***
Этот несчастный случай, который забрал у него жену и мать их общего ребёнка — Эйма, что дословно переводится «ребёнок любви» или же «любимый ребёнок», они назвали её так, потому что очень любили их дочку. Эйма очень странный ребёнок. Не капризничает, не выражает эмоций или чувств, ко всему равнодушна и спокойна. Это беспокоило Таро, но Аяно говорила, что была точно такой же, как и она в том возрасте, что такой же была и её мама, и бабушка, и прабабушка, и прапрабабушка и ещё много пра… У них все в роду такие и Таро успокоился. Но сейчас, стоя напротив могилы его любимой и матери Эймы, он косо глядит на унылую Эймо и она кажется ему удручённой, она скрывает свои глаза за длинной чёлкой и молча смотрит за похоронной процессией, ни говоря ни слова и никак это не комментируя. Таро тоже молчит, он ничего не говорил с тех пор, как узнал о смерти Аяно. Она разбилась в автокатастрофе, устроенной пьяницей. Ему дали срок за это и не маленький, но толку? Это не вернёт к жизни его любимую. Он крепче сжимает ладонь своей маленькой дочери, словно боясь, будто бы она вот-вот тоже его может покинуть и тогда он останется один и Таро совершенно не уверен в том, сможет ли пережить это. Он не хочет потерять ещё и Эймо.***
— Братик, я уверенна, Ян-чан хотела бы, чтобы ты нашёл свою вторую любовь. — Милый, я понимаю, что Аяно-сан была дорога тебе, но нужно двигаться дальше. — Болван, думаешь, эта Ледышка была бы рада, увидев тебя в таком состоянии? Подобные фразы Таро не раз слышал за эти три года, его маленькой дочери уже было восемь лет. Они ни разу не затронули тему о Аяно и каждый год, на годовщину её смерти и в день её рождения они навещали могилу Аяно. Это было довольно мрачным событием, учитывая ещё то, что Аяно и Таро родились в один день. Верно, Таро не мог забыть Аяно. Не мог выкинуть из головы образ своей возлюбленной. При взгляде на каждую девушку он невольно сравнивал их с Аяно. Постоянно. Ходил хмурый, чем-то озабоченный, временами рассеянный и единственная радость в его жизни — Эймо, которая действительно начала проявлять эмоции, больше радоваться и временами начала уже капризничать, чем неимоверно радовала Таро. Он с радостью баловал её и исполнял любые прихоти. Хоть его иногда и посещало неприятное, терзающее чувство в груди, будто бы это всё фальшивка. Она ничего не чувствует, за исключением подобия жалости к нему и поэтому, пытается делать вид, будто бы у неё действительно присутствуют эмоции, но отгоняет все эти мысли прочь, списывая их на нервозность от глубокой депрессии, из которой медленно начинал выходить. И да, все говорили ему, что он должен жить дальше. Принять судьбу. Принять то, что ему не суждено было провести остаток дней с Аяно. Все, кроме Риобы. Его тёщи и матери Аяно. Риоба была женщиной преклонных лет, ей уже было за пятьдесят, а возможно цифра приближалась уже к шестидесяти, он стеснялся спрашивать, так как понимал, что это просто неприлично. Она была личностью приятной, весёлой и задорной, но была крайне огорчена смертью Аяно и несколько месяцев не улыбалась даже, полностью посвятив себя заботе о своём муже, получившем инфаркт о новости произошедшей с Аяно. Для отца Аяно Эймо тоже стала маленьким лучиком света и большую часть своего свободного времени он любил проводить с внучкой, стараясь не подпускать к ней Риобу. Риоба, в отличие от остальных говорила совершенно другие слова. — Я знаю Аяно лучше других и поверь мне, — она тогда очень странно посмотрела на него, притихнув на мгновение и перестав улыбаться, — она была бы крайне зла, если бы ты нашёл ей замену. Больше она ничего не говорила об этом. Но Таро тогда лишь молчал. Ему, как обычно, нечего было сказать. Но при всём этом Таро понимал, что его Эймо нуждалась в матери, когда видел, каким взглядом она провожает других детей, за которыми в школе приходят их матери, а не отцы. Видел, с какой неохотой она учила стихотворение на день матери и помнил тот до тошноты неприятный случай на весенних соревнованиях, когда была игра, где нужно найти предмет в записке. И там было написано «Мама», словно насмешка над Эймой. Но он действительно не думал, что это приведёт к подобным последствиям.***
Когда в его отделе появилась новая сотрудница, Махиро Нобу, он тут же почувствовал себя так, словно был под прицелом. Она постоянно бегала за ним, приглашала куда-то пойти и просила называть её «Махиро-чан» или просто «Махи-чан», он, конечно же, называл её просто «Махиро-сан», не позволяя себе каких-нибудь провокационных слов и ему почему-то совершенно не нравилось то, с какой интонацией она называла его «Семпаем» и поэтому, попросил называть просто по имени. Но со временем, он привык к ней. Она стала частым гостем в их доме, конечно же, Эймо относилась к ней с безразличием и иногда ему казалось, что она нарочно могла предложить ей посмотреть фотоальбом, где были фотографии Аяно и Таро и красочно рассказывать о своей матери и о том, что папочка до сих пор верен ей и никогда не изменит. Махиро вежливо слушала её, но Таро по одному лишь взгляду на них мог понять, что ей абсолютно не нравятся эти разговоры и возможно, сама Эйма в особенности. Но Таро привык игнорировать подобные вещи. Ровно до того момента, пока не начал замечать некие странности в их доме. Посуда помыта до его прихода с Эймой из школы, хотя утром она была грязной, Эйма начала самостоятельно учиться готовить, пока его нет дома и он бы этого даже не узнал, не приготовь она сама ужин и не скажи, что «воображаемый друг» научил. Иногда, его дочь начинала тихо перешёптываться о чём-то с пустотой, в одиночестве. Однажды, он расслышал, что она рассказывает кому-то о Махиро и о том, что она впервые в жизни чем-то недовольно и ей бы не хотелось, что бы Махиро стала частью их семьи, ведь… ведь мама уже есть. Тогда, он так и не решился заговорить с ней об этом, продолжая всё так же качественно игнорировать ситуацию, будто бы всё хорошо, всё просто замечательно, пока не подслушал случайно разговор Махиро со своими подругами. — В последнее время я чувствую себя крайне… крайне… даже не знаю… будто бы за мной кто-то следит, — недовольно бурчала Махиро, обнимая себя руками. — Тебе кажется, — беззаботно отмахнулась Мико. — Нет, не кажется, — покачала головой Махиро, переступая с ноги на ногу, — кто-то ещё и записки с угрозами начал оставлять, примерное содержание «держись подальше от моего мужа», я уже обратилась в полицию с этим делом. — Что?! — воскликнули обе подруги и тут же начали говорить о мерах предосторожности и о том, что стоит носить с собой перцовку и т.д. А Таро молчал. Он просто молча слушал и так же молча ушёл. На следующее утро было обнаружено задушенное тело Махиро в переулке. На допросе полицейского он был поникшим и говорил лишь то, что ему казалось, будто бы она проявляла к нему знаки внимания. На вопросы о жене говорил чистую правду — она мертва, никто не мог бы оставлять тех записок. Таро чувствовал себя ужасно. Его не пригласили на похороны, да он бы и не посмел прийти, так как чувствовал некую вину за произошедшее и хоть в том вины его, казалось бы, и не было никакой. Но он понимал, что она была и не маленькая.***
Придя домой, он слышит как Эймо не стесняясь говорит с кем-то и ему даже слышится голос его любимой жены и самое странное то, что она говорит «мама». — Мама, а это нормально? Твой поступок? — когда Таро входит в гостиную, он видит, что его маленькая дочь говорит со стенкой, но ему на мгновение чудится, будто бы там был силуэт его жены. — О? С возвращением, папа, — Эймо замечает его и улыбнувшись, приветствует, — мама заждалась тебя и она больше не в обиде, кстати, мы с мамой сделали ужин. Я сейчас на стол накрою, маме не нужно накладывать, она не голодна, — не дав отцу опомниться, Эймо уже с равнодушным выражением лица покидает его. А Таро молчит. Просто молчит. Он затаив дыхание, ждёт. Просто ждёт, пока не чувствует ласковое прикосновение чего-то холодного к своему лицу, не чувствует чьи-то ледяные объятья, но он просто молчит и улыбается. — Даже смерть не разлучит нас, — чуть ли не плача, шепчет Таро. Верно, даже смерть не разлучит их.