Я так хочу

На распределении Шляпа предложила мне Равенкло. Я покачал головой и решительно заявил: — Я буду учиться в Слизерине. — Самоуверен, — усмехнулась она. — Но этого недостаточно. — Слизерин, — упрямо повторил я. На факультете Салазара учились мои родители, и я знал, что он издавна славится лучшими темными магами, но настаивал не поэтому. Шляпа тоже не сдавалась и продолжала расспрашивать, почему мой выбор пал именно на Слизерин, и тогда я ответил: — Я так хочу. В год моего поступления в Хогвартс под флагами с гербом Салазара собралась практически вся чистокровная элита: Малфой, Крэбб, Гойл, Нотт, Паркинсон. Большинство из них разделяли мое мнение относительно незаурядности факультета, а Драко Малфой даже частенько хвастался, что готов был учиться в Дурмстранге, если бы Шляпа не отправила его на желаемый факультет. Слизеринцы всегда уверены в своем превосходстве и исключительности. Они считают себя избранными, достойными и самыми лучшими. Именно поэтому было странно не увидеть за нашим столом героя магического мира: Гарри Поттер сидел вместе с гриффиндорцами. О нем писали в книгах и газетах, но я никогда не воспринимал его как кого-то необычного. У него была совершенно заурядная внешность: невзрачные зеленые глаза, вечно торчащие темные волосы, которые он безуспешно пытался пригладить, и круглые маггловские очки, делающие его похожим на канцелярскую крысу в Министерстве магии. Исключением был только шрам Мальчика-Который-Выжил, оставленный ему в подарок Сами-Знаете-Кем, но лично я не видел в этом ничего особенного: молнию на лбу я воспринимал скорее как Метку, а не как знак Избранного. Я слышал, что его воспитывали магглы, возможно, именно поэтому он никогда не проявлял особых талантов во время обучения, а уж на Зельеварении, которое преподавал наш декан, он и вовсе был в последних рядах. Поттер даже не сумел выбрать себе достойную компанию, проводя время с вечно голодным рыжеволосым оболтусом Уизли и лохматой гриффиндорской заучкой Грейнджер. Хотя я сам видел, как Драко Малфой предлагал ему дружбу и попытался рассказать о неравенстве в магическом мире, когда Поттер упрямо заявил: — Спасибо, я сам могу понять, кто чего стоит. Неудивительно, что после этого Малфой его возненавидел. — Да он хотя бы представляет, кто мой отец? — яростно возмущался он, когда мы спустились в гостиную. — Это Поттер должен искать моего общества! Я молча кивнул, понимая, что любое возражение будет воспринято вспыльчивым Малфоем как объявление войны. Раз уж он чувствует себя таким значимым, пусть считает, что его мнение разделяют все. Мать учила меня, что иногда проще сделать вид, что согласился, чем тратить время и доказывать обратное, и сейчас был как раз такой случай. Лично я вообще не понимал всей этой шумихи вокруг Мальчика-Со-Знаменитым-Шрамом: мне было все равно. Я не дергался, подобно озабоченному славой Малфою, когда по вине гриффиндорца и его друзей Слизерин лишился первенства в соревновании факультетов, я не извергал проклятия, когда Поттер неизвестно каким способом умудрился засунуть пергамент со своим именем в кубок, а потом еще и выиграть Турнир Трех Волшебников, и уж тем более я никак не отреагировал на очередную статью о возрождении Сами-Знаете-Кого, посчитав их выдумками героя магического мира. Лишь на шестом курсе я впервые возненавидел человека, до этого не вызывавшего у меня ничего, кроме равнодушия. Началось все в «Хогвартс-Экспрессе», когда новый преподаватель Зельеварения Гораций Слагхорн решил собрать у себя в купе некоторых учеников. Получив дешевое приглашение, перетянутое фиолетовой лентой, я тут же отложил его в сторону, но Малфой заинтересованно развернул пергамент: — Интересно, а почему не позвали меня? — возмущенно пробормотал он. — Могу уступить, — пожал плечами я. — Мне там делать нечего. — Зря, это же новый преподаватель, — нахмурился Драко. — Тебе стоит поучаствовать. — Да, Блейз, сходи, — довольно промурлыкала Паркинсон, придвигаясь к Малфою, чтобы он положил голову ей на колени. — А потом нам расскажешь. Я понимал, что ей нужен лишь повод, чтобы остаться с Драко и потискаться в свое удовольствие. Правда, в купе были еще Крэбб с Гойлом, но их общество уже давно никого не смущало и замечалось не больше, чем присутствие мебели. В купе «Ц» собралось довольно много народа, в основном, старшекурсники. Сначала я не понял, по какому принципу нас отобрали, но когда в дверях появился Поттер — все стало на свои места. Слагхорн принялся расспрашивать каждого о родственниках — его явно интересовали связи. Да, он истинный слизеринец и сразу стремится определить полезность каждого. Белби профессор тут же записал в неудачники, а вот Маклагген его явно заинтересовал. Разузнав о знакомстве Кормака с Руфусом Скримджером, Слагхорн поспешил угостить его пирожками и повернулся ко мне, как бы невзначай заведя речь о моей матери. Я отвечал нехотя, но профессор был настойчив. Выразив соболезнования по поводу смерти моего шестого отчима, он, наконец, переключился на Лонгботтома, а Поттер насмешливо взглянул на меня и ехидно посочувствовал: — Твоя мама похоронила семерых мужей? Бедная… В его голосе явно слышался сарказм, и меня это не на шутку взбесило: никому не позволено так отзываться о моих родных, будь он трижды героем магического мира. — Да, Поттер, моей матери не везло с замужеством, — сообщил я. — Но твои родители ведь тоже не жили долго и счастливо. Мой удар попал в цель: невзрачные зеленые глаза впились в меня ненавидящим взглядом. — Ты что-то хочешь мне сказать? — добавил я, выдержав этот взгляд. Сцепиться нам не дал Слагхорн, продолжая назойливые расспросы о наших близких. Когда очередь дошла до Поттера, профессор принялся всячески расхваливать гриффиндорца и его родителей. Эти попытки возвысить Поттера не вызвали у меня ничего, кроме раздражения, возрастающего с каждой минутой. Очередная восторженная фраза Слагхорна вызвала у меня ехидный смешок, больше похожий на тихое фырканье. — Ты простудился, Забини? Ну конечно, мелкая Уизли просто не могла не кинуться на защиту Поттера. — Аллергия, — отрезал я, даже не обернувшись, и продолжил наблюдать за гриффиндорцем. Он нахмурился, услышав нашу беседу, но ничего не сказал. — Поттер, а ты ничего мне не скажешь? Неужели позволишь девушке отстаивать свои интересы? — усмехнулся я. Рыжая малолетка взвилась и выхватила волшебную палочку, но воспользоваться ею не смогла: рядом находился профессор. — Забини, ты только и можешь, что выпендриваться! — воскликнула она и сделала это достаточно громко, чтобы Слагхорн ее услышал. Я достал волшебную палочку. — Берегитесь, Блейз, — предостерег меня профессор. — Летучемышиный сглаз этой юной леди достоин восхищения. Я ответил лишь презрительным взглядом: меньше всего на свете меня волновали таланты рыжей. В конце нашей беседы со Слагхорном, а точнее, это были маразматические расспросы старика, мечтавшего об окружении из отпрысков сильных мира сего, я чувствовал себя взбешенным как никогда: почему-то именно нас с Поттером он выбрал в свои любимчики и предлагал заходить на чай в любое время. Я отпихнул Поттера и первым вышел из купе, не забыв бросить на него презрительный взгляд. Он вернул мне его не менее эмоционально. В коридоре практически никого не осталось: все разошлись, чтобы переодеться в школьную форму. Мне безумно хотелось воспользоваться отсутствием свидетелей и послать в украшенный молнией лоб Непростительное заклинание, но я сдержался. Поттер ушел, а я проводил его ненавидящим взглядом и поспешил вернуться в свое купе. Я был настолько зол, что не сразу справился с дверью: она то и дело натыкалась на какую-то невидимую преграду, а потом и вовсе отбросила меня в сторону. Выругавшись и пожелав судьбу Плаксы Миртл таинственному шутнику, наложившему на дверь неведомое проклятие, я поднялся с пола и отряхнул мантию. — Ну что, Забини, — поинтересовался Драко, когда все прекратили смеяться над моими неудачными попытками совладать с дверью. — Что было нужно Слагхорну? — Формирует «ближний круг», — я равнодушно пожал плечами и спокойно уселся напротив, словно ничего не случилось. Драко явно задело то обстоятельство, что его не пригласили, но он продолжал хорохориться, насмехаясь над Слагхорном, а потом и вовсе шокировал окружающих, намекнув о своей встрече с Сами-Знаете-Кем. Крэбб и Гойл, забыв про свои сэндвичи, ошарашено смотрели на Малфоя, Паркинсон перестала дышать, восторженно хлопая ресницами, а я, не выдержав пафоса, повисшего в воздухе, не смог не съехидничать: — Ты думаешь, что можешь как-то послужить ему? В шестнадцать-то лет? — Для него не имеет значения, закончил я школу или нет, — в голосе Драко прозвучали металлические нотки, и я не стал связываться. Тему закрыли, и Пэнси стала задавать глупые вопросы о красоте мелкой Уизли, явно нарываясь на комплимент в свой адрес, а я был занят тем, что наблюдал за Малфоем: он то и дело как-то странно пялился на полку над моей головой. Это насторожило, но я не подал вида. Когда поезд прибыл в Хогсмид, Драко задержался в купе. Подождав у вагона, я снова забрался внутрь. Спрятавшись за дверью, я видел, как мимо меня к выходу пробежал довольный Малфой. Это было странно — я давно не видел его в таком приподнятом настроении. Гадая, что могло так развеселить Малфоя, я подошел к купе и распахнул дверь. Сиденья пустовали, и возле них белел забытый кем-то кроссовок. Потребовалось несколько мгновений, чтобы я осознал, что он надет на ногу лежащего на полу человека, которого скрывает мантия-невидимка. Мои пальцы медленно стянули материю с его лица. Ну, конечно же. Поттер. Я подозревал, что Малфой остался в купе неспроста, но мне и в голову не пришло, что этой причиной может оказаться Мальчик-Не-Сходивший-Со-Страниц-Газет. Теперь понятно, почему я не смог закрыть дверь. — Ну что, узнал много нового? — фыркнул я, не без удовольствия разглядывая обездвиженное тело. — Доволен? Поттер молчал. Его лицо было в крови — Малфой успел выместить на нем свою злобу. Я тоже хотел пнуть его, но передумал: он все равно не появится в школе, потому что через несколько минут поезд отправится обратно в Лондон. — Счастливо оставаться, Поттер, — я поправил мантию-невидимку, накрывая его с головой, и вышел из купе. С тех самых пор я осознал, как сильно ненавижу его, и как сильно хочу видеть страх в его глазах. Страх и боль. И вскоре их увидел. Накануне каникул мы с однокурсниками собрались в гостиной и обменялись рождественскими подарками. Пока Крэбб и Гойл налегали на сливочное пиво, Паркинсон и Малфой играли в магические карты на желание. Было скучно и предсказуемо: Пэнси то и дело проигрывала и в качестве желания победителя целовала Драко. Я нехотя подсел к ним. — Блейз, а ты не боишься? — хихикнула Пэнси. — Мы играем на желание. Драко сдал карты. — Открываемся по очереди! — скомандовал он, показывая Вейлу. Я выложил на стол Кентавра. — Блейз проиграл! — хохотнула Пэнси, развернув свою карту с Магом. — И теперь... должен поцеловать первого, кто после него войдет в Большой зал завтра утром! Ох, надеюсь, это будет мелкая Уизли, — ехидно добавила она. — Или даже грязнокровка, — усмехнулся Малфой, которому явно понравилась идея Пэнси. Да, это было предсказуемо. Перед рождественским ужином у дверей в Большой зал я столкнулся с Поттером. По привычке оттеснив его, я замер: он вошел следом за мной. — Ого! Это еще интереснее! — заверещала Пэнси, не сводившая с меня глаз. — Ну что ж, ты поцелуешь его. — Делать мне больше нечего, — поморщился я. — Струсил? — Малфой, я настоятельно рекомендую тебе заткнуть свою девушку, иначе это сделаю я. Драко предпочел не вмешиваться. — Трусишка! Блейз — трусиш… — Силенцио, Паркинсон! По иронии судьбы в Рождество я гостил в замке Малфоев — на этом настояла моя мать — и в течение всех каникул Пэнси с Драко не переставали изводить меня. — Ты должен поцеловать Поттера. — Да-да, только не забудь потом про Очищающее заклинание. Забини всегда могли похвастаться отменной выдержкой, и, заметив, что их жертва не реагирует на нападки, Пэнси с Драко оставили меня в покое. В замке тем временем чувствовалось напряжение, словно семья Малфоев ожидала гостя, от визита которого не могла отказаться. Я понимал причину волнений и никогда еще так сильно не желал окончания каникул. Наконец, занятия в Хогвартсе снова возобновились, чему я был несказанно рад. После урока Зельеварения, на котором обнаглевший Поттер вместо зелья-противоядия показал профессору безоар, я покинул класс первым, раздраженно хлопнув дверью, но потом вспомнил, что забыл у Слагхорна пенал с перьями и вернулся. Я уже собирался повернуть ручку и войти, но тут услышал голоса из кабинета: — Профессор, что вы знаете о хоркруксах? Вопрос поверг меня в недоумение: я не мог поверить, что Поттер заинтересовался Темной магией. Сам я лишь пару раз встречал упоминание о хоркруксах в книгах из домашней библиотеки, но когда это увидела мать, то взяла с меня обещание больше не читать о них. Слагхорн долго отнекивался, а потом и вовсе раскричался, выпроваживая гриффиндорца, и я поспешно спрятался в ближайшей нише в стене. Поттер пробежал мимо, но мне было любопытно, и я догнал его у лестницы. Услышав шаги, он обернулся: — Что тебе нужно, Забини? — Ничего. — Тогда нечего на меня пялиться! — рявкнул Поттер, выхватив волшебную палочку. — Да это ты на меня, как на хоркрукс уставился, — хмыкнул я. Слово возымело действие: гриффиндорец ошарашено опустил палочку. — Что ты об этом знаешь? — Это Темная магия, Поттер. — А что еще? Он приблизился. В его невзрачных зеленых глазах все еще не было страха, лишь любопытство. «Интересно, а ты вообще чего-нибудь боишься?» Поттер сделал еще один шаг ко мне, и я молча притянул его к себе за шею и поцеловал. Напористо и агрессивно. Его губы были мягкими и податливыми. Он явно не ожидал моей атаки, и в первые секунды опешил, не сопротивляясь. Его губы дрогнули, и я воспользовался этим, приоткрыв его рот, и лишь когда наши языки соприкоснулись, Поттер опомнился. — Забини, ты ошалел? — взвизгнул он, оттолкнув меня. Нет, это не возмущение. Это испуг. Он струсил от собственной реакции. Смотри-ка, все-таки его можно напугать! — Не бойся, Поттер, я никому не скажу. — Не скажешь чего? Что ты полез ко мне целоваться? — Не скажу, что ты мне ответил. — Забини, что ты знаешь о хоркруксах? — прошептал он охрипшим голосом. — Ничего, — я засунул руки в карманы и пошел дальше по коридору. Спускаясь в подземелья, я думал о том, что поцеловал его не из-за проигранной партии в карты или для того, чтобы что-то доказать. Я знал, что причина поступка умещалась в трех простых словах: я так хочу. Я никому так и не рассказал о произошедшем, предпочитая хранить тот испуганный взгляд Поттера в своей памяти. А вскоре к коллекции моих воспоминаний прибавилось еще одно: я увидел боль в его глазах. Гибель Дамблдора потрясла всех, но больше всех переживал Мальчик-Любимчик-Директора. На похоронах он не плакал, но я видел, как ему плохо. Не могу сказать, что это зрелище меня обрадовало, но я надеялся, что вскоре ему будет еще больнее. Седьмой курс в Хогвартсе прошел без Мальчика-Который-Вечно-Совал-Нос-Не-В-Свое-Дело. Это был любимый год обучения Малфоя: вчерашний Избранный стал изгоем. «Я же говорил, — то и дело восклицал Драко, — что рано или поздно, он получит то, что заслужил». Комиссия по учету магглорожденных работала слаженно: за четырьмя столами остались лишь чистокровные. — Правда, это здорово? — довольно улыбалась Пэнси, разглядывая Большой зал. — Драко говорит, что скоро и Поттер получит свое! Ее болтовня меня утомляла. — А ты считаешь, что все, о чем говорит Драко, здорово? — Забини, что за тон? — насупилась Паркинсон. — Или у тебя проблемы? — Нет у меня никаких проблем! — рявкнул я так громко, что на мой голос стали оборачиваться ученики за другими столами. Директор посмотрел на меня изучающим взглядом, но я не отвел глаз, и Снейп медленно отвернулся, делая вид, что слушает сидящую рядом Алекто Кэрроу. В тот же день он вызвал меня к себе в кабинет. Едва я переступил порог, директор взмахнул волшебной палочкой. — Легилименс! Я даже не успел достать палочку, чтобы применить Щитовые чары — комната поплыла перед глазами… Салазар великий, я знал, что этим закончится. Мать занималась со мной окклюменцией, но я так и не научился закрывать свои мысли. Я знал, что сейчас Снейп видит все, о чем не должен был знать: как обездвиженный Поттер лежит на полу купе, а я накрываю его мантией-невидимкой, как я сталкиваюсь с Поттером в дверях Большого зала, как Поттер медленно подходит ко мне после разговора о хоркруксах, и… тот поцелуй. — Нет! — заорал я, отгоняя последнее воспоминание, но было поздно. Реальность медленно возвращалась. Я стоял на коленях у входа в кабинет и мотал головой, словно это могло помочь окончательно избавиться от последствий заклинания. — Учитесь контролировать ваши мысли, Блейз, — еле слышно прошептал Снейп, приближаясь ко мне. — А для особо опасных воспоминаний используйте Омут памяти. — Что? — я поднял голову, но директор уже отвернулся и подошел к своему столу. — Можете идти, мистер Забини, — холодно добавил он, усаживаясь в кресло и призывая к себе пергамент. Через неделю после моего визита в кабинет директора нас подняли среди ночи. Нервный Слагхорн собрал всех в гостиной. Взъерошенная Паркинсон зевнула и поинтересовалась сонным голосом: — Драко, Блейз, вы знаете, что произошло? Малфой молчал и отводил взгляд, но мы оба знали, что ночному авралу может быть только одна причина. Так же как и отсутствие директора в Большом зале. — Где профессор Снейп? — воскликнул кто-то за моей спиной. — Он, простите за вульгарное выражение, сделал ноги, — с возвышения в центре зала ответила Макгонагалл, не удержавшись от насмешливого тона. За всеми столами, кроме слизеринского, тут же раздался громкий хохот, который затихал по мере приближения к ним знакомой фигуры. Усаживаясь на скамью, я видел лишь одно лицо: похудевший и осунувшийся Поттер подходил к столу Гриффиндора. Ученики испуганно переглядывались, но никто не знал, что делать дальше, пока Сами-Знаете-Кто не потребовал желаемое. — Отдайте мне Гарри Поттера, — его голос звучал под сводами Большого зала, но тогда казалось, что он был в голове у каждого. Голос проникал в сознание, заставляя дрожать. Моя спина покрылась мурашками, но я не подал вида. — Отдайте мне Гарри Поттера, и тогда никто не пострадает… Часто дыша, Паркинсон затравленно озиралась по сторонам: — Нас убьют… Неужели вы не понимаете? Она с такой силой вцепилась в стол, что побелели костяшки пальцев. — Я не хочу… Драко накрыл ее руку своей ладонью, чтобы успокоить, но Пэнси не выдержала и вскочила: — Да он же здесь! Поттер здесь! Заберите его! «Мерлин, заткните ее кто-нибудь. Из-за своего желания отличиться перед Малфоем она выглядит просто нелепо». Все ученики, как один, повернулись к нашему столу. Увидев это, Пэнси испуганно осеклась. — Отлично, мисс Паркинсон, — теперь уже и МакГонагалл подошла к нам. — Вы первая покинете замок. Пэнси с готовностью вскочила. Перед тем, как выйти из Большого зала, я обернулся. Невзрачные зеленые глаза смотрели на меня с ненавистью. Неужели я больше никогда не увижу в них страх? Ехидно улыбнувшись, я выдержал этот взгляд. Поттер опустил глаза первым, а я отвернулся и вышел. В «Кабаньей голове» было шумно: ученики толпами покидали трактир. Я так и не увидел Малфоя: видимо, он переместился раньше. Краем уха я услышал, как Слагхорн обсуждает с некоторыми учениками возвращение в замок. Я подошел к нему, пока он растерянно вертел головой, подсчитывая оставшихся. Так и не успев переодеть свою пижаму, декан возвышался в центре группы слизеринцев зеленой бочкой, и, кутаясь в шарф, отдавал последние указания: — Теперь Гринграссы. Девочки, поторопитесь. Ваши родители уже ждут вас дома. Дафна кивнула и взяла перепуганную сестру за руку: — Астория, не бойся. — Профессор, я пойду с вами. Слагхорн сначала не понял, о чем я. — Я возвращаюсь в Хогвартс с вами, — пояснил я. — Блейз, это очень благородно, — закивал профессор, смешно цепляясь усами за шарф, а потом похлопал меня дрожащей ладонью по плечу. — Я горжусь вами, мой дорогой. Им сейчас нужна наша помощь… Я лишь поморщился и отошел в сторону, ожидая, когда те, кто решил остаться, соберутся у прохода. И почему все, услышав о возвращении в Хогвартс, сразу начинают твердить о благородстве? Я ведь знаю, что делаю это не из-за стремления отличиться или помочь кому-нибудь, и уж тем более не Поттеру, а просто… я так хочу.