Часть 1
21 апреля 2018 г. в 15:17
— Как думаешь, сколько там звезд? — голос Теты прозвучал неожиданно громко в ночной тишине, нарушаемой до этого лишь глухим шелестом ветра, безнадежно запутавшегося в серебристой листве.
Казалось, будто потоки воздуха отчаянно пытаются вырваться из плена раскидистых лап-веток, а те, в свою очередь, лениво покачиваются из стороны в сторону, отражая свет звезд, разбросанных по темно-оранжевому, глубокому, почти бескрайнему небу. Но к этим звездам Тета привык: он разглядывает их практически каждый вечер, впитывает в себя их холодный блеск, их ровное сияние, а иногда, когда вокруг все меркнет, кроме чистого и далекого света, будущий повелитель времени может поклясться, что ощущает, как каждая звезда отзывается своим собственным пульсом на его неровное, сбивающееся в такие моменты сердцебиение.
— Кощей? — моргнув, чтобы вырваться из плена недостижимых пока созвездий, Сигма повернул голову к другу, сидящему рядом. Тот, кажется, вовсе не замечает великолепия ночи, так как внимательно вчитывается в конспекты по темпоральной механике. Ветер треплет бумажные края, заставляя Кощея прижимать их к коленям, чтобы листы не разлетались в разные стороны, что ему определенно не нравилось: едва ли можно не заметить сведенные к переносице, нахмуренные брови.
Сам же Тета растянулся на густой красно-оранжевой, высушенной за день жаром двух солнц, траве, приятно щекочущей кожу на шее чуть выше воротника алой формы. Его светлые волосы растрепались, поэтому бесстыдно лезут в глаза с каждым порывом ветра, но сам галлифреец, похоже, вовсе не обращает на это внимания, лишь периодически жмурится или проводит по лицу рукой, небрежно сбрасывая непослушные пряди. Разумеется, в отличие от друга, Тета Сигма даже не подумал о том, что ему и самому было бы неплохо почитать хоть что-нибудь об этой самой темпоральной механике, но вместо этого он отвлекает Кощея, который уже полвечера стоически пытается заниматься.
— Книги, Тета, — наконец-то подал голос последний, отвлекаясь от злосчастных конспектов, чтобы одарить взъерошенное недоразумение Дома Лангбэрроу внимательным, уставшим взглядом. — Все эти звезды уже давно пересчитаны и поименно названы. Сходи в библиотеку и...
Приподнявшийся на локтях Сигма на мгновение даже сделал вид, что действительно задумался над возможностью найти ответ на свой вопрос в книгах, но уже в следующий момент с его губ сорвался смешок, будто сама эта идея абсолютно нелепа. Медленно сев на траве, будущий таймлорд одним движением пригладил волосы, что ему ни разу не помогло, и решительно покачал головой.
— Нет, не так. Мне любопытно... — поймав внимательный взгляд Кощея, Тета вновь отрицательно помотал головой, будто бы от того, что он делает это чаще, друг внезапно переменит свою точку зрения, но взгляд того не прояснился по волшебному мановению, а оставался все таким же сосредоточенным и немного уставшим.
Казалось, что от этого взгляда блеск в глазах и самого Теты начал меркнуть, но не прошло и вдоха, как он вдруг подался вперед, нарушая всяческое личное пространство Кощея. Теплое дыхание вырвалось из приоткрытых губ, обжигая чужие губы за мгновение до того, как лбы молодых повелителей времени соприкоснулись. Спрашивать разрешения не было никакой нужды, да и на лишние вопросы будто бы нет времени, ведь до рассвета осталось так немного, поэтому звезды совсем скоро погаснут.
Теплые пальцы прикоснулись к вискам, зарылись в темные волосы Кощея, и наглухо запертые для остальных двери в сознание Теты Сигмы распахнулись. За ними не было длинных коридоров мыслей, не было комнат, где тщательно и по порядку, словно в архиве, по полкам разложены знания, не было даже хлипких мостиков, способных провести от одного мыслеобраза к другому. Все эти сравнения вдруг стали слишком блеклыми, слишком обычными, потому что на Кощея нахлынул космос во всем его многообразии. Космос, каким его видит Тета: бесконечный, завораживающе-опасный, расползающийся во все стороны, нашептывающий о далеких мирах, о невиданных системах, о чужих небесах и невозможных планетах.
Именно о таком космосе каждую ночь рассказывают звезды, именно его ослепительно-яркие — почти до боли в глазах — галактики сияют в глазах беспечного и взбалмошного галлифрейца, закручиваются спиралями, взрываются и гаснут, чтобы вновь воспылать. Это их дыхание пронизывает его насквозь, стоит только позволить себе почувствовать, пропустить через себя. Космос Теты — до мурашек по спине, до сжимающихся на коленях пальцев, до подрагивающих ресниц.
Таким и только таким он видит его ежедневно: когда смотрит на звезды, когда ощущает вибрацию их дыхания в воздухе, когда чувствует, как пульс Вселенной играет болезненно-прекрасные мелодии где-то в районе его висков, от чего кончики пальцев предательски стремятся задрожать. В такие моменты приходится по-ребячески сжимать в них что-нибудь — например, собственную форму, — а не то выдашь себя с головой.
В этом космосе бесконечное количество звезд, их нельзя пересчитать, им нельзя дать имена, и даже, если кому-то покажется, что все они уже давно учтены в многочисленных энциклопедиях и учебниках, это будет ложью. Уж Тета знает точно, а теперь об этом знает и Кощей. Они оба знают, оба сейчас видят, как холодный свет разливается по густо-оранжевому небу в преддверии рассвета, оба чувствуют, как собственный пульс учащается, будто бы удержать его в узде уже невозможно, как губы резко пересыхают, и их нестерпимо хочется облизать, чтобы потом тут же закусить нижнюю, иначе они предательски распахнуться, выдавая шумное дыхание, потому что вдруг обрушившийся на голову космос сначала придавливает к поверхности планеты всем своим весом, но уже через долю секунды заставляет ощутить невесомость, устремиться вверх, рассыпаться звездной пылью и растаять на лучах догорающих солнц всех возможных систем разом.
...Контакт резко обрывается, когда Тета Сигма медленно отстраняется. Его пальцы тут же зарываются в светлые волосы, а сам молодой таймлорд падает спиной на траву. Грудь часто вздымается, губы разомкнуты, а в глазах сияют видения, только что пронесшиеся в сознании: он показал Кощею то, о чем никогда не говорил, потому что просто не находил нужных слов; он показал то, о чем допустимо только мечтать, о чем страшно только мечтать; он показал то, что никогда не расскажут Лорды Учителя, что им не откроет даже Боруса. Космос живой, космос дышит, наблюдает, рассказывает свои истории, и это куда больше, чем основы темпоральный механики, чем все то, что написано в их сухих учебниках. Ни один проект, даже сотню раз одобренный достопочтенными Учителями или Советом, не будет важнее того, чтобы один раз, всего раз, почувствовать, как тело охвачено не только собственным пульсом, но пульсом целой Вселенной вокруг.
— Кощей, — вновь негромко зовет Тета, наблюдая за тем, как один из листов — кажется, с чертежом — подхватывает ветер и поднимает в воздух, кружит и мнет, пока все остальные, все-таки разлетевшиеся, бесцельно валяются на траве. — Как думаешь, сколько там звезд?
Вопрос звучит до банального просто, он почти режет слух этой своей простотой и такой ясностью сейчас. Откуда они оба могут знать, сколько там на самом деле звезд? Может быть, где-то именно в этот момент, вот прямо сейчас, зарождается новая звезда, а они даже не подозревают об этом? Нити времени просто не успели натянуться достаточно, чтобы хоть кто-то почувствовал начало нового мира. Может быть...
— Я не знаю, — честно отвечает Кощей и медленно опускается на траву рядом с другом, чтобы соприкоснуться с ним плечами, чтобы ощутить тепло чужого присутствия рядом. — Но мы можем попробовать посчитать. У нас есть еще немного времени.
Счастливая улыбка, вспыхнувшая на губах Теты, кажется сейчас до безумия неуместной, но ему все равно. Протянув руку, он ловит чужую ладонь и сжимает ее в своей, ничуть не стесняясь этого жеста, потому что делал так уже, наверное, сотню раз. Он так искренне уверен, что будет делать так и впредь — до конца регенераций.
— Но здесь видны только наши звезды. А там их еще много...
— Значит, мы посчитаем все, — на губах Кощея появляется столь редкая улыбка, самая настоящая, с искорками, вспыхивающими вокруг черных, как смоль, зрачков, и это заставляет Тету задержать взгляд на лице друга, ведь он так любит, когда тот улыбается.
— На это уйдет целая вечность.
— Я знаю, Тета. Я знаю.