Русалий цвет

      Утренний туман седой поволокой окутывал сонные деревья в саду, спускаясь к недрам мелкого пруда и растворяясь в золотых переливах солнечного света. Лениво щебетали птицы, вплетая звонкие трели в дыхание сквера; тихо жужжали пчелы, петляя в воздухе над цветами.       Звенящим переплясом колокольчиков в утреннюю тишину ворвался детский смех, обладательница которого бежала к пруду, перебирая ножками и весело хохоча. За ней, путаясь в подоле платья, торопливо следовала немолодая женщина, откидывая лохматые пряди с влажного лба и силясь остановить ребёнка:       — Угомонись, проказница! К воде близко не подходи! Майя!       Майя, не слушая няню, склонилась к зеркальной глади пруда и опустила ладошку в воду — обласканная светом солнца, она оказалась тёплой. Девочка подняла глаза и восторженно ахнула, разглядев в центре водоёма кувшинку. Рядом с цветком блеснула серебром чешуи рыбка, и, когда кувшинка легонько качнулась на водной поверхности, Майя сравнила чашу лепестков с корабельной лестницей парусов. Девочка потянула ладошки к кувшинке, подаваясь вперёд, и непременно свалилась бы в воду, если бы не была подхвачена на руки няней, вовремя подоспевшей к своей воспитаннице.       — Ух, егоза! Весь подол в земле измазала!.. — начала было причитать женщина, прижимая к груди девочку, когда Майя вдруг захныкала, тыча пальцем туда, где белым лебедем скользила на воде кувшинка:       — Хочу! Хочу цветочек!       Няня перевела взгляд в ту сторону, куда указывала девочка и покачала головой:       — Нельзя! Эти цветы рвать нельзя!       — Можно! — запротестовала маленькая Майя, пытаясь выпутаться из объятий старой женщины. Няня грозно нахмурилась, а затем сказала с хорошо различимым упрёком в голосе:       — Ты разве не знаешь, что кувшинка — это и не цветок вовсе?       Девочка так сильно удивилась, что перестала вырываться из рук женщины и удивлённо уставилась на неё, выдохнув:       — Это как?       — Тебе правда интересно или ты только делаешь вид, чтобы отвлечь меня, маленькая непоседа?       — Очень-очень интересно! — нетерпеливо закивала Майя, не замечая лукавых смешинок, плясавших в глазах няни.       — Вот если пообещаешь, что будешь вести себя хорошо, то тогда я…       — Я буду, буду! — перебила няню девочка. — Обещаю!       Старая женщина удовлетворенно улыбнулась, опустила Майю на землю и повела к мостику над прудом. Девочка больше не пыталась убежать, и няня начала объяснять.       «Кувшинку ведь совсем неспроста русальим цветом кличут. Легенда одна есть, старая-старая, много в неё вымысла вплели сказители мифов и преданий, но сердцевина у истории этой есть совершенная правда…       Жила на свете юная русалочка Удвея. Красотой она обладала необыкновенной: кожа её была белее пены морской, блеску её глаз, казалось, завидовали самые яркие звёзды, а волосы её… Взгляни на солнце! Видишь? Так вот, представь себе, волосы её были точь-в-точь, как это самое солнце.       Удвея была дочерью короля морского, и домом ей был дворец подводный, собранный из самых красивых ракушек, украшенный самыми крупными жемчужинами и драгоценными камнями, ушедшими на дно в старых кованых сундуках много-много лет назад.       Когда у морского короля было хорошее настроение, он любил устраивать пиры во дворце, и тогда всех жителей подводного царства брала такая радость, что даже море становилось весёлым: почти чёрные волны бились о точёные клыки тёмных скал и обдавали студёными брызгами серые камни, и корабли, прежде любовно вынашиваемые старухой-морем, гибли, а люди, построившие их, умирали. Никого не щадила стихия морская в минуты веселья.       Одну русалочку Удвею редко видели счастливой: скучно ей жить было в мире подводном. Глубина мрака убивала дневной свет, и народ морской никогда не видел солнца.       Удвея часто выбиралась на мокрые скалы и наблюдала за тем, как красное светило сжигало мятые облака, обдавало золотым дымом небо и пускало рыжие стрелы в море. Закаты танцевали вальсы со свежим бризом, расплёскивая белёсую пену по суше, и солёные брызги льнули к утёсу, устраивая тайные свидания со скалами, страшась быть замеченными и осмеянными чайками.       Скучно Удвее жить было в морском царстве, но не решалась она ступить на землю человека, потому что людей страшно боялась. Ходили в её народе слухи об их злом нраве и страшной жестокости.       Однажды, любуясь закатом, Удвея так глубоко задумалась, что не заметила, как наступила ночь. А ночь та над морем чудо как хороша была: луна развешивала сверкающие созвездия-цепи, вшивая их в ткань тёмного неба; свет мохнатых звёзд гарцевал на волнах, рисуя искристую дорожку. Подействовала на русалочку магия морской ночи, и решилась Удвея выйти на сушу.       Прыгнула она в воду и поплыла, следуя строго за лунной дорожкой, чувствуя поцелуи ветра на коже и в волосах, слушая подбадривающий шёпот волн.       Когда Удвея наконец оказалась на берегу, на месте искристого рыбьего хвоста у неё были ножки, а сама она была прикрыта лунным шёлком, облаченная в звёздное платье, шлейфом которому пена морская служила.       Ступила русалочка на сушу и направилась в сторону дворца, где как раз праздник был. Слышала она весёлые звуки песен, громкие голоса, и чем дальше ступала, тем сильнее сжималось её сердце: так страшно, но в то же время любопытно ей было.       Вскоре приблизилась Удвея ко дворцу так близко, что могла видеть дорогие кареты, одна другой краше, и даже людей, одетых в пёстрые платья.       Услышала русалочка позади себя топот копыт, испугалась и торопливо свернула на одну из тех троп, что вела в сад королевский. Шагала Удвея вперед, ступала на мягкий ковер цветов и трав, покуда не дошла до того места, где луна любовалась своим отражением в глади пруда, роскошным шатром над головой разворачивалась листва, изумрудными нитями вплетавшаяся в свет далёких звёзд.       Мир людей не был похожим на мир Удвеи, и русалочка была настолько увлечена разглядыванием природы, её окружавшей, что не заметила появление чужака».       Няня задумалась, и Майя тут же насупилась, недовольная наступившим молчанием.       — А что было дальше? Он её обидел? — нетерпеливо спросила Майя, сжимая в кулачке край испачканного платья.       — О чём ты? — немолодая женщина посмотрела на девочку и, когда Майя нахмурила светлые бровки, не сдержала улыбки.       — Хорошо-хорошо, слушай дальше, баловница…       «Обернулась Удвея на шорох и застыла, боясь пошевелиться от сковавшего её страха, когда увидела представшую перед ней высокую тень. Это был юноша, красивый и сильный, и, когда русалочка побледнела, помня, что людей нужно бояться, незнакомец низко поклонился и подарил ей улыбку.       Имя его было Эрейн, и был он племянником короля. Много Эрейн путешествовал, много видел, и сложно было его удивить чем-то. Но нигде и никогда прежде не встречал юноша такой прекрасной девушки, как Удвея.       Поразила русалочка Эрейна своими глазами-звёздами, расплавленным золотом волос, и он, пленённый её красотой, начал рассказывать ей о самых интересных вещах, что он видел в своей жизни: об удивительных городах, жизнь в которых походила на сказку, о людях, одарённых разными талантами, о диковинных животных, больших и маленьких, опасных и безобидных, необычайно красивых и тех, что выглядели устрашающе. Юноша все говорил и говорил и, чем больше он говорил, тем сильнее удивлялась русалочка: Эрейн бывал в разных уголках мира, и по его словам выходило, что мир, который она считала крошечным, на самом деле был таким большим, будто и вовсе не имел конца.       Эрейн взял обещание с Удвеи, что они встретятся на этом же месте, у пруда, следующим вечером, и они расстались с первыми лучами солнца.       Вернувшись в мир подводного мрака, русалочка не могла не думать о рассказе юноши. Понравился ей этот человек, хотела она увидеть его вновь и оттого ждала наступления сумерек как никогда прежде. Целый день она была весела, много улыбалась, и король морской не мог нарадоваться перемене, произошедшей с дочерью.       Покидала теперь русалочка свой дом каждую ночь. Не могла она перестать слушать путешественника, рассказы которого изменили её видение мира: он теперь не казался ей простым и скучным, как раньше. Она внимала историям Эрейна, и нередко ей становилось печально от той горькой мысли, что никогда не увидит она своими глазами того, что видел он. Поэтому часто, возвращаясь в море, сидела русалочка в своём прекрасном подводном дворце и подолгу грустила, становясь такой, какой была раньше».       Замолчала немолодая женщина, задумчиво глядя на воду.       — Няня! — захныкала Майя, держась за длинный подол няниного платья. — Не молчи!       Женщина погладила воспитанницу по светлой головке, и, улыбаясь каким-то своим мыслям, неторопливо продолжила рассказ.       «Вскоре между Удвеей и Эрейном возникла дружба, а затем более сильное чувство — любовь. Уговорил однажды юноша остаться русалочку утром, и послушалась Удвея, не ушла в море.       Когда морской король узнал о пропаже дочери, то сильно разгневался, догадавшись о её пребывании на земле. И когда вернулась Удвея домой, велел он не пускать русалочку на берег, и даже море не могло ослушаться приказа короля.       Долго русалочка горевала, скучая по Эрейну, силясь выбраться на сушу. Падала в ноги отцу, прося дать ей шанс проститься с любимым, умоляла волны пустить её на берег, упрашивала всех, кого могла, помочь ей. Всё Удвея перепробовала, и ничего не помогало, и, когда русалочка решила, что быть ей вечно пленницей моря, на помощь пришла бабушка, чародейка морская.       Любила мать морского короля внучку и видела, как плохо ей без любимого было. Пожалела она Удвею, наложила чары на морские волны, чтоб могла русалочка выходить на берег, но строго наказала, что на земле людей можно ей теперь находиться только ночью, и в море нужно возвращаться до того, как выглянет из-за горизонта первый луч солнца.       Обрадовалась Удвея, отблагодарила бабушку сердечным словом и с наступлением сумерек ступила на берег.       Эрейн ждал её в королевском саду, около пруда, и, когда увидел Удвею, вмиг сделался весёлым, поймал в свои объятия девичий стан, схваченный лунным шёлком, прижал к себе, и дал любимой клятву, что никогда не даст ей больше уйти. Счастливая Удвея рассмеялась, а когда Эрейн предложил ей сыграть свадьбу и отправиться с ним в дальние страны, русалочка легко согласилась, забыв о предостережениях бабушки…       Много улыбалась Удвея этой ночью, много смеялась, а счастливые мгновения текли, текли, уползая в никуда, и нельзя было ни остановить, ни замедлить их ход, ни схватить в руку и прижать к сердцу крупицы драгоценных секунд… Время — худший враг счастливых.       Короткой оказалась эта ночь, и, когда зарумянилось небо за горизонтом, русалочка вспомнила обо всём, что говорила ей бабушка. Понимала она, что приближается её гибель, но изменить уже ничего не могла…       Стояла Удвея у пруда и протягивала руки к солнцу, которое она всегда любила больше мрака моря, которым любовалась в закатные часы, которым мечтала быть, желая обрести свободу. Затанцевали на её пальцах искры, обожгло грудь крапивой, и тогда вспыхнула вся Удвея золотым светом. Жар беспощадного солнца завладел её сердцем, причиняя страшные боли, забирая весь воздух из лёгких и сжигая мелькающие мысли…       Долго пытался отыскать любимую Эрейн, а однажды утром, когда совсем отчаялся, заметил на поверхности пруда белоснежный цветок, необыкновенно прекрасный и непохожий ни на один из виденных им».       — Кувшинка! Она превратилась в кувшинку, да? — радостно было захлопала в ладоши Майя, но вдруг замерла и тихо спросила:       — А Эрейн? Он больше никогда не видел Удвею человеком?       Няня тепло улыбнулась и вкрадчиво произнесла:       — Говорят, они встречались раз в месяц, когда Удвея обретала свой истинный облик. А случалось это в те ночи, когда луна в небе была такой круглой, что напоминала головку сыра.       Майя задумалась, склонив головку к плечу. Она долго смотрела на кувшинку, прежде чем повернуться к няне и спросить шепотом:       — А ведь всё это было на самом деле, правда?       Глядя на солнце, женщина прищурила глаза, посмотрела на золотую сердцевину кувшинки, на её шёлковые лепестки и, пряча в уголках губ улыбку, кивнула.