she did the right thing.

— Я не намерена больше это терпеть, О’Брайен! Ты переходишь все границы! Сколько можно, в самом-то деле? — голос Робертсон срывается на визг так, что, наверное, у всех в радиусе десяти метров заложило уши. У Дилана — точно. — Бритт, детка… Я… — А своего патлатого ты тоже деткой называл?! — возмущенно восклицает девушка. С губ слетает вздох, она прислоняется к стене и потирает пальцами переносицу, складывая руки на груди. — Не называй его так, — спокойно просит Дилан, после чего продолжает: — Послушай, пожалуйста. Я… Знаю, я подвел тебя, но я… Я обещаю, что такого больше не повторится. Бритт, дай мне еще шанс, прошу… Я больше… А что сказать? «Я больше не буду»? Черт возьми, звучит так по-детски и тупо, что хочется самому себе по лицу заехать. Это самое тупое оправдание, которое только придумало человечество. Кроме того, черт, да оба они знают, что это «больше не буду» будет действительно максимум три дня. Дилан не протянет долго без него, он точно нарушит обещание, а потом что? Потом вновь будет стоять и оправдываться, вот как сейчас. — Подвел, Дилан, это когда ты не сходил в магазин за продуктами или не помыл посуду, — будто маленькому ребенку объясняет Бритт. Голос ее, что удивительно, звучит уже гораздо спокойнее. — Но это… Это уже не первый раз, понимаешь? И это… Дилан, это пиздец, — откровенно признается Робертсон, забыв о всяких манерах. Она просто не может подобрать более подходящее слово для описания того, что она увидела. Черт возьми, ее парень целовался на вечеринке в честь ее дня рождения с Томасом Броди-Сангстером! Она вообще не понимала, что этот Сангстер делал там. Это не первый раз, когда Дилан так облажался, но это стало последней каплей. Тогда уже блондинка не выдержала и прямо заявила О’Брайену о расставании. Не только из-за того, что отношения не могут существовать, если один партнеров влюблен в другого человека, но еще и потому, что она знала — Дилану будет лучше с ним. С ним, не с ней. И она просто не могла дальше держать его. Поэтому, вздохнув, она произносит: — Уходи, Дилан. Надеюсь, ты будешь счастлив с ним. Дилан неверяще качает головой и смотрит на Бритт, чтобы убедиться, что она не шутит. Не то чтобы он не был рад возможности полностью принадлежать Томасу, но это было как-то… Неправильно. По отношению к Бритт. Она ведь терпела все его выходки на протяжении долгих пяти лет. — Ты… Уверена? Все хорошо? Девушка кивает, но взгляд поднять не решается — боится передумать. Она продолжает смотреть в пол, пока Дилан собирает свои немногочисленные вещи — пару запасных футболок и подушку. Он только тихо радуется тому, что они с девушкой так и не съехались, потому что тогда его уход выглядел бы совсем не так — гораздо более позорно. Остановившись на пороге и накидывая куртку, он оборачивается, нерешительно поднимая взгляд: — Надеюсь, мы сможем остаться друзьями. И, не дожидаясь ответа, он выходит и спускается по лестнице вниз. Он уже не видит, как Бритт утирает одинокую слезу с щеки, и не знает, что сразу после его ухода она открыла бутылку дорогого коньяка, которую хранила «на особый случай». Когда Дилан садится в машину, на душе сразу становится легче, потому что его уже ждет Томас. Дилан кидает свои немногочисленные вещи на заднее сиденье и обессилено вздыхает. Томас не говорит ни слова, лишь притягивает к себе, утыкая лицом в грудь. Поглаживает по волосам, пропуская пряди меж пальцев, невесомо целует в макушку и, кажется, чуть покачивается, будто Дилан — ребенок. А брюнету большего и не нужно. Он рад тому, что они понимают друг друга без слов. Спустя какое-то время (он не знает точно, прошло пять минут или тридцать) он отстраняется и сокрушенно качает головой. — Я должен был хотя бы поблагодарить ее… Она ведь терпела все это время, а я… Я не смог удержаться… Он прекрасно все помнит, хоть и был тогда под действием небольшой дозы алкоголя. Он помнит, как помогал Бритт с продуктами и пуншем, разливая всем подошедшим гостям. В какой-то момент девушка благодарно улыбнулась, накрыла ладонь парня своей ладошкой и сказала, что дальше справится сама. Что он может идти. Дилан не стал возражать, быстро поцеловал ее в висок и покинул кухню. В гостиной все превратилось в полнейший хаос — люди мелькали перед глазами, бессмысленно дергаясь в такт музыке, играющей из колонок и бьющей по ушам. Он помнит, как какой-то парень, будучи уже навеселе, подошел к нему и сунул в руки бутылку пива. Отказываться брюнет не стал — если был повод выпить, то почему нет? Вот только находиться в этой толпе совершенно не хотелось, потому он быстро отыскал себе место в дальнем углу и занял его, отпивая немного из бутылки. — Пьешь в одиночестве, Ди? — прозвучал родной голос совсем рядом. Дилан улыбнулся и притянул к себе блондина с точно такой же бутылкой в руках, усаживая его к себе на колени. Они чокнулись, решив выпить за здоровье именинницы, после чего сидели и разговаривали по душам на протяжении десяти минут. Ни один из них даже не заметил, как их разговоры перешли в жаркий поцелуй — Томас обвил руками шею брюнета, проводя кончиком языка по его губам, будто пробуя на вкус, а Дилан послушно приоткрыл их, впуская парня в свой рот и переплетая языки. Поцелуй продлился не меньше десяти секунд, все это время руки Дилана собственнически покоились на талии Сангстера. Все присутствующие прекрасно знали, что блондин был свободен, да к тому же бисексуален, вот только еще они знали, что прямо за спиной О’Брайена в этот момент стояла его девушка, глядя на происходящее расширившимися от шока глазами. Ей снова понадобилась помощь брюнета, и кто-то из гостей учтиво подсказал ей, где видел его в последний раз. Она уже была и не рада, что решила отпраздновать собственный день рождения. Это был не первый раз, когда она заставала этих двоих вместе, далеко не первый. Но ее сердце разбивалось каждый раз, и с каждым разом становилось больнее. И каждый раз он обещал не повторять таких ошибок. Вот только никогда не выполнял обещание. Дилан помнил все это. Помнил и разочарованный взгляд Робертсон, когда парни наконец решили, что поцелуй оказался уж слишком влажным и страстным, и отстранились, набирая воздух в легкие. Он заметил девушку, на секунду их взгляды пересеклись, но Бритт не сказала ни слова, лишь развернулась и продолжила заниматься своими делами. Теперь Дилан сидит в машине с тем же блондином и чувствует себя гораздо более свободным. Он не должен, но он чувствует это и радуется этому чувству. — Давай я поведу, — мягко предлагает Томас, поглаживая тыльную сторону ладони брюнета. Дилан кивает и послушно меняется местами с парнем, после пристегиваясь и глядя усталым взглядом в окно. Дорогу домой он уже не помнил. Очнулся он, лишь когда оказался в своей квартире, которая насквозь пропахла Томасом — его одеколоном, шампунем и гелем для душа. Еще там пахло клубничной смазкой. В отличие от Бриттани, Томас съехался с Диланом очень давно. Блондин помогает О’Брайену раздеться, сажает его на диван, после чего сам пристраивается рядом и кладет голову на колени брюнета. Тот почти машинально принимается перебирать волосы любимого. Только через пару минут он приходит в себя и улыбается чувству свободы, которое не покидало его с того самого момента, как он переступил порог квартиры Робертсон. — Томми? — тихо зовет он. Дожидается, пока блондин лениво, словно кот, приоткроет один глаз, затем наклоняется и легко чмокает его в губы. — Я так люблю тебя, знаешь? — Знаю, Ди, — кивает и приподнимается, чтобы положить ладонь на щеку парня, затем притянуть к себе и провести кончиком языка по подбородку, по-детски хихикая. — И я тебя люблю, — заключает он, полностью перебираясь на колени О’Брайена и утыкаясь носом в его шею. Так они сидели еще очень долго, прижимаясь друг к другу, будто в последний раз, и утопая в бесконечном океане любви. И все-таки Бритт поступила правильно, за что Дилан был ей безмерно благодарен.