The moon is out and rising, And silent is the night, My face is pale and hiding Behind the neon light
Восхитительная, красивая ночь. Легкий прохладный ветерок треплет волосы, увивается вокруг черных, как смоль, рогов, играется с пушистой кисточкой хвоста. Мужчина сидит в кресле посреди поляны у озера, весело и довольно мурлыкая какую-то мелодию себе под нос. Вокруг веселились девушки, прыгали через костры, танцевали, играли в салочки и в «ворона». Русалки-утопленницы. Их обнаженные груди подпрыгивали, колыхались в такт движениям, а на их белых телах плясали тени, которые рождали языки пламени. Красивые, но при этом дико опасные. Только не для него. Разве стоит бояться мертвых девиц, если сам черт?The seven is my number, Temptation is my game, I came from six feet under And Satan… Satan is my name!
Яков Петрович, слегка захмелевший от выпитого вина, глядел на беснующихся девиц с удовольствием: кому же не будет приятно, когда перед тобою девки голые скачут? А еще глядел на серебряный, новорожденный месяц и вспоминал его приятную прохладу, как ладно он ложился в руку и славно помещался в мешок… Давно это было. Кузнец местный решил, что самого Дьявола не боится, разрисовал кузницу свою, матери не убоялся, хотя та ведьма была. Красивая была баба, хоть и самая настоящая стерва. Солоха, досточтимая Солоха. С Вакулой он, конечно, договорился и даже помог ему. Навек теперь кузнец темной меткой отмечен и сам превосходно это осознает, потому смурной такой, рисовальщиком при Николае Васильевиче быть не хотел. Помнил еще свой собственный сговор с нечистым. Чуткие острые уши демона уловили подкрадывающиеся сзади шаги босых ног по траве. Вот и она. Полуночная мертвая голубка. Мавка осторожно, стараясь не задеть его обнаженным бедром, хотя ее белая ладошка вскользь коснулась витых черных рогов и его мягких волос. Оксана побаивалась Якова Петровича (интересно, какое у него настоящее имя?) и старалась ничем не провоцировать его гнева. Она с сестрами видела демонов из Нижнего Мира и до этого, некоторые из них были весьма вспыльчивыми и весьма… несговорчивыми. Яков Петрович пока что являлся истинным джентльменом, пусть рогатым и хвостатым. Мужчина поймал ее руку в свою ладонь и прижал к своим губам, пробуя на вкус прохладную кожу.At night I'm dressed as lover, I praise the morning star! Good evening, little lady, Come join me in my car, I am the one you'll come to. A wolf is his best disguise Don't say they never told you The evil… Evil never dies?
— Я ждал тебя, моя дорогая. Желтые глаза с вертикальным зрачком наблюдали за каждым ее движением, и русалка почувствовала себя несколько неуютно и даже засмущалась, первый раз в нежизни стесняясь своей собственной наготы. Девушка сама его сюда позвала, вроде как это настоящая честь — иметь на своих гуляньях настоящего демона, тем более демона высшего порядка. Да и… Мавка хотела отвлечься от всех своих невзгод. Ее «суженый-ряженый» сейчас, в эту самую дивную ночь, вместо того, чтобы ласкать ее сам плавится под ласками горячих мужских рук. Одиночество и отчаяние губительно, знаете ли. — Что же ты посмурнела, краса моя? Могу ли я развеять твою печаль? Их кожа создавала интересный контраст: его серая, как пепел, и ее кожа, белая, как свежее молоко. Яков Петрович смотрел на русалку в упор, буквально прожигал ее взглядом, и она плавилась, чувствовала как чужая сильная воля будто порабощает ее, подчиняет, будто девушка уже не принадлежит самой себе, но в то же время Оксану тянуло к нему, как магнитом, мавка не могла отойти, не могла убежать. Удав держит в силках кролика. — Да что же дурного может случиться у простой мавки? — голос Оксаны был неестественно натянутым и каким-то надломленно тонким, — Вы лучше выпейте еще вина, господин, и поведайте мне вот о чем: как же так вышло, что не убили Вы душегуба-Всадника? И кто же вас послал сюда, в Диканьку? Игра с огнем. Вдруг ему что-то не понравится и он попросту… Заберет русалку с собой в Ад, жариться на адскую сковородку? Но нет, мужчина только улыбается и прихлебывает вино из бокала, другой рукой сжимая ее собственную грудь. Русалка даже не заметила как оказалась на его коленях. — Видите ли, Оксана, я даю возможность господину Гоголю проявить себя в полной мере и справиться с этим заданием самому. Когда я пойму, что ему нужна моя помощь — обязательно вмешаюсь. А кто меня послал — никакого секрета нет, — он оскалился в «очаровательной» улыбке, — Мой папенька. Девушке хочется фыркнуть, упрекнуть его в том, что тот оставил Николая в опасности, никак не помог ему с бесом да с кровоцветом, но потом задумалась о том, что Яков в чем-то прав. Гоголь — темный, а им нужно было развивать свой дар самим, да еще и, желательно, без ощутимой посторонней помощи. Демон был прав. Да и упоминание «папеньки», самого Сатаны, как-то не способствовало требовательному в разговоре. Мало ли… — А как же Вакула? Верно ли говорят, что он по молодости с Чёртом знался и сделку с ним заключил? Любопытство Оксаны уже прилично надоело не расположенному к долгим разговорам Якову Петровичу, но пиетет в отношении женщин никто не отменял. В конце концов, разгоряченный вином и близостью нагого женского тела, он еще повеселел и спокойно отвечал на ее вопросы и рассказывал дивные и чУдные истории из своей длинной жизни: и про гору Голгофу, на которую взбирался Спаситель, про оргии беспутного Рима, про детский Крестовый Поход, про женщину-Папу, про то, как он самолично видел Цезаря, про возмутительную кражу месяца прямо с небосвода, про парижскую чуму. Тягучий его голос успокаивал, заставлял ее слушать как никогда внимательно, впервые за столь долгое время ей удалось просто… Хоть с кем-то поговорить. С тем, кто не боялся ее, не чурался, с тем, кто уважал ее. Это чувство было даже лучше того любовного угара, испытанного ею с Николаем. — Может быть, вы не откажете мне в танце, моя дорогая? Яков держал ее ручку в своей и большим пальцем поглаживал тыльную сторону ладони. Откуда-то, из Пустоты, зазвучала музыка, чудесная мелодия вальса. Как можно было отказаться? Так, она полностью обнаженная и демон при полном параде, закружились под звуки скрипки и фортепьяно.I am the son of darkness, The pentagram's my sign. Believe me, little darling, At midnight you'll be mine, I'll eat your soul for breakfast. Can't break my evil spell, My purgatory's waiting, Welcome. Welcome to Hell!
— А вы, оказывается, отлично танцуете, — Яков Петрович уверенно вел партнершу, стараясь прижать ее поближе к себе; жар обнаженного девичьего тела распалил его. — Я в жизни никогда не танцевала таких танцев, а сейчас само собой получается. Что сказать — магия. Впервые за долгое время девушка смеялась искренне. Куда-то вдруг ушли все ее тревоги, все обиды, вся та боль и весь страх. Осталось только веселье, осенняя ночь, пламя костра и жар мужского тела, эти сильные руки, что так сильно, так сладостно сжимали ее… Губы Якова нашли ее собственные и мир вокруг нее будто бы взорвался яркими красками, наполнился тысячами огней. Оксана обвила Якова Петровича руками за шею и позволила мужчине углубить поцелуй. В этот момент не существовало ничего, кроме них. Он и Она. Демон мягко отстранился от нее и довольно облизнулся. Русалка стояла перед ним, жадно глотая ртом воздух, и прижимала руки к груди, не способная вымолвить ни слова. — Мне очень жаль, моя дорогая, но мне пора идти, ждут неотложные дела, — мужчина ласково провел пальцами по ее щеке, — Но я обязательно вернусь на следующую ночь. Яков Петрович раскланялся и исчез во всполохе зеленого пламени. Оксана все еще улыбалась, ведь знала девка, что он обязательно вернется. Вернется к ней.