Chantaje

- Я тоже хочу, чтобы все было как раньше, папочка. Её голос - дикий горный мёд, в котором достаточно как сладости, так и ядовитой горечи, переливающейся через край его сердца. Липнет к памяти, приклеивается ещё одним грузом. Хирам неосознанно тянется поправить и без того идеально лежащий воротничок её блузки, легко касается открытого участка кожи на шее. Украдкой, как и положено отцу в школьном дворе, не более. Раньше было прекрасно. Раньше она танцевала, медленно ступая по песку Ривьеры босыми ногами. Раньше под звуки приятной музыки двигала бедрами ей в такт удивительно ритмично, рвано и резко, приближаясь ими к его напряженному паху, сидя лицом к лицу и опаляя дыханием кожу. Его маленькая девочка - это же шантаж в чистом виде, провокация в каждом повороте и шаге. От тяжелых волос все так же пахнет индийскими пряностями, кардамоном и корицей, а губы, обведенные помадой в цвет спелых слив, только усугубляют ситуацию. И именно он такой её сделал. - Она чудо, не правда ли? Сколько было у неё этих платьев с оголенной спиной? С ними удобно наблюдать, как катится капелька пота вдоль позвоночника, как напрягаются мышцы при каждом его толчке внутри неё. Вероника стонет и выгибается назад настолько, что спадающие каскадом угольно-черные волосы, ставшие от влаги ещё темнее, начинают касаться его лица. Сегодня - медленный танец, а в них всегда ведет он, чинно положив широкие ладони на её талию, чуть касаясь кончиками пальцев молочной кожи за вырезом платья. Вероника поддается, склоняет голову, ласково трется щекой о ткань пиджака на его плече. Эти моменты, вкупе с ежедневными звонкими поцелуями в районе очерченных скул - проявление нежности, островатой и даже обжигающей, как разгоряченные солнцем песчинки на пляжах Лазурного берега. Шантаж искренними чувствами, а не только лишь телом. Они - потомки вольного народа, не признающего каких-либо границ, условностей, общепринятых моральных норм. Это заложено в их крови - темно-красной, сползающей струйками на пергаментный свиток из ран на ладонях. Крови - общей на двоих. Просто им покровительствуют другие боги. Хирам шептал ей это каждую ночь, вколачивая своим телом в поверхность кафельной плитки в ванной или в мягкую белую простынь. И голос его звучит на дне её сознания постоянно. Теперь им Ривердэйл, окольцованный лесным массивом, покрытый сеткой частых улиц, будто бы шрамами, неизмеримо тесен, ровно как и плавно раскачивающееся заднее сидение автомобиля. Им на двоих воздуха не хватает, душно от затянутого серым неба и близости друг к другу, сплетения пальцев и обнаженных, влажных тел. И Вероника знает, что никто не будет любить её сильнее, чем папочка.