Я больше не буду

Сухая, обветренная кожа ладоней, покрытых тонкой паутинкой едва начавших заживать шрамов, и твердые подушечки пальцев. Бандо скользит внимательным взглядом по сбитым в кровь костяшкам и смачивает ватный тампон в перекиси водорода. Акаги морщится, словно его заставляют безостановочно есть лимоны, и, наклонившись вперед, сдавленно шипит ругательства куда-то в скрытую тканью водолазки шею Бандо. Недовольство концентрированным сгустком зависает между ними, и Бандо озвучивает уже которую минуту горчащий на языке вопрос: - И как ты только умудрился? Шохей растягивает потрескавшиеся губы в болезненной улыбке и так привычно глупо смеется. - Прости уж, Сан-чан. – Бандо не сводит глаз с почти не раскаивающегося Акаги, хватает его за предплечье, чтобы притянуть к себе, и принимается обрабатывать совсем свежую рану. Кровь темно-алая, стекает маленькими вязкими каплями вдоль безвольно повисшей руки. На мгновение в глазах Акаги загорается нехороший огонек, отчаянно сигналящий о желании крови, что скрывается глубоко-глубоко. Только дай возможность вырваться – не остановишь. Но они это уже проходили. Каждый уверен в другом настолько сильно, что без опаски может вручить ему свою жизнь. Сабурота вполголоса прохаживается по всем недостаткам Акаги. Говорит, что, если тот еще хоть раз подставит Хомру под удар, он, Бандо, лично придумает наказание нерадивому балбесу, смеющему называть себя его другом. Отталкивает чужую ногу, настойчиво пытающуюся протиснуться меж его сведенных коленей, мысленно заклиная кровь не стучать в висках и не подкатывать волнами к лицу. Ощущает прохладное дыхание, касающееся уха, скользнувший в ушную раковину юркий язык, слабость в пальцах, выронивших пропитанную кровью вату на недавно вымытый пол, - и даже пошевелиться не может. Шохей вдребезги разбивает его самоконтроль невинной улыбкой, что сопровождает каждое его действие: от сбрасывания собственной пыльной кепки до сокращения расстояния между их лицами на нет. - Я больше не буду, Сан-чан, - до смешного неубедительный шепот. Сабурота, конечно же, не верит ему. Он занят более важным делом: пытается объяснить себе отсутствие своего хваленого спокойствия. И губы Шохея, мягко прижимающиеся к его губам. Чувства неправильности происходящего нет и в помине, что, честно сказать, несколько пугает. Но тепло чужого тела, так открыто льнущего к нему, выбивает последнее разумное, что сдерживает Бандо, – это похоже на вылетевшие пробки, и копанием в щитке или обращением к электрикам тут не обойтись. Он на секунду поднимает веки и видит донельзя счастливый, нахальный взгляд. Он знает точно: Шохей сейчас скажет, как сильно… - …скучал по тебе, - вторит его интуиции тихий голос. - Целый месяц не появлялся! Я думал, ты решил покинуть Хомру, - чертовы слова никак не хотят звучать осуждающе, выходит только неуверенное блеяние. - И оставить тебя? Размечтался. – Дурная улыбка не сходит с раскрасневшегося лица, шальной блеск в глазах не заметит разве что слепой. Подмечая каждую деталь такого Акаги, Бандо думает, что вслед за меткой Король передал Акаги и частичку своей натуры хищника - выжидающего, умело прикидывающегося домашним животным. – Мне нравится твоя наивность, Сан-чан. - А я терпеть не могу твою беспечность! Идиот, один раз, один чертов раз подумай о других, прежде чем встревать в переделку. Обо мне подумай, мать твою! - Сабурота, резко отстранившись от друга, вскакивает на ноги и хватает его за ворот аляповатой футболки, часть цветных пятен на которой – засохшая кровь. Встряхивает и смотрит злобно – глаза в глаза, не давая ни шанса отвести взгляд. - Ты и представить не можешь, что я успел навоображать себе, когда Кусанаги-сан позвонил и сказал, что ты объявился в баре в полумертвом состоянии! Ручаюсь, ты самый настоящий кретин, Шохей. Почему ты не хочешь думать о моих чувствах? – последняя фраза произносится на выдохе – губы к губам. - Хах, Сан-чан, - Шохей воспринимает этот всплеск эмоций невозмутимо, он ведь уже привык, что Бандо любит все драматизировать. – Только о тебе и думаю. - Дурак, - бурчит, смутившись, Бандо и оттесняет Акаги к стене. Щеки горят, словно мгновение назад на них были запечатлены отличительные знаки Красного Клана, в голове – полный разброд. И только холодные ладони скользят по бледным нитям вен и дальше, к внутренней стороне локтевого сгиба, хоть как-то остужая. Бандо думает, что его лихорадит, и отвечает на поцелуй жадных губ. Чужой язык дразняще скользит по зубам, мажет влажной дорожкой по щеке. На опущенных веках – тяжесть теплых пальцев, на уже оголенной шее – снова губы. Везде успевает, черт бы его побрал! Бандо вдыхает смешавшиеся воедино тошнотворные запахи пепелища и крови, сквозь которые отчетливо различает нужный. Родной с раннего детства, яблочный. Запах Шохея. И как только он умудрился... …вернуться живым? Или влюбить в себя замкнутого Бандо?