***
Достаточно промокнув, парень все же решается отогреться в каком-нибудь магазине или типа того. Домой сейчас категорически не хотелось. Открыв первую попавшуюся дверь, до его уш донесся легкий непримечательный звук колокольчика. А на него еще и прибежал единственный, по всей видимости, продавец. — Простите, но мы временно не выдаем книги, а только продаем, — неуверенно проговорил парень лет шестнадцати. На вид вполне обычный: темно-фиолетовые волосы, коротко подстриженные, карие глаза, на которых идеально сидели сиреневые очки и доброжелательная улыбка, которая завершала прекрасную картину. Стоп. Какую-какую картину? Что-то Бараш не о том думает. Лучше бы стал продумывать план по поискам подработки, ибо вряд ли с такими успехами он будет продолжать посещать свой колледж. А зачем он ему? Все равно у него только одна специальность, а в других он полный ноль просто. — Сэр, так вы пришли сюда для покупки и просто поглазеть? — прервал траурные мысли Бараша этот милый паренек. СТОП. Милый? Из-за этой Нюши у него теперь пошла симпатия к мужскому полу? Что ж, не особо от этого что-то изменится, ибо каждая любовь по-своему прекрасна, но… Это же еще подросток, причем на самом деле, поэт не дал бы ему и пятнадцати. — Та-а-ак что-о-о? — не хотел поторапливать его работничек. — А можно мне просто дождь переждать? — решил все же задать этот вопрос голубоглазый. — Ох, к-конечно. Хотя… Это запрещено, но раз все равно я тут один остался, поэтому пройдемте за мной. — А сиреневовласый видел, как его ручонки потянулись к его руке, дабы сопроводить по максимуму. Такой расклад событий вполне его устраивал.***
Привели его, оказывается, в комнату отдыха для персонала, которая, к слову, была в закрытом читальном зале. Не хотя оставаться наедине со своими страшными мыслями и размышлениями, Бараш решил опять рискнуть и предложил этому пареньку составить ему компанию, аргументируя все тем, что если уж посетитель и придет, то открытая дверь позволит им услышать это. Так и завязался их милый разговор, из которого голубоглазый узнал, что продавцу-то и вправду шестнадцать и этот магазин принадлежит его тете. А его самого зовут Ёжик. Признаться, когда Бараш в первый раз услышал об этом, то его умилению не было придела и он просто не знал, куда деть руки, которые просто требовали что-то, чем можно написать и то, на чем они будут писать. Они разговаривали обо всем, что только можно было: о погоде, о недавно состоявшимся шахматном турнире, о разных животных. Оба парня втянулись в это, не замечая времени и еще чего-то. И повезло же, что спустя полтора часа ни одного нового клиента так и не появилось. Между тем, Бараш намеренно решил передвинуть свой стул поближе ко стулу Ёжика, пока тот ушел в уборную. И он даже не заметил, как из его сумки выпал единственный уцелевший листок с его первым стихотворением. Это был простой стих о жизни, о поисках ее смысла, вообще, рассуждения философских мыслей и рифмой в придачу, вдохновленный его бывшей музой. А упавший листок, конечно, заметил вернувшийся из уборной Ёжик, что немедля поинтересовался на счет него. Первые пять минут Бараш придумывал разные оправдания, что не его это, а его друга, так что пусть его и спрашивает, о чем он. Но парень не верил этим россказням, будто чуя, что его обманывают. На седьмой минуте допроса Бараш сдался и признался, что стихотворение и вправду его написания, а написал он его еще три года назад. Пробежавшись по строчкам глазами, Ёжик с неким восторгом произнес: — Это… Это волшебно! Бараш, если все же именно вы его написали, то вы сделали нечто прекрасное, что даже не описать словами. Я серьезно, каждое слово будто написано с огромной любовью к этому делу! И уж поверьте, не каждый поэт может проделать такое, — закончив, кареглазый отдал листочек очень удивленному собеседнику. Он не ожидал услышать в адрес его работы нечто позитивной, особенно от едва знакомого человека. Пусть общение длилось всего-ничего, но даже так эти слова произвели на него впечатления схожие с… Схожие с впечатлениями, когда он наивно полагал, что Нюше действительно нравится его творчество. Но этот парень… У него нет особых мотивов лгать ему, поэтому его слова были действительно искренними и это безумно радовало. От нахлынувших эмоций Бараш резко обнял Ёжика, наплюнув на все меры приличия. — Этот стих… Хоть в нем написано о философии, но на самом деле он же посвящен вашей возлюбленной? — внезапно во время таких же внезапных объятий спросил парень. — Д-да, — с запинкой начал сиреневовласый, — но она в прошлом. Я узнал о ней то, что заставило моментально забыть те чувства, что я когда-то испытывал. Отстранившись от Ёжика, тот начал пристально изучать его лицо и то, какой окрас появлялся на нем. Ему знакомо это выражение лица. Выражение лица, что излучает одиночество, которое съедает тебя изнутри, поглощая остатки радости от былых дней, когда этого всего не было. — Мне знакомо это чувство… То есть, как сказать. Боже, я не думал, что буду рассказывать об этом кому-либо вообще, но… Можно мне просто выплеснуть вам то, что накопилось у меня на душе? — на это он получил утвердительный кивок. — Около двух лет я любил одного определенного человека, который был по-совместительству моим другом детства. И… Я все же решил признаться в своих чувствах, ибо их было просто невыносимо хранить. Реакция была ожидаемой, ведь… Он был парнем, и подобного рода «любовь» была ему отвратительна, — в уголках его глаз виднелись маленькие намеки на слезинки. — И… Он сказал, чтобы я к нему больше не приближался. Но мало этого, так еще и он всей школе чуть ли не прокричал об этом, дабы все знали, что я отвратительный, не такой, как все остальные. Его руки уже утирали появившиеся слезы, всхлипывая все чаще. — Теперь я остался один… Без друзей… Даже родители узнали, в связи с чем я перестал быть для них настоящим сыном. Я стал декором, который не вписывался в их квартиру… Не став больше слушать, голубоглазый в ту же секунду одним рывком прижал парня себе, сразу же начав гладить его по голове, тем самым успокаивая. Ведь это то, что он хотел сам. Именно подобную заботу он просто мечтал почувствовать на себе, но, увы, никто так и не смог ему ее дать. Так пусть хоть он получит ее. А Ёжик уже сам прижался, понимая, что ему дали нечто ценное. То, что нельзя купить или продать. Эта частичка любви, которая только-только зарождалась в их сердцах, и они оба понимали это. — Послушай, — прошептал Бараш в самое ухо, — не хочешь ли ты скоротать это одиночество в моей компании? — Д-да… С радостью! — прокликнул Ёжик и… Прижался своими губами к губам Бараша. Но он не оттолкнул его, нет. Лишь сильнее прижал, понимая, что нашел себе новую музу и любовь. А Бараш так и не сходил в эти проклятые издательства…