Кроссовер с реальностью

Читать «Джамп» и вообще мангу Семи перестает лет в тринадцать или четырнадцать. Не до того: он серьезно занимается учебой, вступает в волейбольный клуб, а еще до дыр заслушивает диски Moi dix Mois и заглядывается на ребят в образах EGA. Все хочется попросить у матери денег на что-то такое, окологотическое, но решается Семи не сразу. Ах да, про ребят. Готические лолиты Семи вообще-то тоже нравятся, но не так. Между «да, считаю, что это красиво» и «сердце ускоряется и щеки печет» — целая пропасть. И когда Семи об этом думает, он вспоминает «Джамп». Сначала ему казалось, что странно задаваться вопросом о своей ориентации из-за выдуманного персонажа, но на форумах в интернете он нашел много таких же, как он сам. Так что все в порядке. Кроме того, что он гей, и, кажется, у него отвратительный вкус, да и в людях он не разбирается. Нет бы запасть на какого-нибудь вежливого и симпатичного айдола, ну или хотя бы на положительного персонажа, раз уж с «Джампом» все случилось. Семи же в первых влажных снах в жизни видит психопата в прикиде клоуна с разрисованным лицом и рыжими волосами торчком. «Джокера, вообще-то», — сам себя поправляет Семи, будто оправдываясь. И нет-нет да снимает с полки старый том «Джампа». Этот — любимый, здесь вышла глава «Hunter x Hunter», в которой показали голого Хисоку. Честно говоря, смотрелось больше комично, чем эротично, так что дрочить на это было неловко и стыдно вдвойне, но Семи ничего не мог с собой поделать. Узнав, что поступил в Шираторизаву, и собирая сумку — она уже прилично забита готическими шмотками, есть даже небольшая косметичка, — Семи колеблется, но бросает к остальным книжкам и свой «Джамп» тоже. В дороге успевает сто раз передумать — какая тупая сентиментальность, господи, — но не выкладывать же его теперь и не выбрасывать? А потом он забывает о манге снова, но ровно до первой тренировки в волейбольном клубе. Он еще в раздевалке видит рыжую макушку — она мелькает там и тут, как правило, над чьими-то головами. Но большего Семи заметить не успевает. Он только зажмуривается, натягивая футболку, а макушка уже исчезает. На построении его на секунду прошибает мурашками. Один из самых высоких первогодок привлекает внимание, но не только ростом. Вот она, эта рыжая растрепанная макушка, волосы торчат вверх — ему вообще нормально с таким количеством геля на голове? Взгляд любопытный, блуждающий, беспокойный, Семи сразу хочется начать его избегать. И рот — уголки тонких губ будто чуть загнуты вверх. Мурашки пронизывают позвоночник, но Семи быстро берет себя в руки. Ну подумаешь, похож человек на персонажа. Такое часто бывает, даже с реальными людьми. У самого Семи в средней школе был одноклассник, как две капли — у них даже кончики волос одинаково вились. Всю тренировку Семи то и дело возвращается взглядом к рыжему. Казалось бы, он так выделяется и привлекает внимание — не только внешним видом, но еще и беспокойным поведением, — но не всегда получается отыскать его глазами. Вот он почти перед тобой, немного слева, а в следующую минуту словно телепортируется и уже растягивается и болтает с Ушиджимой на другом конце площадки. Правда, под конец тренировки Семи уже вообще не до него, в раздевалку он идет, волоча ноги. В голове нет не то что каких-то там рыжих персонажей и однокашников, Семи даже не понимает, который час и долго ли до отбоя. Есть не мысль даже, одно огромное ощущение, желание — рухнуть лицом в подушку. Тренерский состав насел на них с самого первого дня, всех сразу взяли в оборот. И если Семи хочет — а он определенно точно хочет — попасть в основной состав, то нужно выкладываться даже больше, чем от них сейчас потребовали. — Ой, какая прелесть! — Семи аж дергается от того, как над самым ухом тянут гласные. Он быстро заканчивает со шнуровкой, резко вскидывает голову — даже шея хрустит. Над ним, сидящим на скамейке, возвышается целая мачта, иначе и не скажешь. Рыжий крутит в руках и рассматривает полотенце. — Отдай, — устало просит Семи и встает на ноги. Даже так рыжий оказывается выше него. — Какие фруктики! — От «фруктиков» Семи вздрагивает, знакомые мурашки собираются где-то в затылке и у поясницы. Ох, черт, очень плохо. Он еще слишком отчетливо помнит, как о «фруктах» сладко и возбужденно тянул Хисока в аниме — Семи тогда зарекся смотреть что-то еще с его сейю. Рыжий его игнорирует, подносит полотенце поближе к лицу и скребет ногтем мелкую вышивку на краешке. Боже, да Семи сам даже не замечал, что там что-то вышито. — Авокадо, — экспертно заключает рыжий и, абсолютно довольный собой, вручает Семи его полотенце. — Тендо Сатори. — Это сорт авокадо, что ли? — Семи скептично кривит губы. Почему-то хочется огрызнуться, это невежливо, но он так устал и так вымотался совпадениями, что уже все равно. Тендо Сатори не обижается, смеется даже. Семи вдруг отпускает. Смеющийся Тендо — совсем такой же как он сам, простой мальчишка, который пришел играть в волейбол. И, может, он и смеется, но по опущенным плечам и ссутуленной спине видно, что он точно такой же вымотанный. Только взгляд очень живой, сразу начинает ищуще бегать по лицу Семи, когда Тендо перестает жмуриться от смеха. — Семи Эйта, — сдается Семи. Тендо снова доволен, цепко жмет руку по-европейски. Улыбка у него странная, даже отталкивающая, как будто он все время что-то замышляет. Снова очень похожа на Хисокину. А вот прикосновение приятное. Семи с удовольствием сжимает в ответ сухую теплую ладонь, с легким удивлением отмечает длинные, будто на шарнирах пальцы. Вечером Семи опасается, что ему будет снова сниться что-то стыдное, и самое последнее, чего он хочет, — видеть однокашника во влажных снах. Но после всех нагрузок он отключается почти мгновенно. Сон приходит где-то через две недели. Когда у жизни появляется четкое русло, Семи привыкает к новому распорядку, а Тендо… Он не то чтобы навязывается, но часто оказывается рядом, что-то увлеченно рассказывает, спрашивает, то и дело теребит Семи за рукав форменного пиджака. Тянется палочками к порции Семи за обедом и замирает на секунду, бросая взгляд вверх — можно? Семи вообще-то терпеть не может, когда у него берут еду, но раз за разом проглатывает свое «нельзя» и пожимает плечами. Он с ужасом понимает, что не в состоянии отказать Тендо, и это проблема. Не большая, чем сон, конечно. Семи просыпается за час до будильника, сразу после оргазма. Руки и ноги совсем слабые, сердце колотится, а в трусах мокро. Он обреченно плетется застирывать их, а вернувшись в комнату, решительно смахивает злосчастный том «Джампа» в корзину для бумаг. До подъема так и не может заснуть, пялится в потолок, рассматривает едва видный в предрассветных сумерках инвентарный номер в уголке занавесок. Один раз поднимается, чтобы вернуть «Джамп» на полку, — все-таки жалко. Уговаривает себя, что так нельзя: он даже не может понять, это Хисока ему снился снова или все-таки Тендо. Нельзя смешивать реальных людей с выдуманными персонажами. Тем более что Тендо, может, и безумен по-своему, и Семи не преминет бросить ему беззлобное «псих» иногда, но звание психопата-убийцы он все-таки не заслужил. Вечером у них с ребятами из клуба запланирован поход в кино, и Семи думает, что будет сложно смотреть Тендо в глаза. Но опасение быстро улетучивается после первого же: — У-у-у, не круто, Эйта-кун. — Это у Тендо вместо приветствия сегодня. Он окидывает Семи взглядом, выразительно смотрит на сразу три готических кулона, на нестандартно подшитые плечи черной рубашки. Семи закатывает глаза и только цыкает: — Кто бы говорил. — Он легонько дергает Тендо за завязку от капюшона толстовки — размеров на пять, наверное, больше, чем Тендо следовало бы носить. Но внутри сворачивается неприятный холодок. Семи все-таки обидно. Это занимает мысли больше, чем влажный сон, который уже стирается из памяти. — У тебя что-то на глазах, — сообщает подошедший Ушиджима. Семи глубоко вдыхает. Вот — мало ли что еще скажут. В школу глаза не подведешь, а на выход — Семи решил, почему нет? — Да. Так и надо. Ушиджима серьезно кивает и уходит за билетами. Семи выдыхает. Больше ему никто ничего так и не говорит, только Ямагата тоже бросает взгляд на лицо, хмыкает и пожимает плечами. В кино Тендо умащивается между Ушиджимой и Семи, и это… отвлекает. Не то даже, как он хрустит попкорном и прыскает в самые неподходящие моменты. Семи не может не поглядывать на него. И то и дело ловит взгляды на себе. Тендо сначала сразу отворачивается обратно к экрану или опускает глаза в свое ведро с попкорном, а потом и это делать перестает. Смотрит, не скрываясь, чуть щурится, и из-за загнутых вверх уголков губ кажется, что все усмехается. Семи неуютно, жарко, хочется расстегнуть пару пуговиц рубашки, он дергает плечами и мечтает, чтобы фильм уже скорее закончился. После Тендо практически провожает его до двери комнаты в общежитии — ему самому нужно чуть дальше по коридору. Семи тоскливо думает, что это почти как свидание. Если закрыть глаза на компанию, на то, что Тендо считает его «не крутым», на то, что… это, в общем-то, безнадежно — Семи не привык тешить себя иллюзиями. — М-м-м, — тянет Тендо вместо прощания и снова смотрит с прищуром прямо в глаза, даже склоняется к лицу немного. У Семи сердце стучит в горле и сглотнуть совершенно невозможно. — А прикольно все-таки, — добавляет Тендо и уходит, махнув рукой. Семи понимает, что тот все это время рассматривал подведенные карандашом глаза. Когда Тендо впервые оказывается у Семи в комнате, сразу встает прямо посередине и вертится вокруг своей оси на пятках, тянет задумчивое «о-о-о» — и так пока Семи не останавливает его, сжав плечо. Тендо пошатывается из-за закружившейся головы и не сразу фокусирует взгляд. — Ну что? — Семи поджимает губы и ждет подколки. Какой-нибудь. Тендо всегда найдет, где его подковырнуть. — Симпатичная. — Тендо тыкает пальцем в плакат на стене. — Это он. — Семи растерянно убирает руку с его плеча. — Мана, он музыкант. Moi dix Mois — ты не слышал? — Не-а. — Тендо мотает головой, и Семи улыбается уголками губ, предлагая ему наушники и свой телефон. Тендо сразу плюхается на его кровать, скролит плейлист с таким сосредоточенным лицом, что Семи становится смешно. Он даже забывает возмутиться тому, как Тендо бесцеремонно себя ведет. Забавный, вон, даже кончик языка высунул. Словарь. Точно, Тендо же зашел одолжить англо-японский словарь. Роясь на полке с книгами, Семи натыкается на «Джамп» и аккуратно задвигает его подальше. Вообще-то ничего странного в журнале с мангой нет, многие в классе Семи читают его, и странно как раз прятать его от друга — друга же, их с Тендо уже можно считать друзьями? — но Семи так спокойнее. Он пару секунд трет обложку словаря, а потом аккуратно кладет его на край стола вместо того, чтобы сразу вручить Тендо. Он же тогда уйдет. Семи садится на кровать, поджав под себя одну ногу, и Тендо, было залипший в телефоне, тут же оживляется, ерзает, сбивая покрывало, протягивает Семи один наушник. Был бы это кто угодно другой, Семи бы согнал его со своей кровати сразу же. Это, блин, кровать, в конце концов, надо хоть спросить. И телефон бы не дал ни за что — и, черт, вот именно Тендо и не стоило его давать. Семи снова думает, что просто не может отказывать Тендо. Думает, как катастрофически вляпался. В наушнике на переливы пианино накладываются жесткие гитарные рифы, барабаны, бас. Тендо дослушивает каждую песню чуть дальше середины и листает дальше. Семи морщится. — Ты не можешь остановиться? — Не-а. — Тендо снова мотает головой и переключает. — Мне же надо быстренько составить общее впечатление. Семи закатывает глаза, но не спорит. Его эти переключения все еще раздражают, но он терпит, садится удобнее. Теперь колено Тендо задевает его бедро, они почти соприкасаются плечами. Семи как бы невзначай трет о штаны повлажневшие ладони и прикрывает глаза. Сидеть так — пусть даже с раздражающими скачками по песням — ему нравится. От Тендо идет тепло, как от радиатора, это приятно, и даже смятое покрывало делает все только уютнее. Тендо совсем наглеет, заваливается набок и прислоняется к Семи. Наконец перестает щелкать песни, делает потише, зато начинает трещать. Рассказывает про свою среднюю школу, спрашивает про Ману на плакате. Все равно как если бы они болтали за обедом, например, но Семи кажется, что все совсем иначе. Он сосредотачивается на том, чтобы продолжать не тешить себя иллюзиями, и это выматывает, когда Тендо так близко. — У тебя была кличка? — Нет. — Семи пожимает плечами. — А у меня была! Знаешь какая? Догадливый Монстр! Монстр, прикинь, Догадливый! Круто, скажи? — Сомнительно, — фыркает Семи, а Тендо смеется и вдруг резко садится ровно, разворачивается к Семи лицом. — Хочешь, угадаю, о чем ты сейчас думаешь? — и блестит этими своими невозможными круглыми глазами. Семи думает, что ему никогда еще в жизни так отчаянно не хотелось кого-то трогать. Думает: «Поцелуй меня». — Думаю, что ты что-то прифигел совсем, ты, вроде, за словарем шел? — заставляет он себя выдавить. Тендо тут же скучнеет, грустнеет, морщит нос, у него опускаются плечи. — Так и зна-а-ал. Ну блин, зануда! — Тендо валится вперед, вытягивает руки и так и падает поперек бедер Семи. У обоих вылетают наушники. От неожиданности — и от того, как сразу сердце подскакивает к горлу — Семи взбрыкивает. Тендо со смехом и грохотом валится на пол, цепляется за штанину Семи, чтобы подняться, едва не стягивает с него штаны. — Вот и вали, раз я зануда! — Семи злится, но только на себя. — Спасибо. — Тендо сгребает словарь и помахивает им, выскакивая за дверь. Семи скручивается калачиком, валится лицом в подушку и громко стонет в нее. Под утро, снова за час до будильника он идет застирывать трусы. Во сне он целовался с Тендо и тот, кажется, еще все перебирал завязки на его спортивных штанах, все не мог распутать, задевал этими своими длинными беспокойными пальцами пах — Семи так и кончил. Выжимая трусы, Семи поднимает взгляд на зеркало. А ведь в этот раз это совершенно точно был Тендо, не Хисока, не какая-то дурная помесь. Семи даже не знает, хорошо это или плохо. Когда Тендо возвращает словарь — на неделю позже, чем обещал, — он снова плюхается на кровать, а потом машет рукой в сторону тумбочки Семи. — Я тут у тебя заметил, — говорит он и делает неопределенный жест у своего лица. — Чего? — Семи поднимает бровь и ставит словарь на полку. Тот как раз перекрывает «Джамп». — Все эти штуки, чтобы лицо рисовать. — Тендо сгибает колени и соединяет ступни, опирается о свои щиколотки руками — выходит, сидит, вытянувшись в струнку. — Нарисуй мне что-нибудь? Семи вспоминает, что действительно так и оставил косметичку — хотя громко сказано, это пенал — на тумбочке. — Зачем тебе? — Он неуверенно берется за нее и тянет собачку молнии туда-сюда, колеблясь. — Прикольно же. — Тендо беззаботно пожимает острыми плечами. Семи хочется нажать на них ладонями, а потом насильно расправить, чтобы Тендо не сутулился. Ладно, в этом же ничего такого? Даже весело. Семи садится напротив, достает карандаш. — Кошмар, как в фильме ужасов: а сейчас ты мне выколешь глаз. — Тендо быстро-быстро моргает, когда Семи пытается провести линию по нижнему веку. Почему-то говорит шепотом, будто боится что-то спугнуть, и еще у него смешно вытягивается лицо. Семи прыскает, приходится подождать, пока проходит приступ смеха. Глаза у Тендо оказываются накрашены… жутко криво. Семи делает линии шире, чтобы хоть как-то это компенсировать. Тендо продолжает то и дело дергаться и моргать, и Семи, цокнув языком, садится ближе и придерживает его за подбородок свободной рукой. Макияжем это назвать сложновато, но уже похоже на что-то приличное. Семи оценивает свою работу, отодвигаясь, и Тендо — господи, да он картинно строит глазки, и Семи не сдерживает смех. Тендо тоже хохочет, но Семи снова фиксирует его подбородок и начинает рисовать на щеке — просто из вредности. Тендо хихикает, жмурится и все улыбается, будто только этого и ждал, довольный. Семи колеблется только секунду, а потом решает: когда еще будет такой шанс? И выводит на одной щеке звездочку, а на второй — каплю-слезу. У Хисоки они были цветными, у Тендо же получается только контур, ну и ладно. Даже так он удивительно похож на Хисоку — рот, улыбка, острый подбородок, эти его рыжие волосы торчком, — но и не похож одновременно — слишком круглые глаза и маленькие брови, вздернутый нос. От совпадения, их схожести Семи уже не выкручивает изнутри, как было в самом начале, теперь это просто забавно. — Вот так, — хмыкает Семи и щелкает колпачком карандаша. Тендо поднимает перед собой небольшое зеркало. На подвижном лице буквально за долю секунды проступает удивление, глаза еще больше округляются, брови взлетают вверх. Тендо хохочет и подставляет лицо Семи: — Нарисуешь еще? — Да, — усмехается тот, привычно уже придерживает подбородок Тендо. А потом случайно замечает, как тот быстро облизывается. На секунду залипает на влажных губах, а потом едва заставляет себя посмотреть в глаза. Только сейчас соображает, как близко лицо Тендо — можно даже почувствовать дыхание. Это слишком для Семи. Он против воли снова опускает взгляд на губы. Убирает руки и тут же отворачивается, чтобы спрятать карандаш в пенал. — Хотя нет, все, хватит с тебя. Прежде чем он успевает достать ватный диск и средство для снятия макияжа, кровать тихо скрипит, Тендо стремительно берет шею Семи в захват, почти прижимается щекой к щеке, Семи тут же слышит щелчок камеры телефона и не успевает среагировать — Тендо двигается слишком быстро и вот уже топочет и машет Семи от двери. Так и выскакивает из комнаты — разрисованный и с какой-то шалой усмешкой. Семи медленно дышит под счет, подтягивает к себе подушку и просто воет в нее. Успокаиваясь, он кажется себе выпотрошенным, в голове пусто, а в животе туго скручивается жгучий стыд, перемешивается с возбуждением, волнением и застывает тяжелым комом. «Выдыхай, — уговаривает себя Семи. — Раз, два». Еще через полчаса он уже бесится, злится на себя, чуть не выбрасывает пенал с косметикой. Потом снова становится стыдно за свою тихую истерику. Засыпая, Семи разве что зубы не стискивает, запрещает себе себя же жалеть. Утром кажется, что это было помешательство какое-то. Семи умывается холодной водой и наконец действительно выдыхает, спокойный. Надо же было себя так накрутить. Он спокоен, как Будда в летнюю ночь, как удав на теплом камне, как стадо слонов у водопоя. Ровно до момента, когда открывает инстаграм и на него вываливается сразу штук семь или восемь селфи: Тендо с недовольным ошарашенным Семи, Тендо с Ушиджимой, с Ямагатой, с Реоном, с Мисаки из своего класса, с кем-то из семпаев… Везде — еще разукрашенный, с жирно подведенными и оттого еще более широкими и круглыми глазами. С чертовой звездочкой и чертовой слезой на щеках. И еще селфи — уже в зеркало в общажной ванной — с жуткими черными потеками вокруг глаз и на щеках. «Бу!» — это подпись. И хэштег — «#настоящиймонстр». Семи зажмуривается, бьет себя телефоном по лбу и смеется. И думает, что только что вляпался еще сильнее и глубже, хотя ему казалось, что глубже уже некуда. В груди горячо. «#настоящийпридурок», — печатает Семи в комментариях, а потом все время, что чистит зубы, улыбается себе в зеркало. Хорошо, что еще слишком рано и в ванной кроме него никого. В следующий раз он проверяет инстаграм между уроками, и лучше бы он этого не делал. Там в ответе — «тогда у тебя хреновый вкус, потому что тебе же нравится~». Семи глубоко вдыхает. Да, он в курсе. Он еще несколько лет назад, когда запоем читал «Hunter x Hunter» и ждал каждую главу, как сейчас ждет волейбольных матчей, был в курсе. В кои-то веки Семи поступает мудро и ничего не отвечает, просто игнорирует. Он вообще игнорирует все посты Тендо ближайшую неделю. Не лайкает даже видео, где тот поет о разбитом сердце и разбитом блоке — переделал под себя какую-то попсу, которая сейчас звучит из каждого утюга (снова хэштег «#настоящиймонстр»). Семи закусывает губу и хмыкает, когда смотрит видео, но — нет, лайк все равно не ставит. Стоит окончательно успокоиться, как Тендо врывается в комнату без стука. Уже почти время отбоя, Семи только что бросил учебник по математике в сумку. — Они обручены! — Тендо всплескивает руками, весь взбудораженный, возбужденный, щеки раскраснелись. Он пританцовывает на месте и машет какой-то тетрадкой над головой. — Да что ты говоришь! — точно так же всплескивает руками Семи и зло тычет Тендо под ребра и между лопаток, тесня его к двери. — Охренеть просто новости на ночь! Всегда мечтал, чтоб ты мне колыбельную тут проорал, ага. Тендо упирается в дверной косяк всеми конечностями, а потом как-то резко разворачивается — Семи едва не вылетает в коридор сам, а Тендо подныривает у него под рукой и снова оказывается в комнате. — Да ты глянь только! — И он выставляет перед собой на вытянутых руках открытую тетрадь. Точнее, журнал. Семи сразу узнает «Джамп» и рисовку узнает тоже. Замирает, а потом резко захлопывает дверь и прислоняется к ней спиной. Тендо все так и стоит, держа открытую мангу у него перед носом. Там Иллуми Золдик сообщает, что обручен с Хисокой. Конечно, по добрачному соглашению Иллуми должен убить Хисоку и получить его деньги, это же парочка психопатов-убийц, но Семи кроме иероглифов «обручальное кольцо» и «добрачное соглашение» ничего больше не видит. — О, — глубокомысленно выдает он и сдавленно добавляет: — Не знал, что манга еще выходит. Тендо тут же захлопывает журнал и прикусывает нижнюю губу. — Бли-и-ин, спойлер! Прости, я думал, ты уже видел. — Он все жует губу, стирает тонкую кожицу, и Семи раздраженно накрывает его рот ладонью. — Прекрати, все губы в ошметки искусаешь. Тендо внезапно слушается, замирает и смотрит своими невозможными глазами поверх руки Семи, сложив брови домиком. Тот поспешно убирает руку — сразу за спину. На ладони горит отпечаток чужих губ. — Я не читаю мангу. — Семи дергано пожимает одним плечом. — Да? — Тендо выглядит искренне расстроенным. — Но ты же рисовал мне... — Он обозначает в воздухе у своих щек, звездочку и слезу. — Я думал, тебе нравится. Думал, нравится Хисока, и ты, и… И вдруг Тендо резко затыкается, снова прикусывает губу, чтоб его. И краснеет. Семи растерянно смотрит на него и не моргает. Как-то отстраненно следит, как краска, будто пятно акварели в воде, расползается от щек по всему лицу, подбирается к кромке волос, заливает шею. — Блин, — сдавленно заканчивает Тендо. Семи думает, что, может, из них двоих это Тендо похож на Хисоку, но на самом деле псих — точно он сам, Семи. Он отлипает от двери и кладет руки на пальцы Тендо поверх «Джампа», который тот все еще держит перед собой. Шаг, еще шаг, хватает самого маленького, чтобы оказаться вплотную. И поцеловать. — Блин! — шепчет ему в губы Тендо, и это больше звучит как «вау». Никакого взрыва в голове, как представлял себе Семи, не происходит. Внутри только взметается и опадает горячая волна, снова подбрасывает сердце к горлу, но к такому Семи уже, в общем-то, привык. У Тендо обкусанные подвижные губы, и он совсем не умеет целоваться. Отвечает беспорядочно, спешно, как будто куда-то бежит и опаздывает. Не то чтобы Семи был спецом по поцелуям, но он тихо цыкает, отрывается и целует снова. Притихший Тендо отвечает медленнее, судорожно выдыхает через нос и как-то разом расслабляется, разжимает пальцы и обхватывает Семи за затылок. Им на ноги с шелестом плюхается «Джамп». — Так все-таки!.. — Тендо начинает громко болтать, едва они разрывают поцелуй. Выражение лица у него как у сытой лисы, и Семи тут же вскидывает руку, грозит ему пальцем и смотрит исподлобья, сам весь красный: — Только попробуй все испортить. — И все-таки я догадливый, — заканчивает Тендо шепотом и прыскает в кулак, у него плечи ходуном ходят от смеха. Семи закатывает глаза. Но совсем не сопротивляется, когда Тендо обхватывает его своими длинными ручищами, стискивает и едва не прижимает к двери. Следующим вечером Тендо валяется у Семи на кровати, головой у него на коленях, читает мангу, которую держит на вытянутых руках, вслух и изменяя голос под разные роли. Заткнуть его — задача из разряда нереальных, даже поцелуй помогает всего на минуту. Когда Тендо засыпает и тепло дышит, уткнувшись ему в живот, Семи думает, что, пожалуй, даже с отвратительным вкусом можно жить. В груди горячо, как никогда раньше.