Чёрные розы

      Юнги встречает его, когда ему уже стукнуло девятнадцать.       Неуклюжий парень, что умудрился в супермаркете уронить пакет с молоком, тем самым забрызгав черные джинсы Мина, которые, кстати, стоили недешево.       Намджун долго и громко извинялся, а Юнги тупо улыбался, когда заметил у парня на левой ключице «Юнги» с глупыми закорючками на конце.       И Юнги уже не волнует, что на любимых джинсах остались белые разводы. Ведь он уже готов выбросить их к черту, лишь бы парень напротив перестал так глупо извиняться и обратил внимание на аккуратное «Намджун», что у Юнги прямо у основания шеи.       У Юнги внутри все словно расцветает, а мир не кажется таким уж тусклым.       Встретить свою пару, конечно же, невероятная удача. Так думал Юнги.       А вот у Намджуна на лице читается некая обеспокоенность и даже обреченность. Юнги от этого до жути обидно и он хочет ударить этого чертового Ким Намджуна. Так глупо получается: Мин ждал этой встречи всю свою жизнь, а его предназначенный определенно точно разочарован в данный момент.       Глаза предательски жжет от обиды.       – Послушай, – неуверенно и тихо начинает Намджун, провожая Юнги до дома, – я понимаю, ты очень рад этой встрече, но я…       – Пошел к черту, Ким Намджун, – даже не дослушав, бросает Мин и разворачивается в противоположную сторону. Он знает, что хочет сказать ему Намджун.       «Извини, но мы не можем быть вместе», которое Юнги просто до отвратительного слышать не желает. Ему не нужна эта глупая жалость и это неуместное сочувствие. Все и так ясно.       Мин много историй слышал, где человек влюбляется до судьбоносной встречи со своей половинкой, а после и плевать хочет на своего соулмейта, потому что уже обрел свое счастье.       Грудную клетку просто разрывает от невыносимой горечи и обиды, а горячие слезы обжигают щеки. Юнги чувствует себя малолетней брошенной школьницей, и от этого об стену головой биться хочется.       – Не нужна мне эта чертова пара, – жалко всхлипывает Юнги, рассматривая в отражении зеркала имя, выгравированное на шее, – Кому вообще нужны эти истинные… – слезы предательски текут по раскрасневшимся щекам, а Юнги рукой прикрывает свою метку, – Какая глупость.       Юнги вообще считает, что перекрыть свою метку татуировкой – отличная идея.       Юнги встречает его во второй раз, когда ему уже двадцать один. Когда на месте метки расцвели две черные розы, своими ветвями обвивая острые ключицы.       – Юнги!       Мин пораженно замирает посреди улицы, когда его окликает до боли знакомый голос. Намджун изменился за это время, увереннее стал, да и во взгляде серьезность некая появилась. Но вот Юнги все равно его узнал. Да и Намджун его тоже.       – Ты извини, что тогда вышло так, – наконец прерывает неловкое молчание Ким, прогуливаясь с Мином по вечернему и прохладному Сеулу, – И вообще, глупо все это было…       – Замолчи, и так тошно, – шипит на него Юнги, – Зачем все это?       – Я искал тебя.       Намджун останавливается, в упор смотря на Юнги. Сердце бешено бьется, а руки нервно подрагивают, но Юнги все равно хочет ему врезать.       Ким подходит к старшему ближе и с улыбкой на татуировку смотрит, за которой имени совсем не видно.       – Красиво, – шепчет Намджун, проводя тыльной стороной ладони по татуировке, а после пальцами скользит по месту, где у самого расположено заветное имя. У Юнги от этого шепота и действий мурашки. Парень проклинает себя за эту слабость, но поделать все равно ничего не может.       – Ты прав, – едва слышно шепчет Мин в ответ, отстраняясь, – Это все было глупо.       У Намджуна на левой ключице до сих пор, с закорючками такое, «Юнги». А сам Мин всей душой не желает видеть больше это имя, как и самого Намджуна.       Вечера в Сеуле на самом деле холодные, Юнги убеждается в этом который раз, потому что дрожит от холода. Хотя, может и не только от него.       И кто вообще знал, что сильные руки, нежно притягивающие ближе, могут греть не хуже любых обогревателей. Кто же знал, что объятия Намджуна такие чертовски теплые.       Позже Юнги все-таки убеждается в том, что вся эта чепуха со вторыми половинками стоит у Намджуна далеко не на первом месте. Возможно, где-то на втором десятке, но точно не на первом. Убеждается в этом, потому что спустя неделю теплых объятий, мягких поцелуев, разговоров по ночам, нежных пробуждений по утрам и отвратительно горького кофе, которое сластили только поцелуи в ответ, Юнги все-таки просыпается в один прекрасный день без него. Просыпается один в своей холодной постели.       На кухонном столике сиротливо лежит небольшой блокнот, на первой же странице которого написаны пожелания для новой дальнейшей жизни.       «Работа на первом месте, ты знаешь»       Намджуну предложили контракт в Штатах.       Намджуну это важно для своей карьеры.       Намджун уже все решил, и самолет, вообще-то, вот-вот взлетит.       Юнги бы мог в этот момент уже начать названивать, зная, что трубку точно не возьмут. Мог бы начать строчить тысячи сообщений с проклятиями, зная, что Ким их не прочитает. Мог бы начать истерить, бить посуду, устраивать погром, зная, что смысла-то в этом вообще нет.       Поэтому Юнги лишь привычно закуривает свои излюбленные ментоловые сигареты, которые так презирает Намджун, и пытается подавить то чертово чувство, что просто разрывает грудную клетку и мешает нормально вдыхать сигаретный дым.       Проходя мимо зеркала, парень разглядывает свою татуировку, которая так отлично перекрывает имя, что аж самодовольно улыбаться хочется. Юнги жалеет, что все проблемы нельзя так же перекрыть чертовой тату.       Юнги встречает его в третий раз, когда самому уже двадцать шесть. Когда уже четко для себя решил, что никому, кроме музыки, в душе нет места.       Заголовки различных статей пестрят эпитетами о выдающемся корейском продюсере, имя которого Юнги даже не нужно гадать.       Кто знает, может просто судьба любит так развлекаться, может просто совпадение, но когда напарник Юнги знакомит его со своим давним приятелем, Мину действительно хочется послать к черту всю эту жизнь. Потому что Намджун улыбается ему уголком губ и протягивает руку для приветствия.       – Зачем ты здесь? – оставшись наедине с парнем, Юнги привычно закуривает, запоздало припоминая, что Намджун вообще ненавидит сигаретный дым. Но Ким лишь улыбается и берет из пачки Мина точно такую же сигарету.       – Ты даже и представить не можешь, как долго я тебя искал, – Намджун затягивается, прикрывая глаза. Долго искал, конечно, ведь Мин переезжал уже черт знает сколько раз, из района в район, из города в город. – Два года, если быть точнее, – Ким выглядит задумчивым, серьезным, но Мин на это лишь хмыкает.       – А до этого?       Ответа не следует, и Юнги, наблюдая за тлеющей сигаретой, старается не замечать то, как его жадно рассматривает Намджун. В груди что-то вновь начинает трепетать, что-то такое давно забытое, что-то, что Юнги так тщетно пытался похоронить все эти годы.       – Я ненавижу всю эту чертовщину с предназначенными, – вздыхает Юнги, все же, набравшись смелости, посмотрев на Намджуна. – А еще больше я ненавижу все происходящее. Ты зря пришел.       Юнги кажется, что парень так и будет нарочно молчать, чтобы лишний раз позлить или спровоцировать. Но Намджун тушит сигарету о подоконник, оставляя отвратительный след – Юнги знает, что специально – и подходит к старшему вплотную, оставляя между ними жалкие пару сантиметров.       – Я объехал полмира, – шепчет Намджун, – Но нигде… – парень проводит рукой по скуле Юнги, – Слышишь? Нигде не нашел лучше тебя. Видимо, так и работает эта схема с предназначенными.       Если это было признание в любви, то Юнги сейчас стошнит. Отвратительно.       Вот только все мысли почему-то путаются, когда целуют так, что крышу сносит однозначно.       У Юнги метку перекрывают две черные розы. У Намджуна на том же месте теперь точно такие же, только вот левую ключицу тату не затрагивает. Просто потому что Намджун хочет видеть «Юнги» на своем теле всегда.       Чтобы это имя было горьким напоминанием о том, что он потерял своего соулмейта по своей же глупости.       Юнги встречает его в последний раз, когда просыпается на следующий день в помещении с отвратительно белыми стенами. В больнице, кажется.       Юнги с трудом может открыть глаза, но даже если и открывает, то не видит почти ничего. Все мутное, расплывчатое. Где-то рядом он слышит разговоры. Слышит среди всех этих голосов тот единственный.       Намджун что-то едва шепчет ему, что-то о том, что все будет хорошо. Юнги даже сквозь пелену собственных слез видит, что Намджуна трясет просто. Младший сжимает ладонь Юнги в своей.       «Авария». Как глупо.       Намджун со всех ног примчался, как только узнал. Не зря еще вчера он Юнги отпускать не хотел совершенно. Только вот Мин послал его куда подальше и сам домой поехал. Только вот, так и не доехал.       – Я не хочу тебя терять, – всхлипывает Ким, сжимая сильнее ладонь старшего, – пожалуйста…       У Намджуна две черные розы на шее на том же месте, что и у Юнги. Только вот, метку не задевают совершенно.       Парень невольно улыбается, рассматривая свое имя на ключице своего предназначенного. «Юнги». В голове мелькает мысль, насколько же правильно это смотрится, так, как надо. Так и должно быть.       Юнги жалеет, что свести свою татуировку не может. Жалеет, что вообще ее сделал. Жалеет, что Намджун никогда не увидит своего имени на бледной коже.       Последнее, что видит Юнги – мокрые от слез глаза и улыбка, такая успокаивающая, теплая, родная. Любящая.       Юнги жалеет, что встретил Намджуна. Жалеет о своей жизни, о чертовой татуировке и, пожалуй, о том, что вообще влюбился в своего же предназначенного.       Намджун жалеет, что потерял Юнги.