Колокольчик и золотая пыль

Оливии не спалось. Она... Устала. Устала от того, насколько же ненормальным местом была Академия, устала от того, как часто стали пытаться Блуры влезть в жизнь ее семьи. Устала от того, что мать поддавалась на их уговоры — и все эти мысли лезли в ее голову, оседая там, вымещая собой то немногое хорошее, что с Оливией происходило. Она лежала на кровати, перебирая тонкими пальцами пряди рыжих волос, и просто думала о том, как же все ее достало. Кто-то постучал в окно. Сначала она решила, что ей показалось, но стук повторился, и Оливия, аккуратно подтянув чулки, соскочила с кровати, подбегая к окну. На подоконнике сидела маленькая ласточка, и Оливия, видя дождь за окном, поторопилась открыть. Вместе с порывом ветра ласточка влетела в комнату, сделала небольшой круг и, замерев перед Оливией, которая с трудом захлопнула окно, обратилась в девушку: перья на крыльях стали пальцами, хвост слился с лапками и превратился в длинные ноги, а клюв — в нос. Эмма была такой же мокрой, как и ее птичье обличие, и Оливия тут же торопливо схватила ее за плечи и усадила на кровать, накинув сверху полотенце, что до того грелось на батарее. — Что же ты так? — пробормотала она. — Куда торопилась, что в дождь полетела? Что-то случилось? Когда в ее жизни появлялась Эмма, Оливия забывала про свои проблемы. — Танкред — идиот, вот что случилось, — пробормотала та печально. — О-ох, вы поссорились? — сунула ей в руки тарелку с печеньем Оливия и присела рядом. — Ага. — Так вот почему дождь. — Нет, дождь был до этого, — отмахнулась Эмма, — просто... Понимаешь, он позвал меня на ночевку. Мне пришлось выслушать долгую лекцию от тети, и, если бы не мистер Юбим, я бы еще до утра сидела дома, так что я пришла к нему... — Та-ак, — протянула участливо Оливия. — А этот придурок перепутал дни! И сегодня они всей семьей на ночь уезжают к какому-то там своему родственнику, — разочарованно бросила Эмма. — Просто... Вот смотри, Лив, — подобрала она ноги, усаживаясь поудобнее, а потом осторожно взяла подругу за руку, — Танкред, он... Он классный. Он правда нравится мне, но иногда его выходки... — Выводят из себя. — Да, выводят из себя, — согласилась она. — В прошлый раз, когда я пила чай у них на кухне, зашел мистер Торрсон, и они стали соревноваться в этих их... Штучках. Я не знаю, как миссис Торрсон еще не сошла с ума!.. Почему, когда мы в Академии, когда мы гуляем, все хорошо, а дома у него все плохо? Это какое-то проклятье! — всплеснула Эмма руками. — И я просто устала, понимаешь, и... Прости, что ввалилась к тебе. Оливия понимала. Она тоже устала, и у нее дома тоже был полный дурдом. Эмма, печально шмыгнув носом, чуть подалась вперед и уткнулась Оливии в плечо. Она вся была мокрая, но Оливия не оттолкнула ее, а только обняла и погладила по голове, незаметно доставая из-за ее уха черное перышко и бросая его на постель. Оливия была хорошей подругой. — Мы помиримся, я знаю, просто... Просто... Иногда это так бесит, так бесит. — А представь, как сейчас где-нибудь километров за сорок отсюда бушует ураган, а Танкред держится за голову и не знает, как это исправить, — улыбнулась Оливия. Эмма перестала шмыгать носом. — Да, смешно. — Только не для тех, кто окажется рядом. — Торрсоны, знаешь, машину постоянно ремонтируют из-за этого. А мистер Торрсон говорит, что нет ничего страшного в том, чтобы на машине прокатиться прямо по торнадо. — Поэтому и ремонтируют, небось. — Да точно. Оливия осторожно коснулась лица Эммы, и та подняла взгляд на нее. Эмма уже улыбалась; Оливия нежно смахнула пальцами последние слезинки с ее ресниц. «Эх, Эмма, мне бы твои проблемы», — подумалось ей. Парень Эммы не держал себя в руках, но он же делал это не специально. Просто не повезло его семье произойти от Петрелло, пятого сына Алого Короля — и Эмма понимала это лучше всех. Потому они и не расстались еще, наверное. Ведь, несмотря ни на что, Танкред с Эммой любили друг друга — быть может, немного странно, немного по-детски, но любили. У Оливии все было сложнее. Она любила свою лучшую подругу — красивую, как краснокрылый расписной малюр, изящную, как мизомела, быструю, как иглохвостый стриж, и самую лучшую. Любила ее глаза, любила ее руки, любила ее перья. Любила ее голос, ее смелость и ее душу. Любила Эмму такой, какой она была — и ведь Оливия не была Танкредом. Она держала свои способности под контролем. Она бы не причинила Эмме ни единого неудобства, она бы... Все сделала для того, чтобы Эмма была счастлива. Но Эмма уже была счастлива — с Танкредом. — Теперь ты какая-то печальная, прости, — пробормотала Эмма, и Оливия будто очнулась ото сна. Она могла часами смотреть на Эмму, а Эмма этого и не замечала. Она понимала все по-своему, упуская самое очевидное. — Нет-нет, — забормотала Оливия, — все в порядке. Я просто представила, как Танкред вверх тормашками летает на своем же урагане. Щелкнув пальцами, она тут же создала на своей руке небольшое торнадо, в котором болтался неуклюжий человечек с длинными светлыми волосами, а Эмма, посмотрев на это, тихо рассмеялась. Оливия же, смяв в ладони ураган, превратила его в нежный расцветающий колокольчик. Он пустил свои стебли и листья с ее руки, светло-зеленые, невинные, и поднял лиловую головку к Эмме. Улыбка ее стала печальной. Она потянулась к цветку, пытаясь его коснуться, но вместо этого пальцы ее прошли цветок насквозь. Эмма вздохнула. — Прости, — пробормотала Оливия. — Но зато моя одаренность никому не вредит. — Знаешь, возможно, — сощурилась Эмма, пододвигаясь чуть ближе, и положила мокрую голову на плечо Оливии, — поэтому ты и моя лучшая подруга. Оливия поджала губы, превращая колокольчик в золотистую пыль, и стряхнула ее со своей ладони. — Шучу, — добавила Эмма поспешно, а потом, прижавшись к груди Оливии, легко поцеловала ее в губы, — люблю тебя, — и крепко обняла. — Я тоже тебя люблю, — произнесла Оливия, стараясь улыбнуться. — Давай... Раз уж я у тебя останусь, покрасим тебе волосы. У тебя уже корни видны, — предложила Эмма, и Оливия тряхнула головой. — Давай, я как раз купила зеленую краску. Может, и тебе тогда? — подмигнула она, но Эмма испуганно замотала головой. — Что ты, что ты! Это вам, артистам, можно так в Академии ходить. А художникам все мозги выедают, — покрутила она пальцами у висков, а потом поморщилась, — да и вообще, тетя будет против... Жизнь Эммы была хороша, но Оливия ей не завидовала. Наверное, Эмма заслужила чуть больше счастья, чем она — ведь, пока Оливия росла в любящей семье, Эмму держали под гипнозом Блуры. Всю ее жизнь. Должно быть, это было ужасно. Но Оливия хотела верить, что однажды и для нее найдется местечко в сердце Эммы. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы немного. Даже вместе с Танкредом — и ей бы этого было достаточно.