задела его сумочкой.
Она была не в духе целый день, и Эрик примирительно поднял руки, не желая ругаться. Алекс протянул ему чек:
— Бери, везунчик, и пошли с нами. Мы в бар через дорогу, поддержать Рейвен и ее финансовые потери.
— Прости, меня дома девушка ждет.
— Ну, как знаешь, приятель. До завтра!
Эрик работал пять дней в неделю, проводя двенадцать часов на ногах, бегая между столиками, кухней и посудомойкой. Оклад был неплохой, физической работы он не боялся, а время итоговых экзаменов все приближалось. Лекции уже закончились, и только поэтому он мог позволить себе такую работу. Осталась лишь практика, на которой он пропадал в выходные, просиживая время над дипломной работой. Профессор обещал пристроить его в отличное место, ничуть не сомневаясь, что Эрик сдаст выпускные на отлично. Он тоже в себе не сомневался.
— Отец планирует для тебя сюрприз, только я тебе ничего не говорила, — мама прокралась в его спальню, заговорщицки улыбаясь.
— Если сюрприз — зачем говорить?
— Чтобы ты пожалел себя, милый. Мы все и так знаем, что ты сможешь позаботиться и о себе, и о Магде, когда закончишь университет.
— Мам, отстань, ты же знаешь, я работаю, потому что хочу этого. Не собираюсь сидеть без дела.
— Ладно-ладно, все-то у тебя схвачено и продумано, — мать села рядом, отодвигая разложенные по постели конспекты, и сложила руки на коленях.
Что еще можно было желать, если не таких вот любящих родителей, какие были у Эрика? Единственный ребенок — обласканный любимец, которому посчастливилось не вырасти закоренелым эгоистом. По крайней мере, он надеялся, что не был таким.
— Скоро съедешь от нас, мы будем скучать, — Эдди положила свою ладонь на его коленку и улыбнулась доброй улыбкой.
Ее лицо уже изрезали морщинки, но глаза оставались полными жизни, как и тогда, когда Эрику было десять и она учила кататься его на велосипеде, вместе с ним бегая по тротуару и хохоча.
— Я переезжаю на соседнюю улицу. Буду махать тебе из окна квартиры каждый день.
— Так и будет, мой милый. Ладно, не буду мешать!
Ушла, а про сюрприз так и не рассказала…
В понедельник Чарльз снова был за тем столиком, и Эрик подошел к нему первым. Глупо было избегать богатого клиента из-за местных баек, которые, скорее всего, придумали для самого Эрика в первый день его работы здесь.
— Что закажете?
Молодой человек был в том же костюме, что и в прошлый раз, только выглядел более устало, но при виде Эрика вежливо улыбнулся.
— Мне то же, что и в прошлый раз, пожалуйста.
Ксавье пришел и на следующий день, и в среду, и в четверг. Он неизменно садился за свой столик в углу, а Эрик обслуживал его без всяких происшествий, собирая чаевые. Ни Рейвен, ни Энджел даже не смотрели в их сторону, продолжая делать вид, что ничего не замечают, и Эрик решил не обращать на это внимание: ведь он здесь ради денег для своей будущей семьи, а не ради суеверий.
В пятницу Ксавье задержался, придя позже обычного. Он выглядел уставшим и грустным, как человек, которого расстроила любимая работа.
Все эти дни Эрик гадал, кем работал Чарльз? Он приходил каждый раз в одном и том же бежевом костюме, но всегда чистом, и выглаженной рубашке под цвет глаз. Идеальная прическа, аккуратные руки, витиеватый почерк… Ни дипломата с собой, ни барсетки, даже сотового или книги. Только чековая книжка в кармане, ручка и часы на цепочке. Эрик не разбирался в антиквариате, но часы были явно старинные. Он видел их лишь раз, когда Чарльз, поднеся дымящуюся чашку ко рту, вдруг нахмурился, словно что-то вспомнил, и сунул руку в карман. Золотая круглая крышка открылась, и под ней оказался странный циферблат с пятью стрелками.
— Нравятся?
Чарльз поднял на него взгляд, и Эрик понял, что замедлился у его стола, засмотревшись на часы. Мужчина не мог этого не заметить.
— Никогда таких не видел.
— И навряд ли увидите. Это большая редкость, — Ксавье пригубил наконец чай, улыбаясь одними глазами.
— Главное — не болтайте об этом на каждом шагу. Тут много охочих до редкостей.
— О, не волнуйтесь. Не думаю, что кому-то понадобятся мои часы, Эрик.
Сегодня за окном с утра шел дождь, и людей было мало, к тому же обед закончился пару часов назад. Энджел даже отпросилась в магазин напротив, а Рейвен вышла покурить к черному ходу. В зале дежурили Алекс и Эрик, обслуживая всего четыре столика.
— У вас есть что-нибудь с очень сильным запахом, — Ксавье бездумно листал меню, не задерживаясь взглядом ни на одном названии.
— Сладкое или пряное?
Это заставило мужчину на секунду призадуматься, но потом он захлопнул меню, поднимая голову.
— Сладкое.
— Тогда, может, глинтвейн по нашему рецепту?
— Пойдет.
Когда заказ был готов, другие клиенты Эрика ушли, и он мог немного передохнуть. Поставив бокал с напитком перед Чарльзом, он собирался уйти в подсобку, но молодой человек задержал его.
— Может, составите мне компанию? У вас все равно никого нет сейчас, а пить в одиночестве даже глинтвейн… попахивает алкоголизмом.
— Вообще-то, мне нельзя сидеть за столиком с посетителями.
— Да бросьте, в этом углу вас даже не заметят.
Чарльз потер пальцами висок, словно у него была головная боль, и Эрик подумал, что ничего не потеряет, если потратит десять минут своего свободного времени на этого парня с чеками в кармане.
— Хорошо. Надеюсь, проклятье столика не обрушится мне на голову, когда я придвину к нему стул.
На лице Чарльза хмурость сменилась смешливым удивлением.
— Вот как. Вы верите в проклятья? Мне не показалось, что вы суеверны.
— Не верю, поэтому сижу здесь. Человек сам творец своей судьбы. Что вложишь, то и получишь. А все эти проклятья, Вуду и прочие вещи, якобы посланные нам судьбой, богами или черт знает кем еще просто оправдания неудачников. Вы так не думаете?
Чарльз пригубил горячего напитка, с наслаждением жмурясь и вдыхая яркий запах корицы и гвоздики. Его взгляд был направлен куда-то сквозь собеседника, спокойный, как море в тихую погоду, Эрик уже подумал, что про него и вовсе забыли, но Ксавье наконец отмер, вернувшись в реальность из мира своих мыслей.
— Наверное, не важно, что я думаю. Есть вещи, которые в любом случае неподвластны нам и кому-либо еще. Естественный ход вещей. Старение, неизлечимые болезни, смерть. Несчастный случай. Сколько людей погибает от простого стечения обстоятельств. Беременная женщина идет в магазин, чтобы купить продукты, но именно туда врывается психически нестабильный грабитель и убивает ее случайным выстрелом. Ребенок съедает пирог с экзотическими ягодами, оказавшийся на столе по воле его родственника, вернувшегося из путешествия, и умирает от анафилактического шока. Цепь рвется на велосипедном механизме, на пустой дороге, но именно в этот момент из-за угла выворачивает автобус, под чьими колесами гибнет велосипедист, — Чарльз снова отхлебнул напитка и поднял палец вверх, указывая им на Эрика: — Я вижу по вашим глазам, что вы хотите возразить: но ведь она просто могла смотреть новости и узнать о грабителе, родителям стоило приглядывать лучше за своим ребенком, а велосипедисту проверить цепь. Дело в том, что это лишь игра слов в утопической идиллии, где люди никогда не действуют… как люди. Не бывают усталы, забывчивы и невнимательны. А еще не двигаются, не выходят из дома, не разговаривают и прямо всем своим существом не нарываются на неприятности в виде случайной смерти.
Какое-то время они помолчали, пока Эрик переваривал услышанное, вновь думая о том, кем работал Чарльз, если загонялся такими вещами, сидя в кафе за обедом? Может, он адвокат, который занимается завещаниями, или патологоанатом, или детектив? Впрочем, все это было неважно.
— Выходит, вы верите в судьбу? Что все предопределено и человек не в состоянии влиять на свою жизнь. И уж если на роду написано умереть в бедности и болезни, то, как ни старайся, все равно закончишь в канаве?
Возя пустой чашкой по столу, Ксавье усмехнулся грустной, усталой улыбкой.
— Кто я, чтобы судить планы Господа нашего, или Судьбы, или Высших Сил, если даже наш разговор здесь и сейчас лишь часть Великого Пути. И если вы решили бороться и строить свою жизнь по своему усмотрению, значит, так оно и будет. Но это никак не опровергает тот факт, что это решение не было предопределено заранее… Например, как и то, что сейчас я встану и выйду из этого кафе, потому что мои часы зазвонят через несколько секунд. Приятно было пообщаться с вами, Эрик.
Этот Ксавье был тем еще странником.
— Странником от слова «странный».
— Любовь моя, иногда мне кажется, что ты не в кофейне работаешь, а доктором Ватсоном при Шерлоке Холмсе. Постоянно попадаешь в приключения, общаешься с необычными людьми и Большой Брат платит тебе за это денежки, — Магда игриво куснула его за нос, заваливая на постель.
— Но этот… Чарльз… загадочный тип… Магда… ну же… — но чужие губы не дали ему углубиться в истории о работе и проклятом столике со странным посетителем.
— Мы и так видимся только по ночам и выходным. Я хочу быть с тобой, а не с тобой и твоими коллегами, учителями, посетителями и прочими типами в твоей башке. Люблю тебя, акулка, но только когда ты молчишь.
— А я молчу, только когда мой рот занят тобой…
За обслуживание мистера Ксавье Эрик получил неплохую выручку. Он планирован ремонт в новой квартире, поездку с Магдой к Египетским пирамидам и откладывал сбережения на свадьбу. У каждого полученного цента было свое место в его записной книжке с планом расходов. Благодаря ответственному подходу и экономии, Эрик всегда был при деньгах, в то время как его сверстники, прокутив все полученное, влезали в долги и ныли о банкротстве.
— Чувак, надо развлекаться сейчас, а не копить миллионы на старость! Когда ты будешь старым пердуном, тебе нужны будут только таблетки и пульт от телека. Ау, жизнь проходит, а ты все откладываешь, экономист. Пошли, пива попьем!
— Зато твое пиво откладывается у тебя на брюхе.
— Да мое брюхо нравится каждой цыпочке, потому что я хотя бы нахожусь в их компании, а не с гантелями да штангами!
И так из курса в курс. Эрика звали куда-то, он отказывался, идя в тренажерный зал, библиотеку или на митинг в поддержку «Грин Писа». Там он и познакомился с Магдой — ярой активисткой и волонтершей в приютах для животных. Они нашли общий язык, обсуждая планы по спасению планеты от экологической катастрофы, и постепенно перешли к идее улучшения генофонда и демографической ситуации в стране. А как еще сделать свой маленький вклад в большое будущее, если не сойтись, чтобы родить и воспитать здоровых и полноценных детей?
Идя в кофейню следующим утром, Эрик думал о том, что Чарльз неправ. Они с Магдой были самыми свободными людьми на свете: здоровыми, из полноценных семей среднего класса, с перспективами и планами, которые могли и собирались воплощать в жизнь. Ответственными за свои решения. И если Эрик собирался сделать ей предложение, то он понимал: для семейной жизни нужен дом, хорошая работа и крепкие нервы. И он имел все это далеко не по воле Господа Бога!
Какой-то псих на гоночной тачке пронесся по улице, виляя бампером, с жутким визгом колес и ревом мотора. Он влетел на тротуар, пронесся мимо Эрика и скрылся за углом дома на соседней улице.
— Больной урод! — Эрик крикнул ему вслед, но водитель, конечно, его не услышал.
И Чарльз еще говорил о том, что человек не сам ответственен за свою судьбу! Вот сколько проживет этот кретин, который носится по улицам Нью-Йорка на скорости двести километров в час? Если не впилился в какой-нибудь столб прямо сейчас…
Кофейня еще была пуста, у окна домывал полы какой-то рыжий кудрявый парень, то и дело пялившийся в окно. Эрик не видел его раньше — может, новенький. Алекс, уже одетый в форму, выглянул из подсобки и устремился к уборщику.
— Привет, Алекс.
Оба парня уставились за окно, а потом Саммерс рванулся на улицу, как ошпаренный.
— Куда он понесся?
Эрик обратился к уборщику, тот обернулся на секунду, но тут же снова припал к окну. На вид совсем подросток, едва ли совершеннолетний. Наверное, подрабатывал на каникулах.
— Там, кажется, сбили кого-то. Вон гляди, толпа уже собирается.
Людская природа — жажда зрелища. Чего там смотреть, если кого-то и правда сбили, хотя Эрик этого не видел, то навряд ли бедняга остался жив. С такой-то скоростью его переехало.
По обеденному залу раздался тихий звон ложки о чашку, и Эрик вздрогнул от неожиданности. Было без пятнадцати девять, они еще даже не открылись, чтобы кого-то принимать, но когда он обернулся — Чарльз был там.
Сидел за своим столиком спиной к залу и помешивал чай в чашке.
— Мы вообще-то еще закрыты, кто его впустил?
Он склонился к пареньку и разглядел на его бейджике имя «Шон Кессиди». Похоже, это тот парень, что попал в больницу с сотрясением мозга от «проклятого» столика.
Шон с трудом заставил себя оторваться от стекла и обернуться на Эрика:
— Кого впустил?
— Того парня за столиком?
Кессиди обернулся, а потом посмотрел на коллегу с не то подозрением, не то сочувствием.
— Ты в порядке, чел, тебе может опохмелиться? Там никого нет.
Ну, хватит! В самом деле, этот глупый троллинг надоел Эрику еще в первую неделю работы, а теперь и рыжий сопляк вздумал его разыгрывать, хотя они все давно не были детьми, чтобы вестись на такую чушь. Он уже хотел съязвить что-то вроде: еще скажи, что там и столика нет, но в этот момент ножки стула заскользили по деревянному полу с противным скрипом и Чарльз поднялся из-за стола.
— Не злись на него, он ни в чем не виноват.
Чарльз аккуратно застегнул пиджак на одну пуговицу и выдохнул. Его чашка с недопитым чаем осталась стоять на столике, в правой руке Ксавье сверкали золотом часы.
— Мы вообще-то еще закрыты, а эти шуточки мне уже надоели, — Эрик нервно сглотнул, поправляя рюкзак на плече, ощущая себя не в своей тарелке.
Он смотрел на Чарльза, понимая, что тот выглядит как обычно, но сегодня что-то все равно было не так. Не в одежде или прическе — они были, как и вчера, и неделю назад, идеально неизменными. Но в его лице, во взгляде, в носогубных складках и морщинках на лбу. Эрик подошел ближе, чтобы не кричать через зал, но от этого ощущение только усилилось. Будто раньше он смотрел на Чарльза издалека и без очков, страдая от близорукости, будто его образ всегда расплывался по краям, казался мягче и смазанней, а сейчас Эрик прозрел и видел так ясно и четко. Каждую морщинку на казалось бы молодом лице, и прядь седых волос в челке, которую не замечал раньше, и шрам на шее под воротом рубашки — застарелый, но жуткий на вид, будто когда-то Чарльза полоснули тупым лезвием по горлу.
Почему-то эти странные мелочи заставляли сердце колотиться быстрее, а ладони покрыться тонкой пленкой пота. Это было иррационально, глупо, странно, но Эрику нестерпимо хотелось попятиться от того, кто всегда был вежлив и учтив с ним. А сейчас словно источал пугающую силу…
— Тесаком для мяса вообще-то, — Ксавье поправил ворот, прикрывая увечье, и грустно поджал губы, но Эрик был уверен, что жалел он вовсе не о случившемся с ним несчастье, очевидно, много-много лет назад, а о чем-то другом.
О чем-то, чего Эрик еще не понял, будто паззл, начавший складываться вокруг Чарльза, еще не собрался целиком. Но даже того, что он видел, было достаточно, чтобы страх начал сжимать внутренности, по спине ливанул холодный пот, зашумело в ушах. А потом… потом… Шон Кессиди просто прошел сквозь Чарльза в подсобку, чтобы взять оттуда щетку для пола, и вернулся обратно к окну.
Ксавье бросил лишь короткий взгляд в сторону парня, видимо, немного досадуя на произошедшее, но когда его взгляд снова вернулся к лицу Эрика, в нем светился немой ответ на вопрос, который тот еще даже не смог сформулировать в голове… Все его существо хотело отторгнуть то нечто и ту реальность, что неумолимо, без шансов на сопротивление, приближались, поглощая его. Эрик чувствовал, как за его собственной спиной разрушаются хрупкие, как тончайшее стекло, планы на будущее, как пропадает в тумане времени Магда и их нерожденные дети, исчезает так и не обжитый дом, и образ матери блекнет на фотографиях; как в прах распадаются накопленные сбережения и ржавеет в гараже неподаренный отцом автомобиль.
— Нет, нет, нет… — Эрик не понял, что бормочет это вслух, качая головой, пытаясь пятиться назад, но не в силах больше сдвинуться ни на шаг.
Мир вокруг перестал ему подчиняться. Он больше не мог идти по полу кофейни, не мог позвать Алекса, скрывшегося за стеклянной дверью, не мог дотянуться до Шона, стоявшего у окна со шваброй как ни в чем не бывало. Они с Чарльзом будто выпали из реальности, оказавшись в своем закутке пространства.
Чарльз прискорбно покачал головой. Весь его вид выражал сожаление, лучившееся из глаз, из сердца, из разума, достигавшее каким-то неведомым образом разума Эрика, минуя речь и слух. Но Ксавье все же подал голос, чтобы расставить все точки над «и».
— Мне так жаль, Эрик. Мне правда очень жаль, но сегодня я пришел за тобой.
Он сделал пару шагов, приближаясь, и открыл крышку часов, протягивая их на ладони, чтобы Эрик сам мог посмотреть. Две обычные стрелки показывали время, застыв на без пятнадцати девять, третья остановилась напротив маленького окошка, где должна отображаться дата, но там светилось слово «отрицание», на двух других более широких, чем остальные, было что-то написано. Два слова. И не нужно уметь читать, чтобы понимать: это были его имя и фамилия. «Эрик Леншерр».
Происходящее не могло быть правдой. Просто не могло! Эрик уснул с Магдой в одной постели, и наверняка еще не встал. Он видит кошмар, в котором его богатый посетитель — ангел смерти, или сама смерть, или кто угодно… На самом деле, Эрик просто спит. И только!
Но Чарльз снова покачал головой, будто читая мысли Эрика, а когда Ксавье кивнул в ответ, то понял точно: да, читает.
— Боже, этого не может быть… — ноги отказывались его держать, рюкзак сорвался с плеча и, упав на пол, исчез, будто его и не было.
— Я ведь говорил, друг мой, мы не властны над всем в нашей жизни, — ладонь Чарльза, мягкая, теплая, как настоящая, легла на его плечо в утешительном жесте. — Идем, ты должен это увидеть. Ты был так погружен в мысли о будущем, что не заметил, как пролетело настоящее, лишив тебя жизни.
Это было похоже на полет только не по воздуху, а сквозь пространство, а быть может и время. Но Чарльз слегка потянул его за плечо — и вот они на улице, на тротуаре перед кофейней, где собралась толпа зевак, на которую Шон все еще пялился через окно. Алекс тоже был здесь, бледный, трясущимися руками вцепившийся в телефон и что-то кричащий в трубку. Шум жизни доносился до Эрика словно через слой ваты, отдаленный, невнятный, как эхо в пустом помещении.
Для него не было толпы, не нужно было просить людей расступиться. Они с Чарльзом стояли среди них никем не замеченные, и Эрик задушил всхлип в своем горле, глядя на собственное тело, распростертое на асфальте. Перекореженное, изломанное, заливающее кровью из разбитой головы дорожное покрытие.
— Он же проехал мимо… он проехал мимо… — слова срывались с губ, тая в пустом пространстве, ведь услышать их кроме Чарльза было некому.
Эрик не помнил удара, не помнил боли, он просто вошел в кофейню, перейдя улицу. Как он мог умереть, даже не заметив, черт возьми?! Это было несправедливо, нечестно, не могло случиться с ним! Он ничем не заслужил этого дерьма!
Он поднял взгляд на Чарльза, чтобы высказать ему все это, сжимая кулаки и стискивая зубы, стараясь сморгнуть непрошенные слезы. Но, глядя в лицо тому, кого при жизни звали Чарльзом Ксавье, вдруг понял, что это не имеет смысла. Скольких подобных Эрику он видел за время своего существования? И разве не было ясно из их разговора: не Чарльз решал судьбы чужих душ, он лишь забирал…
— Кто ты такой?
— Ангел смерти, проводник душ, перевозчик, администратор… Называй это, как хочешь. Я лишь прибываю к тем, кто умирает, и отвожу их дальше.
Это Эрик и так понял, дураком не был. Он вновь бросил взгляд на свое тело и отвернулся. За окном кофейни Шон вопросительно кивнул ему головой, без слов спрашивая: «ну, что там?»
— А он почему меня видит?
— О, ммм, ну… — Чарльз почесал в затылке, растеряв весь свой загадочно-умный вид и смущенно улыбаясь. — Это была моя оплошность, если честно. Одна душа сбежала от меня и попыталась вселиться в чужое тело. Должен сразу тебя предупредить, что это невозможно, к тому же живой человек может пострадать. Этот парень впал в кому — защитная реакция организма, — так что обе души оказались заперты в теле. Так я и вычислил беглеца. Но ни один человек не может пережить подобное без последствий, это всегда оставляет след. Люди могут начать… видеть то, что не должны, становиться чувствительными к таким вещам, которые обычно находятся за гранью их понимания. У кого-то это со временем проходит, у кого-то нет. Шон может и никогда не оправиться…
Значит, вот каким будет теперь мир Эрика. Души, загробная жизнь, невозможность пообщаться с близкими, которые продолжат этот путь без него.
— Могу ли я… попрощаться?
— Боюсь, что нет, Эрик, — Чарльз снова покачал головой.
Толпа вокруг них — так близка, но недосягаема, — заволновалась, и Эрик услышал отдаленный гул сирен скорой и полиции.
— Я считаю, что это несправедливо, знаешь, что умершие не могут проститься. Но не я придумал эти правила.
Эрик шмыгнул носом и утер лицо ладонью. Страдать над проблемой было не в его стиле, даже если он умер, черт побери. Чарльз — ангел смерти, и если не он решает, кому и когда умереть, значит, где-то есть тот, кто всем заведует. И возможно, Эрику удастся выбрать для себя приемлемый вариант дальнейшего существования.
Реальность вдруг стала размываться, и он схватил Чарльза за локоть, опасаясь, что тот исчезнет, но они всего лишь снова переместились, оказавшись на крыше какой-то высотки. Голубое небо было совсем рядом, ветер свистел в дымоходах, но все, что Эрик мог чувствовать теперь — невесомость.
— Что, уже? Ты уже отправляешь меня?
— Я должен дать тебе право выбора: ты можешь увидеть своих родных в последний раз, без контактов, или сразу отправиться дальше.
Взгляд сам скользнул вниз за край здания, туда, где копошились люди, — живые, думающие и чувствующие. Где-то там, дальше по улице через десяток кварталов его мать еще ни о чем не знала и готовила завтрак, напевая мелодию, звучащую по радио. А Магда писала статью для сайта о защите вымирающих видов животных, надев очки на нос, еще завернутая в одеяло, но уже полная энергии и стремления прожить этот день с пользой. И отец ковырялся в гараже, отлаживая механизмы в машине, на которой уже никогда не проедет его сын. Профессор, читающий черновик его диплома, отправленный на почту, сейчас терял свое время зазря, ведь работа так и не будет закончена.
У Эрика было столько планов… Его счет в банке теперь казался пустым и ненужным. Зачем он вообще его открыл? Его дети никогда не родятся… Зачем он так долго мысленно прожил в своем будущем, которого у него просто не было?
— Чтобы стать тем, кто ты есть, Эрик. Не думай, что все это было бессмысленно. Твое несбывшееся будущее сделало тебя Эриком Леншерром, которого я встретил в кофейне.
— Это все не имело никакого смысла. Я умер под колесами какого-то кретина…
— Но ты ведь не знаешь, что будет дальше…
Эти слова заставили Эрика обернуться, чтобы еще раз взглянуть на Чарльза. Он стоял рядом, неотрывно наблюдая за своей подопечной душой. Такой же молодой, как и Эрик, он тоже не прожил жизнь до конца. Мясной тесак? Наверное, это была ужасная смерть.
— Я ее не помню, так же как и ты не помнишь свою. Одно из преимуществ загробной жизни, друг мой, — он вяло усмехнулся.
— А ты знаешь? — на вопросительный взгляд он уточнил: — Знаешь, что там дальше?
Но Чарльз покачал головой.
— С тех пор, как я умер, я здесь. Помогаю другим справиться с произошедшим. Не самая лучшая работа, если честно.
— Даже после смерти все это дерьмо не прекращается. Несправедливый босс, недовольные клиенты, работа двадцать четыре — семь, — Эрик усмехнулся, и Чарльз поддержал его шутку легким смехом.
— Ты прав, и сверхурочные никто не оплачивает.
А потом Эрик подумал, что было, если бы его никто не встретил? Попал бы он сразу куда-то дальше или блуждал, растерянный и испуганный, не понимающий, что произошло, и не знающий, что делать? Чарльз объяснил ему, показал, поддержал. А ведь каждый день на Земле умирают сотни людей.
— Я не один, конечно, не льсти мне. Нас много. Иногда люди видят нас, как ты. Я приходил туда довольно часто, но никто раньше не замечал меня. И я не знаю, почему это происходит. Так и не смог проследить закономерность…
— А как ты стал ангелом смерти?
Но Ксавье лишь пожал плечами отстраненно и равнодушно:
— Я просто стал им. Не знаю как. Знаю лишь, что у меня есть часы и я должен прибывать вовремя, чтобы забирать подопечные души. Я не всегда был хорошим Проводником, пытался все изменить, но жизнь всегда все расставляет по местам.
Эрик хотел было возразить, но Чарльз припечатал:
— Всегда.
И он передумал спорить. Они постояли еще немного, наблюдая за тем, как солнце поднимается над крышами, чтобы начать очередной жаркий день. Эрик думал о чем-то своем, отчетливо зная, что сейчас Чарльз не подслушивает его мысли, предоставив ему время побыть наедине с собой. И проститься с этой жизнью навсегда…
Тянуть дальше не было смысла. Эрик обернулся к Чарльзу и кивнул.
— Я готов.
Теплые ладони легли на его собственные — последнее прикосновение к кому-то чуть более реальному, чем сам Эрик. Он ощутил, что начинает становиться все легче и легче, растворяясь в ярком свете, но все еще мог чувствовать сильные пальцы, сжимающие его руки.
— Прощай, Эрик Леншерр.
— Нет… До свидания, Чарльз.
***
В кофейне было как всегда многолюдно. Обеденное время — толпа голодных людей заставляет официантов суетиться, а поваров обливаться потом на кухне. С тех пор прошло пять лет, но ничего не изменилось. Те же стены светло-бежевого цвета, та же стойка и кофе-машина — уже не новая, поэтому шумит больше обычного. И любимый столик Чарльза в том же углу. Туда он и направился. Ловко уворачиваясь от девушек в форменных фартуках, от мамаш с кричащими детьми на руках и чужих сумок и рук, Чарльз прошел в тихий уголок и опустился за стол.
Он обвел взглядом зал, внимательно рассматривая лица посетителей: довольные и возмущенные, постные и энергичные, напряженные и расслабленные — живые. От каждой души исходил свет, наполняя это место приятным теплом. Чарльз отвернулся к своему столу и опустил голову на скрещенные руки. Зачем он пришел сюда?
Пять лет подряд, каждое двадцать третье июня он приходил в тщетной надежде, что Эрик сдержит свое слово.
Зачем?
Он давно смирился со своей участью вечного Проводника. Продолжающего свое существование без цели, смысла, без Бога, который оставил таких, как Чарльз. Он был среди людей и не был среди них. И мертвые, лишь встретив его, тут же покидали, отправляясь дальше. Когда-то у Чарльза было много вопросов, и он бунтовал, как мог, против потока, в котором оказался. Но годы безжизния взяли свое, сделав его покорным. Смирение вернуло ему покой, сделало чуть более счастливым. А потом Эрик снова заставил его задуматься: в чем был смысл? И что было там, куда Чарльз попасть не мог. Так, быть может, такой человек, как Эрик — целеустремленный, сам выбирающий свой путь, — сможет найти ответы.
Краем взгляда он уловил чью-то тень, замершую у стола, и на столешницу перед Чарльзом мягко опустился буклет меню. Он уставился на картонку в переплете и медленно, неверяще поднял взгляд.
— Готовы сделать заказ сразу или подойти попозже? — Эрик стоял перед ним, держа в руках блокнот, в форме официанта, как и тогда, в первый раз, глядя на Чарльза с интересом и вежливой улыбкой.
И на секунду Ксавье подумал: а не попал ли он во временную петлю? Но Эрик на его незаданные вопросы и пораженный взгляд только шире улыбнулся, обнажая акулий оскал.
— День Сурка — это из другого фильма, Чарльз. Я вернулся.
— Не может этого быть… Как ты?..
Чарльз практически вскочил со стула, схватил Эрика за руку, ощущая под пальцами тепло живой плоти — настолько же живой, насколько был жив он сам, конечно. Он усадил на стул того, кого ждал долгие пять лет, не переставая пожирать любопытным взглядом, пытаясь вытащить ответы прямо из этой упрямой, самовольной головы. И тут же бросил все свои попытки.
— Впрочем, не важно. Плевать, как. Ты не поверишь, как я рад тебя видеть, друг мой!
— Уверен, что понимаю твои чувства.
Эрик многозначительно постучал пальцами по своему виску. Его взгляд горел таким же шальным азартом, как и у Чарльза.
— А еще я принес тебе подарок: ответы на твои вопросы…
The end
