waiting for the meeting

Восемнадцатое апреля. Среда. 16:19. Время тянется непозволительно долго. Словно мягкое масло медленно разрезают тупым ножом. Не спасала даже такая редкая хорошая погода и предвкушение встречи. Не спасало вообще ничего, а в голове билась одна и та же мысль: скоро. Такая сладкая на вкус и слух, мысль. Восемнадцатое апреля. Среда. 16:22. Приходилась постоянно сверяться с часами — ожидание убивало. Убивало не хуже колюще-режущих предметов. Он устал без цели ходить по холодному, еще не прогретому, кафелю Московского вокзала. Сигарета, которую он поджег раза с четвертого, была зажата меж зубами и дрожала, как осиновый лист. Он знал: это не понравится Лизе. Не понравится, что он снова много курит «эту дрянь». Она убивается из-за его любви к сигаретам. Хотя… нет. Любовь это другое. Это то, что он чувствует к этой маленькой, щекастой девушке. Сигареты скорее, как твердо устоявшаяся привычка. Та, которая просто была на протяжении n-го количества лет, и отпустить ее означало изменить прошлого себя. А люди всегда боятся перемен. Восемнадцатое апреля. Среда. 16:25. Даня очень надеялся, что его электронные часы не врут, ибо ждать вместо оставшихся пяти минут еще восемь — боль. Боль и внезапно родившаяся ненависть к поездам. Он выбросил уже не нужную сигарету в рядом стоявшую зеленную урну, сплюнул и зажег новую дрожащими пальцами. Кто-то из взрослых пронес на вокзал мыльные пузыри, от чего быстро собрал возле себя бушующую и благодарную публику маленьких хоббитов. Они бегали по всей станции и кричали во все горло, лопая прозрачные шарики своими чумазыми ручками. Парень очень старался не скривится, но и он должен был признать — это выглядело до упоения мило. Ему даже закралась мимолетная мысль, что может быть когда-то, в далеком будущем, и у них с Лизой будет маленький, чумазый ребенок. Но эта мысль была секундной слабостью, и ее место заняла другая, более значимая и быстрая в выполнении: скоро. Осталось совсем немного. Восемнадцатое апреля. Среда. 16:29. И тут началась апогея безумства. Люди по очереди начинали приходить в себя. Они начинали сознавать, что встреча с самыми близкими случится с минуты на минуту. Вот она, человеческая слабость. Мы можем скрывать что угодно, сколько угодно и от кого угодно. Но наши слабости всегда всплывают на поверхность, как бы мы не старались загнать их подальше в себе и больше никогда не вспоминать про них. Это природа человека, его натура. От себя самого ты ничего не скроешь, сколько бы не старался это сделать. Данил осознал это на собственной шкуре, и до теперешнего времени даже не пытался идти против природы и ее воли. Всего минута. Несколько несчастных секунд. Скоро. Восемнадцатое апреля. Среда. 16:30. Часы не отказали. Гудок поезда не услышал разве что глухой, а так как Даня и не пытался сравнивать себя с ним, он был, конечно, на седьмом небе. Но и волновался жутко. До холодного пота по спине. До зуда по рукам. До замирания сердца, что казалось, сейчас перестанет работать, ведь это был конец его очередной пытки. Пытки ожиданием. Хуже только прощание. Ну, или последняя часть Бегущего. Он выбрасывает сигарету, даже не беспокоясь о ее будущем. Его как раз заполнили мысли о том, что он бросит. Бросит курить ради Лизы. Он поклянется ей, что никогда больше не тронет никотиновую дрянь, только чтобы она больше не уезжала. Только чтобы она не оставила его самого, с вредной привычкой, один на один. Машинист бьет по тормозам и время останавливается. Мир перестает существовать. Остается лишь девушка ростом метр с кепкой, с ее алыми щеками и непослушными волосами, в полиэстровой ветровке. «Мое счастье…»

Я не хочу курить после любви…