On your side

      Тридцать три несчастья — это всё про Ким Сынмина. Умудриться распластаться на совершенно ровной дороге, сесть на единственный сломанный стул из всех и угодить в реку на велике, удирая от собаки — в его жизни это было нормой. Он уже давно перестал считать ссадины, порезы на своём теле, а новые синяки появлялись с незавидным постоянством. Как только заживала одна гематома, на её месте образовывалась ещё более обширная. Шрамы старательно прятались под водолазки и кофты с длинными рукавами. И казалось, Ким уже смирился со своим клеймом невезучести. Но. Всё изменилось с приходом нового ученика в их группу. Со Чанбин, так звали новенького. У того был пронзительный взгляд, острые черты лица и низкий голос. Сынмин без энтузиазма воспринял это. Ну, перевёлся и перевёлся, что сверхъестественного. Да и кому было важно его мнение. В своей группе он считался белой вороной, нет, он не был ни зубрилой, ни ботаником. Однако "слава" его шла впереди него. Никто не хотел с ним связываться. В отличие от Чанбина, который моментально обзавёлся армией поклонников. Парни считали его крутым, ну как же, андеграундный рэпер, сам пишет тексты и всё такое. Девушки робели и вздыхали от одного только его убийственного взгляда, разве что штабелями не укладывались. Но и этому бы никто не удивился. Ким, глядя на это, только фыркал. И нет, дело было не в зависти, по крайней мере, он сам себя в этом убеждал, просто он не любил, когда из кого-то делают кумира. Зачем идеализировать человека, абсолютно не зная о нём ничего. Сынмин думает, что этот Со Чанбин слишком часто стал занимать его мысли. Когда в очередной раз, задумавшись о новеньком, тот не замечает ступеньку, оступается и падает. И вообще, подозрительный он какой-то. На прошлой неделе предложил помочь с конспектами, потому что Ким пропустил три занятия. А всё из-за ливня, под который он попал и после которого провалялся с высокой температурой дома. Он, конечно, вежливо отказался от помощи Чанбина. Рядом с этим мистером совершенством Ким ощущал себя ещё ущербнее. Тот, казалось, был расстроен, или ему показалось? А когда в школьной столовой на следующий день Сынмин с полным подносом еды спотыкается о чужой стул, теряет равновесие и начинает падать. В голове успевает промелькнуть только одна мысль: «Что все аптеки города должны благодарить его за скачок их выручки». Но удара об пол не последовало. Кто-то успевает его подхватить. Медленно открывая глаза, зажмуренные секундой ранее, Сынмин обнаруживает, что лежит на руках Со, мать его, Чанбина. Который как-то обеспокоенно на него поглядывает. И своим низким голосом произносит: — Ты в порядке? Сынмин ощущает себя застрявшим диском в дисководе или экраном с надписью «перегрузка информации». Хлопает несколько раз ресницами, недоуменно смотря на своего спасителя, когда до него доходит, буквально подлетает на руках у Чанбина. Комичность ситуации добавляют другие ученики, без стеснения наблюдавшие эту сцену. Некоторые даже достали телефоны и начали снимать. Картина маслом. Крутой ученик стоит на одном колене, а на руках держит хрупкое тело изгоя всея школы, с трепетом смотря на него. Не хватает только закадрового голоса и реплики из "Ромео и Джульетта". Наскоро поблагодарив Чанбина, Ким вылетает из столовой. — Что это, чёрт возьми, было? — стучит в висках у Сынмина. Проходит неделя, на учёбу идти совершенно не хотелось. Сынмин всё никак не мог выкинуть то происшествие. Выглядывая из-под одеяла, он думает, что лучше бы тогда упал, ему всё равно не привыкать. Но делать было нечего, нужно было собираться. На удивление, до школы он добирается без проблем, даже соседская собака не облаяла по пути. Может, небеса наконец сжалились над ним. Но когда со стороны футбольного поля прилетает мяч прямо Сынмину в лицо, тот понимает, как заблуждался. Из носа моментально начинает идти кровь. Ким судорожно бросается искать платок в своём рюкзаке, а когда его не обнаруживает, запрокинув голову и зажав нос, бежит в сторону медпункта. Бежит так, что не замечает обеспокоенного взгляда Со, последовавшего за ним. В медпункте никого не оказывается. Сынмин думает, что у медсестёр в их школе самая лёгкая работа, иначе как объяснить, что их вечно нет на своём месте. Он начинает шариться в ящиках в поисках бинта или ваты, предварительно взяв из холодильника лёд и приложив к переносице. А когда ни того, ни другого не обнаруживает, решает проверить ящики у противоположной стены. Его взгляд скользит по кабинету, пока не натыкается на дверь, в которой стоит Чанбин. Тот молча подходит к нему, берёт зажатый в руке лёд, оборачивает в платок и прикладывает обратно к переносице Сынмина. И смотрит так пристально, от чего Киму становится не по себе. Когда кровь, наконец, останавливается, Сынмин убирает руку, выкидывает лёд и, не глядя Чанбину в лицо, начинает тараторить. Обещает вернуть платок, как только постирает, благодарит за помощь, извиняется, ругается на свою неуклюжесть. И вся эта речь выходит до ужаса неловкой. Он и сам чувствовал себя неловко, а под напором этих иссиня-чёрных глаз хотелось и вовсе провалиться. А Чанбин всё так же смотрит, не мигая, потом кладёт руку ему на голову, чуть ероша волосы. И говорит, чтобы тот был внимательней, а платок мог не возвращать. Потом разворачивается и выходит из медпункта. Сынмин думает, что чего-то не понимает в этой жизни. С того момента Ким начинает следить за Чанбином. Ну не может весь такой идеальный человек бескорыстно помогать такому человеку, как он. Что-то здесь нечисто. Сталкер выходит из Сынмина никакой, просто обнять и плакать. А когда однажды, затаившись в раздевалке после футбола, Сынмин выглядывает из-за шкафчика в поисках объекта слежки и находит его стоящим вполоборота раздетым по пояс, смеющимся над чьей-то шуткой, вот тогда не до смеха становится Киму. Как-то подозрительно сухо становится во рту, и вообще он осознал всю абсурдность ситуации. А ещё Чанбин, кажется, его заметил краем глаза, но виду не подал. Возвращаясь домой, он прокручивал в голове все варианты ответов на случай объяснений, зачем он строил из себя Коломбо. Он был настолько поглощён своими мыслями, что не заметил ни несущегося в его сторону мотоцикла, ни криков Чанбина. Приходит в себя он уже на обочине, прижатым к земле чужим телом. У Чанбина разодрана коленка и локоть, а Сынмин отделался ссадиной на кисти и ушибом плеча. Со помогает Сынмину подняться, тому неудобно и стыдно смотреть Чанбину в глаза. Опять он его спас, да ещё и сам пострадал. Его самобичевание прерывает голос Чанбина. — Мой дом недалеко. Пойдём, нужно обработать твою рану, — а в голосе ни толики злобы или негодования. Так, прихрамывая как два пенсионера, они добираются до дома Чанбина. — Располагайся, как у себя, — говорит Со, пропуская Сынмина в свою комнату. — Я сейчас принесу аптечку. Сынмину комната Со показалась огромной, особенно по сравнению со своей. На стенах висели афиши, плакаты, связанные с андеграундной музыкой. На столике были фотографии, явно с каких-то мероприятий. — Это с последнего конкурса, в котором я участвовал, —послышалось сзади. Ким аж подпрыгнул от неожиданности, обернувшись, он заметил, что Чанбин уже переоделся. В руках тот держал чемоданчик с лекарствами. Жестом указав сесть на кровать, он принялся осматривать руку парня. — А как же твоя рана? — спросил Сынмин, на что Со лишь отмахнулся. Обработав рану на кисти, Чанбин аккуратно наложил повязку с антисептиком. Он так ловко справлялся, будто для него это обычное дело. — Нужно намазать плечо мазью, иначе будет синяк, — Чанбин вопросительно посмотрел на парня. До Сынмина не сразу дошло, что от него хотят. А когда понял, то яро запротестовал. — Всё в порядке, правда! На самом деле, ему не хотелось раздеваться, ведь тогда Чанбин увидит его шрамы, синяки, которые он так тщательно скрывает за длинной одеждой. Но Со был непреклонен, сдавшись, наконец, под напором Чанбина, Сынмин глубоко вздохнул и стянул водолазку через голову. Он ужасно боялся реакции Чанбина и даже отвёл взгляд, лишь бы не смотреть. А парень, казалось, был заворожён увиденным. Чанбин протянул руку и осторожно провёл пальцами от шеи до плеча, на котором уже виднелась проступающая гематома. От этих прикосновений Сынмину показалось, что электрический разряд прошёл по всему телу. Тем времен нежные руки продолжали исследовать спину парня. Зачерпнув мазь, Чанбин начал втирать в место ушиба, спускаясь всё ниже и ниже. Затем, сев позади парня, начал массировать тому плечи и шею. Сынмин от удовольствия запрокинул голову назад, и непроизвольный стон сорвался с его губ. Ему захотелось мысленно ударить себя в этот момент. Он попытался встать, но сильные руки удержали на месте, а сладкая пытка продолжалась. Чанбин что-то шептал Киму на ухо, руки заменили губы, каждое прикосновение этих губ к спине Сынмина отдавалось волной мурашек. Он не мог сопротивляться этим прикосновениям. Чанбин выцеловывал каждый синяк, каждый шрам, будто хотел забрать всю боль и память этих моментов. Развернув парня к себе лицом, он накрыл его губы своими, поцелуи становились всё глубже и настойчивее. Рассудок Сынмина кричал: «Что ты творишь?!», а другая часть его будто ждала всей этой нежности, этих ласк. То, в чём он так сильно нуждался. Осознание пришло с громко раздавшимся рингтоном телефона. Это подействовало, как ведро с холодной водой. Пока Чанбин отвечал на звонок, Ким со скоростью света собрался и покинул дом. Уже у себя дома, заперевшись в комнате. Он дал волю эмоциям, мечась из одного угла в другой. Где его хвалённая невозмутимость, думал он. Как он мог так трусливо сбежать. После всего, сколько Чанбин для него сделал. Единственный, кто не побоялся с ним заговорить, пока другие избегали, а сколько раз он его спасал. Его губы горели от недавних поцелуев, а кожа на спине, куда касались руки и губы парня, приятно покалывала. У Сынмина заныло в груди, как он мог быть таким слепым. Тот, кого он с первой встречи невзлюбил, в итоге оказался тем, кто всегда самым первым приходит ему на помощь, не требуя ничего взамен. — Он точно не захочет меня больше видеть, — куда-то в пустоту прошептал Ким. Ну почему он такой тугодум, выдохнул парень, пряча лицо в ладонях. На следущий день с твёрдой решимостью извиниться Сынмин уже стоял у дверей дома Чанбина. Несколько раз глубоко вздохнув, он нажал на звонок. Дверь открывается почти сразу. Вся решимость парня моментально улетучивается. — Можно войти? Чанбин его молча пропускает. Сынмин поворачивается к нему и его буквально прорывает, он говорит быстро, несвязно, проглатывая окончания. Под конец своей тирады буквально выдыхается. Чанбин, который всё это время молча стоял и слушал, готов был рассмеяться от увиденной картины и от того, как умилительно выглядел в это время Сынмин. Что он и делает. А Киму хотелось разрыдаться от всего этого перенапряжения, от облегчения, что тот не злится, от тепла, которое разливается в его сердце, глядя на Чанбина. Он бросается в объятия Со, а тот подхватывает его и крепко прижимает к себе. — Глупенький, — с нежностью произносит Чанбин, увлекая парня в поцелуй. Сынмин думает, что стал слишком мягким и сентиментальным. Ну и пусть. Зато рядом с ним его собственный ангел-хранитель, который всегда будет рядом, и, как бы он ни оступился, тот его всегда подхватит.