Earthborn

На нем амуниция, в первый раз в жизни настолько приятно ощущаемая на теле. Тянущая вниз, и Намджун ещё раз оборачивается, чисто для верности: — Может, передумаешь? Но Чимин не отвечает, разглядывая нечеткое отражение на пыльной поверхности узкого зеркала. Сердце волнительно стучит где-то под желудком, но если честно, не терпится. А вообще, этот вопрос Чимин слышит раз сотый за сегодня, и утро кажется слишком длинным. Но по громкоговорителю хрипящий голос главнокомандующего разведкорпуса. И мальчик дёргается, застывая, вслушиваясь в невнятный голос. Через пару минут он с Намджуном оказывается уже на выходе — вместе с разведотрядом, который тут же пихает Чимина куда-то в серединку и плотно его окружает. Он чувствует себя маленьким, неопытным — не потому, что это его первый раз. Потому что к нему относятся вот так вот. Потому что в разведотряд по своему желанию идти — самоубийство, и Чимин затрудняется аргументировать, почему служить в разведотряде стало его мечтой. Почему с самого детства он рвался туда. Но Чимину несложно объяснить, почему в нем фонтан смешанных ощущений в его семнадцать, когда он первый раз выбирается на землю. Когда-то там жили люди, такие же, как он и его семья, как и те, которые его окружают сейчас. Только у них вряд ли была перманентная серьезность, залёгшая на лице ранними морщинами. Вряд ли они так быстро становились взрослыми. Вряд ли были готовы терять, и вряд ли так искусно могли адаптироваться к любым условиям. Их подземный городок был слишком крохотный, тут же были и военные, и простые граждане, тут же маленькая школа, тут же площадка для сборов. Над головой простирается темно-серая уродливая кладка, местами обрывающаяся, местами уходящая ввысь, и неизвестно, до каких пор. На каменном сыром небе нет солнца. Каменное сырое небо не имеет погоды. Каменное сырое небо выглядело так вчера, и завтра оно будет не менее уродливо возвышаться над головами жителей подземного военного квартала. Все было изучено досконально, и было до истомы привычно, но Чимин ещё раз мажет взглядом по прохожим, каждого узнавая по затылку, потому что каждого проживающего здесь он помнил, кажется, с детства. Чимин внутри внезапно для себя прощается, потому что, а вдруг что случится?.. Он — первый, кто вступает в разведотряд из того поколения, что не застало солнце. Но вряд ли его семья испытывает что-то, кроме животного страха за своего единственного сына. О гордости речи идти и не может. Она, разве что, в самом Чимине тонкой лучинкой тлеет, согревает изнутри. Чимин запрокидывает голову, разглядывая мрачные каменистые выступы, уходящие ввысь, в черную мглу. Пока отряд ждет сигнала, Чимин с неким ликованием прощается с мрачным и сырым пейзажем, который он наблюдает ежедневно на протяжении всех лет его жизни. Где-то внутри зарождается невольный страх, и хочется называть это «мандраж», но получается с трудом. Все эмоции вдруг схлопываются в один момент, и они движутся туда. Перешёптываясь, переглядываясь. Намджун не убирает тяжёлой и пахнущей кожей ладони в перчатке с плеча Пака. Держит крепко и надежно — ближе к себе. Намджуну не в первой, разумеется, совершать такие вылазки. Он за мальчишку боится. Чимин ни о чем не думает, он сжимает в руках винтовку — чисто для страховки ему выданную, и все равно страшно. — Мы покажем тебе город, который планируем уничтожить в ближайшее время. Он заражён. Главное — смотри в оба, и кричи, если что. Намджун всегда даёт мудрые наставления, но порой слишком лишние.

***

      Чимин делает вдох. Не того сырого и сгнившего воздуха в пропасти, в которой они живут. Не тот запах густой земли, перегноя и серы. Свежий, прохладный и леденящий. Насыщенный кислородом воздух. Раздувающий легкие до колющей боли. Наслаждение перерастает в легкую панику, но Намджун говорил — так бывает. Такое возможно. Это может быть больно первое время — дышать. Чимин первый раз видит небо: грязно-белое, застланное тучами, необъятное и холодное. В глаза бьет слишком яркий свет. На глазах маска из двойного слоя пластика, но это не мешает наслаждаться. Совсем. Это небо. Чимин улыбается, игнорируя легкое помутнение сознания и кружащуюся голову. Это стоит всего, что только можно выменять на возможность сделать вдох. На возможность увидеть тусклое солнце, слабо заметное за мажущими по небесному простору тучами. Отряд гуськом входит в здание, высокое и слишком масштабное в сравнении с тем, где живет Чимин. Внутри сыро и сквозит из выбитых окон. Стены рассыпаются ошметками краски и штукатурки, но это все равно не может не завораживать. Здесь когда-то были настоящие люди. Главнокомандующим дана команда членам отряда отправиться по своим делам и обязанностям, и военные потихоньку разбредаются, кто куда. Чимин следует за Намджуном, вертя головой в неудобных очках, стараясь разглядеть абсолютно все: их задача собрать вещи, может, со следами вируса. А может, и нет. Без экспертизы этого не узнать, но это и звучит слишком скучно для первого раза в наружности. Хотя, вряд ли здесь кто-то находится для веселья. Им дан час, и Чимин незаметно отправляется прочь из скрипящего кирпичного здания, стараясь не отходить далеко. Страх уступает авантюризму. Здравый смысл, кажется, уступает тоже. Чимин лишь огибает тонкую перегородку полуразрушевшегося здания. И попадает в место вроде бывшей лавки, выглядящей не менее забытой и брошенной. Шаги глухо отдаются по полу, и Чимин отправляется к полкам, жадно рассматривая тускло мерцающие обложки треснувших коробочек для CD-дисков, на удивление, не покрытых слоем пыли. Многочисленные стеллажи, постеры и… тихая музыка позади из стереосистемы. Кем-то включённой только что. Чимин замирает — он не дышит. Не делает ни шагу. Потому что он не знает, что может оказаться сзади. Кровь отхлынула от головы, медленно леденея в жилах и артериях. Чимин тянется к винтовке на его поясе — он умеет все, что необходимо делать в ситуации, если позади… Человек? Он одет в ветровку — она из странного шелестящего материала. На нем обычные джинсы, какие носят практически все. У него волосы непослушной копной и челка прикрывает глаза, Чимин не видит лица. Но выглядит незнакомец как совершенно обычный человек. Только не так измученно, не так понуро, как люди в его мире, и Чимин понимает: это точно не зомби. Но… — Кто вы? — робко спрашивает Чимин, осторожно отступая к выходу и не спуская взгляда с существа за кассой. Существо вздрагивает, поднимая взгляд на Чимина. Пугается, отшатнувшись назад. Его глаза округляются, а загнанный взгляд устремляется на Чимина. — Я прошу, не убивай меня, — шепчет он. — Я не заражённый. Не убивай. Чимин медлит недолго, выскакивает наружу и кидается к Намджуну с кипящим на языке: я такое видел, но как только на него поднимает взгляд усталый и замученный военный, все идеи испаряются из головы: я просто гулял. За «просто гулял» ему нагоняй, угроза того, что он больше не выйдет наружу, но Чимин выходит. Его вновь берут с собой. Второй раз он действует увереннее. Второй раз он знает сам, не по рассказам, что никого нет, никаких заражённых. Но он снова встречается с похожим на человека. Странным и выглядящим неестественно юным, хотя возраста он примерно одного с Чимином. Он укутан в свою курточку, на нем нет никаких масок, очков, и вряд ли какая-либо амуниция имеется — он таращит круглые темные глаза на Чимина, дожидаясь, пока тот что-то предпримет. И на вопрос разведчика о том, что он тут делает, немного подумав, отвечает: живу. Чонгук и в правду живет здесь. Каждое утро готовит себе завтрак, отправляется в магазинчик и слушает музыку. С его слов, сюда никто не сунется. Но он тщательно скрывается от военных — это люди без сердца и разума. Чимин слушает все это не скрывая восторга, смешанного со страхом и невероятным интересом. Чимину с каждым разом интереснее и интереснее узнавать о земной жизни. — Но почему ты здесь один? — Потому что моя семья погибла, а я тогда был ребёнком. — Почему ты не умер? Человек с именем Чонгук медлит. Затем уклончиво отвечает, опуская взгляд: — У меня иммунитет. Такое есть у… нового поколения. У некоторых. Мутация, которая не приводит к смерти при заражении. — У меня тоже иммунитет? — зачарованным эхом шепчет Чимин, неосознанно потянувшись к маске на лице. — Даже не думай, — Чонгук машет ладонью, — я бы был счастлив тоже жить… внизу. Но замучают же, на месте убьют. Разложат на экспонаты. Я даже питаюсь заражённой едой. Я сам — вирус. Но только живучий. Ты можешь не бояться меня. Я такой же, Чимин. — Я не боюсь, — твердо сообщает Чимин. Снимает с глаз пластиковые очки. И замечает, что кожа у Чонгука — смуглая, не как у всех обычных людей. И что мышцы у него крепче, их очертания проглядываются сквозь тонкие рукава свитера. Чонгук оказывается слишком реальным. Чонгук живет в подвале магазинчика с CD-дисками. И появляется здесь так же неожиданно, как и исчезает. Из-под земли будто, но Чонгук не говорит, где именно вход в его подвал. — Это уже моя военная тайна. Но если ты расстроен тем, что я не могу рассказать тебе этого, я могу показать тебе кое-что другое.

***

С осознанием того, что осталось лишь пару часов до обратного спуска домой и что-то, что он делает — безумие полное и халатность, Чимин забирается на крышу. Но мысли, терзающие его на протяжении недолгого пусти, отступают вмиг. Они оказались на крыше. Полуразрушенной и просторной. Чимин первый раз видит город, находящийся под покровом неба. Маленький, каменный, серый город. С лопнувшими фонарями и уснувшими деревьями. С безмолвными пустыми асфальтированными дорогами и с неподвижными машинами. А рядом Чонгук — живой, дышащий, отчего ребра на его груди ритмично вздымаются. Он будто в контраст для этого мертвого городка. У Чонгука глаза горят, в глазах читается жизнь. Чонгук стоит рядом, и его грудная клетка от дыхания ритмично вздымается и опускается. Настоящий человек. Чимин чувствует — так они должны выглядеть. Чувствует, что это — правильно и нормально. У Чонгука ладонь широкая, она, наверное, горячая. Но Чонгук лишь сжимает массивную Чиминовскую перчатку, и Пак больше всего на свете жалеет, что не чувствует этого прикосновения. Это все, что ему нужно, чтобы он тоже ощутил себя живым.

***

— Под снос шестнадцатого. — Как под снос? — растерянно осведомляется Чимин, поднимая взгляд на главнокомандующего. — Под снос шестнадцатого, — твердо повторяет он. — Заминировать второй и третий кварталы. — А разведка… Чимин беззащитно глядит на Намджуна, но тот не смеет отвлекаться от речи главного. — Разведотряд же ещё… — отчаянно шепчет Чимин, в надежде, что его услышит старший. — Понравилось ему, — хмыкает Намджун, одаривая коротким взглядом младшего. — Разведотряд все, что можно, выявил. Район нежилой, но заражённый. Если вирус проникнет сюда, то… Чимин? Младший вскакивает с места. Шаги его тяжёлых ботинок уже приближаются к двери. Чимин ведь ни на что не повлияет. Ни на что. И от бессилия внутри необъятным пламенем разгорается паническая тревога: а Чонгук? Самый настоящий человек, который живет на поверхности, что станет с ним? Он должен быть предупрежден. Чимин должен предупредить его сам. Сердце с бешеной скоростью стучит о грудную клетку, это больно, у мальчишки спирает дыхание. Голова пульсирует от изнеможения, которое бывает от долгого ожидания чего-либо. И, наконец, дверь главнокомандующего разведкорпусом со скрипом открывается. Чимин просто жизнью обязан уговорить сделать еще одну вылазку с отрядом. Убедить, умолять — что угодно. …И у него получается выпросить. У Чимина получается — он сам не верит. И ждёт завтрашнего утра, не смыкая веки. Знает, что первое, что он сделает — заберёт человека сюда. И знает, что не отдаст никому — ни в экспертизу, ни на обследование. Он оставит его себе. Чонгук должен быть рядом, так будет правильно — потому что Чонгук достоин жизни. Он не достоин одиночества. Не достоин смерти. Пусть не в настоящем и живом мире, но Чонгук достоин жизни.

***

— Послушай, — Чимин врывается в магазинчик, где его уже ждут в привычное время, настороженно выглядывая из-за прилавка. Чонгук тут же выпрямляется, и обветренные губы расплываются в счастливой улыбке, коснувшейся глаз, вспыхнувших жизнерадостным огоньком. — Они… взрывают квартал. Весь город. Надо уходить, Чонгук, тебе нужно к нам. Чимин бегает беспокойно по лицу Чонгука, выискивая хотя бы одну эмоцию, сменившуюся после этой страшной новости, но Чонгук продолжает улыбаться. Спокойнее, печальнее. Но он улыбается, а затем подходит к Чимину и аккуратно стягивает с его вспотевшей ладони массивную перчатку. Хватается за неё своей широкой рукой. Чимин хмурится и поднимает взгляд на Чонгука. Чонгук срывается с места, и тянет за собой Чимина. Они вновь оказываются на крыше. Обзору открывается все тот же пейзаж, но взгляд Чимина останавливается на речке. Мутной, зеленой и бурлящей чем-то производственным. Чимин все ещё крепко сжимает ладонь Чонгука и мелко дрожит от не отступающей паники, вопросительно смотрит и не может понять того, что хотят до него донести. — Река, Чимин. Вонючая и грязная. Знаешь, что будет, если идти по ней вперед? Море. Кристально-чистое и необъятное. Прозрачное и живое. Чонгук медлит, а затем поднимает взгляд на Пака. — Я никогда не был там. Но я мечтаю. И я верю, что когда-нибудь я увижу море. Я совсем скоро его увижу. — Пожалуйста, — Чимин срывается и хватает за плечи Чонгука. Не стесняется отчаяния, заглядывает в глаза, кричит, — Пожалуйста, Чонгук. Уходи, ладно? Они собираются взорвать все, город исчезнет- — Твоя ладонь такая маленькая, Чимин, — произносит Чонгук, перебивая пылкие слова военного. Глядит прямо в глаза, на его щеках румянец, слишком необычный и непривычный для человеческого лица. Он сжимает руку крепче. Чимин всхлипывает. — У тебя есть то, чего нет у других. Ты тоже человек, — шепчет Чонгук. И снова в его наполненных жизнью глазах огонёк самого настоящего неподдельного счастья. Чимин о счастье мало знает. Но он навсегда запомнил, как оно выглядит. Чимин за свою жизнь мало видел человеческих глаз — он видел лишь одни. И они были насыщены юностью, сочной и пылкой — какой никогда не будет у Чимина. Не будет у его детей, у его внуков. Которой никогда не будет ни у кого в мире, заключённом под километровыми слоями земли. Чимин не слышит взрывов, происходящих на поверхности. Он не слушает аплодисменты, доносящиеся отовсюду по поводу удачно проведённой миссии — город сравняли с землёй. Он вспоминает чужую горячую ладонь и переплетенные с его пальцами пальцы. Чонгук был человеком.