Тепло ли тебе, девица?

Сэра немного подползла по потолочной балке, так, чтобы открылся лучший обзор, подавила позыв чихнуть, нажав пальцем между носом и верхней губой, и замерла – как раз вовремя. Первый гость вошел в гостиную, и малый салон Жозефины начался. Сегодня все, как сговорившись, решили принять ее приглашение – а все благодаря тому, что Сэра загодя позаботилась о том, что работы сегодня не будет. Уборщик забыл с утра почистить воронятню, и от невыносимого запаха птичьего помета сбежали все – а если заодно пострадали некоторые лысые и усатые, так это ещё веселее. В башню командора пришли ремотники латать крышу – и хотя Каллену удалось в конце концов их убедить, что чинить ничего не надо, они до вечера будут выносить доски и черепицу, которые сами же только что занесли. У Кассандры случился неурожай соломенных манекенов. Ну а Инквизитора достаточно было подговорить, хотя посвящать ее в детали Сэра не стала. А потому что леди послице надо было думать, прежде чем выставлять Сэру из зала под предлогом, что важным гостям ни к чему любоваться на эльфийскую рожу, ну или как-то там. Вообще-то Жозефина сказала, что боится, как бы Сэра не сморозила что-нибудь недипломатичное, а за Сэрой бы и правда не заржавело. Но поэтому и месть не будет слишком страшна, уж взгляды близких друзей леди Жози как-нибудь перетерпит. План был простой как веслом по хлебалу, ну так Сэра и сама была не из сложных. Добавить Жозефине в еду или питье одно забавное снадобье на основе пчелиного яда, от которого на тебя нападает такой жар, будто в огне горишь, дождаться, пока он подействует, наслаждаться зрелищем. От Сэры не ускользнуло, что мастер Инквизиции по болтологии всегда упакована на все пуговицы, так что зрелище в любом случае предстояло интересное. Будет она вертеться, как уж на сковородке, и украдкой почесываться? Разденется прямо в присутствии друзей и умрет со стыда? Выгонит всех за дверь, даром что с таким трудом их созвала? Вот сейчас и узнаем. Очень удачно, что чай с медом пила одна Жозефина. Лелиана еще чего доброго почует странноватый привкус: вроде как мед, а вроде и не совсем – а попасть на карандаш к леди шпионке Сэра совсем не хотела. Каллена как-то укусила в шею одна из Сэриных пчел, и у него пол-лица раздуло – пожалуй, рисковать не стоит, одно дело розыгрыш, совсем другое – что так его можно и угробить ненароком. Кассандра попросту ненавидела все сладкое, её бы наверное перекособочило от одного глотка. Инквизитор наоборот до сластей была сама не своя, но больше предпочитала тростниковый сахар из Ривейна и шоколад, то есть то, чего в эльфийском клане не достанешь – вот и хорошо, а то ещё догадается обо всем раньше времени. Чай зажурчал по фарфоровым чашечкам. Разговор по плану Жозефины тоже, наверное, должен был зажурчать, но Лелиана сидела, глубоко задумавшись, Кассандра нетерпеливо постукивала пальцами по подлокотнику, Каллен стеснялся, а Инквизитор с любопытством изучала обстановку и явно пыталась вычислить, в чем же будет заключаться Сэрина подлянка. Ну зато чай лился рекой. Яркое апрельское солнышко заглядывало в окна. – Сегодня очень тепло, вы не находите? – заметила Жозефина и кружевным платочком вытерла пот со лба. – Да, кстати! Нам надо поговорить с мастером Деннетом насчет летнего фуража. Боюсь, никого, кроме тебя, Эллана, он слушать не станет, – заявила Кассандра и поднялась, чтобы откланяться. Инквизитора она явно собиралась утащить с собой. Ну вот, вольно ж ей все портить. Впрочем, Эллана сказала, что придет минут через пять, пускай Кассандра начинает без нее, и та удалилась с недовольным видом и раздраженно затопала по лестнице. Тем временем Лелиана завела разговор об опере, и ее поддержали и Жозефина, с энтузиазмом, и, неожиданно, Каллен. Видно, сумел сохранить любовь к музыке с тех пор, как в детстве пел на клиросе – а уж что пел, Сэра не сомневалась, он же правильный такой. Жозефина между тем встала и подошла к окну, но зимние рамы накрепко заклинило, и солнце припекло ее с удвоенной силой. С обреченным видом Жозефина развязала жабо. Каллен и Лелиана ожесточенно спорили о недостатках и преимуществах многоголосого пения в сравнении с гомофонией, Лавеллан переводила взгляд с одного на другую и обратно, явно отчаявшись понять предмет беседы, а Жозефина в задумчивости расстегивала пуговку за пуговкой. Наконец Эллана, в надежде отвлечь всех и сменить тему, попросила Жозефину налить еще чаю. Леди послица склонилась над столом, жабо сиротливо повисло, и все обратили внимание на Них. Каллен поперхнулся, поспешно отвернулся, но тут же снова скосил глаза, постепенно розовея. Лелиана прервалась на полуслове, чтобы воскликнуть: – Жози! Ты так редко показываешь декольте, что я каждый раз забываю, какое это впечатляющее зрелище. Почаще расстегивай пуговку, молю. Сэра застыла на балке, не в силах отвести взгляд. Края золотой блузки разошлись, и вид сверху открылся захватывающий. Груди Жозефины были гораздо светлее лица, сказывалась привычка ходить в закрытой одежде, но все равно их кожа навевала мысли о меде и карамели. Большие, округлые, чуть колышущиеся при каждом вздохе полушария тесно касались друг друга, гладкий кулон с андрастианским символом лежал поверх груди, но шнурок чуть утопал в промежутке. Вот Жозефина протянула руку с чайником к чашке Инквизитора, они чуть раздвинулись, и андрастианский символ провалился куда-то в тёмную, манящую ложбинку меж двух грудей. Все присуствующие, кроме Инкизитора, громко сглотнули. Наконец, и Эллана заметила что-то необычное. – Жози, тебя так не продует? – спросила она заботливо. – По-моему, здесь совсем не жарко. Слушай, – воскликнула она, присмотревшись к Жозефине, – да у тебя, похоже, жар, ты вся горишь! Ты, наверное, простудилась. Мы пойдем, ладно? А тебе я советую лечь в постель. Лелиана и Каллен нестройно согласились, а у Сэры от слов “лечь в постель” временно отказал мозг от перегрузки. Она бы, пожалуй, легла с Жозефиной в постель. Когда Сэра проморгалась и снова начала соображать, в гостиной оставалась только ее хозяйка. Жозефина окончательно расстегнула блузку и наконец ее сняла. Под ней был легкий корсет, поддерживающий грудь снизу – ну да, логично, иначе у нее бы все дрожало и колыхалось даже просто от ходьбы по Скайхолду. Края темно-коричневых ареол чуть виднелись над кружевной оборкой. – Ну что, слезай, Сэра, – вдруг сказала Жозефина. – Я слышу, как ты пыхтишь. Обещаю, ничего тебе не сделаю, разве что поругаю. Но оттуда, где ты есть, тоже все слышно, так что прятаться нет никакого резона. – Подумав, она добавила: – И поможешь мне вытереться от пота заодно. У Сэры, спускавшейся в тот момент с потолка, от этой перспективы едва не разжались руки от полноты чувств. – Что же ты стоишь? – продолжала Жозефина. – Вот полотенце, намочи и приступай. “Они невероятные! Можно я обхвачу их и почувствую под своими пальцами, ощущу, как твердеют соски – тебе понравится, если я сожму их и чуть оттяну?” – хотела сказать Сэра. Но вместо этого у нее получилось что-то вроде: – Ы-ы-ы, глып. Жозефина рассмеялась – какой у нее приятный, мелодичный смех, и как Сэра раньше этого не замечала? – и взяла ее лицо в ладони. – Ужасно некрасиво с твоей стороны поступать так со мной, Сэра. Я, наверно, смогу тебя простить, но тебе придется здорово потрудиться на благо Инквизиции, – говорила она, водя большим пальцем по ее губам. – Мне до сих пор жарко, не скажешь, когда это пройдет? И – да, можно. Понравится. Позже, обнимая дремлющую Жозефину, перебирая ее растрепавшиеся волосы, Сэра размышляла: “Вот, значит, что имела в виду Лелиана, когда говорила, что Жозефина убивает своей добротой. Погоди-ка, это значит, что они с ней тоже? Ну если и да, то уже давно, неважно. А я, пожалуй, не отказалась бы помереть от ее доброты еще разок-другой”.