Быть номером два

Музыка грохотала так, что даже снаружи клуба было слышно, насколько там весело. Михаэль недовольно передернул плечами. Как же он не любил все эти шумные бурные вечеринки, да еще и всего за день до гонки. И зачем он вообще сюда пришел - знал же, что происходящее внутри его не обрадует, но отступать уже было некуда. Михаэль улыбнулся дежурной улыбкой на входе, его сразу же пропустили, даже ничего не спросив. Неудивительно, он ведь был в клубе, в котором обычно отдыхали гонщики, и известно об этом было всем - и фанаткам в том числе. Внутри было громко, хотелось заткнуть уши, кто-то сразу же предложил ему выпить; он взял стакан, но попробовать не стал - режим все же. Люди веселились кто как мог: танцевали, выпивали, о чем-то переговаривались короткими фразами, стараясь переорать музыку, обнимались и целовались… Михаэль протиснулся через толпу, он даже не сомневался, что радостные вопли, доносившиеся со стороны вип-зоны, принадлежали его напарнику. Шумахер тяжело вздохнул. Шампанское и красивые девушки. Красивые девушки и шампанское. Выпивка. Выпивка. И выпивка. Какая-то до невозможности стереотипная блондинистая длинноногая девица сейчас повисла на шее у Эдди и что-то шептала ему на ухо, рука Эдди плавно скользнула на её талию. - Чертов ирландец, – процедил сквозь зубы Михаэль. Может и не стоило приходить, он и так прекрасно знал, что здесь увидит. Но сидеть в номере не было никаких сил, так что он улизнул ото всех и отправился на поиски Эдди. Забавно, а ведь еще совсем недавно они проводили тихие вечера вместе за бутылочкой темного. Неужели это было настолько же мимолетно для Эдди, как и эта симпатичная блондиночка? Михаэль отказывался это признавать. Он еще помнил его красные заплаканные глаза в то утро, хоть весельчак и повеса Эдди пытался скрыть их от него, говорил что-то о несуществующей аллергии. Эти попытки Ирвайна скрывать истинные чувства за вечным весельем всегда вызывали улыбку у Михаэля. Хотя даже он иногда забывал об этой его черте и мог обвинить в бессердечии и легкомыслии. Это случилось после аварии в Сильверстоуне. Все, что помнил Михаэль - шок и всплеск адреналина, после пришла паника и боль. Он тогда очнулся в больничной палате в полной темноте, приоткрыл глаза и увидел Эдди. Тот сидел у его кровати, уронив лицо в ладони, и бубнил что-то себе под нос - тон казался весьма обвинительным. - Все я виноват, черт... черт...черт… - Эй, я вообще-то жив, - подал голос Михаэль. Эдди был застан врасплох, он лишь успел утереть рукавом слезы и шмыгнуть носом. Вид у него был абсолютно раздавленный, бледный и потерянный. Он сидел тут и смотрел на него, как на призрака. - Да ладно, неужели все так плохо? – со слабой улыбкой спросил тогда Михаэль, но желаемого эффекта это не возымело. Эдди поднялся с места и вышел из палаты. Долго он еще курил недалеко от входа в госпиталь. Пусть никогда и не признавал этого, но толику вины за эту аварию он чувствовал, да так остро, что хотелось на луну выть. Он не возвращался несколько дней. А потом пришел как-то вечером, на этот раз в очках. От него немного пахло алкоголем и он не улыбался, как обычно, не сорил шуточками. Эдди просто сидел в палате Михаэля и смотрел на него, живого и почти уже здорового, и не мог отделаться от мысли, что все могло закончиться трагедией. - Это гонки, - рассеянно пожимал плечами Шумахер, пытаясь как-то поддержать напарника. - Ты мог закончить в этих покрышках совсем иначе, - отвечал Эдди, нервно щелкая зажигалкой. - Ушел бы на пике славы, - пытался отшутиться Михаэль. - Ты идиот, Шуми, просто круглый дурак! – срывался на него своим бешеным ирландским темпераментом Ирвайн. - Но ведь все хорошо! Защита кокпита не подвела, да и сам знаешь, нельзя сесть за руль болида, не отдавая себе отчета в том, что можно погибнуть. - Никогда не думал о таком… о том, что можно погибнуть в гонках, - честно признается Ирвайн. Для него всегда это было очень дорогим развлечением, возможностью гоняться, получать удовольствие, быть самым быстрым, атаковать на пределе. Жить на пике, веселиться как в последний раз, таков был Эдди и вся его жизнь. Он даже мечтал поскорее перебраться в Милан, а не в Монако, там полно моделей, можно менять хоть каждый день и не повториться. Человек с огромной тягой к жизни и вдруг такой серьезный сидит и смотрит на переломанные ноги Михаэля. - Конечно, ты же ирландец, - саркастично замечает Шумахер, - вы вообще редко думаете. - Зато ты только и думаешь целыми днями, совершенно не умеешь веселиться. Они оба рассмеялись. Разница темпераментов была налицо. Как-то так все и получилось у них. Стоило исчезнуть борьбе на трассе, как появилась взаимная симпатия и даже некое притяжение, как хаос тянется к порядку и наоборот. Но как это часто бывает, хаос нельзя упорядочить до конца, зато порядок привести в хаос вполне реально. Очередной громкий бит приводит Михаэля в чувство, симпатичная блондинка целует Эдди, тот опрокидывает очередной стакан выпивки, потом они удаляются. Девушка хохочет от какой-то брошенной фразы Эдди. Михаэль безотчетно морщится, слишком хорошо знает, насколько этот засранец может быть обаятельным и притягательным. Они проходят мимо и даже не замечают Михаэля в толпе. - Чертов ирландец, - снова бубнит Михаэль. Он бы рад покинуть это чертово место поскорее, но неведомая сила подталкивает идти его следом за ними ко второму выходу; он уже знает, что так можно покинуть клуб незаметно. Девушка куда-то отлучается, видимо, поправить макияж перед тем, как сесть в шикарный спорткар и умчаться сквозь ночь. Эдди же пропадает за дверью. Михаэль идет следом, сегодня он просто сам не свой: знать, как Эдди любит проводить время - это одно, и совсем другое - увидеть, как он обнимается с этой незнакомой девушкой. А сколько таких у него бывает за год или за месяц? Михаэль лишь на секунду замирает перед дверью, но все же выходит, Эдди как раз подкуривает сигарету. - И сколько еще все это будет продолжаться? – спокойным голосом спрашивает Михаэль. Он вообще был очень спокойным вне трассы. - Что именно? - переспрашивает Эдди, выпуская дым через нос. – Я просто развлекаюсь. - Брось, Эдди. Ты же делаешь это из-за меня. Эта фраза вызывает у его напарника смешок, и он резко оборачивается к Шумахеру. - Прости, Михаэль, но ты слишком много о себе думаешь, раз решил, что я трахаю баб из-за тебя. Я их трахал и до тебя, и во время, и буду делать это дальше. Потому что мне это нравится… они красивые, - Эдди смотрел на Михаэля в упор, почти не моргая. Немец сжал губы так сильно, что они побледнели. - Я не то имел в виду. Эдди всегда знал, как поддеть его так, чтобы одна маленькая фраза могла уколоть в самое больное место. - В конце концов, я имею право на отдых. Знаешь, эти годы в Феррари были такими изматывающими. Быть твоим вторым номером – изматывающе. - Я – изматывающий? – удивляется Михаэль. – Я просто делаю то, что умею лучше всего. Эдди бросает окурок на землю и придавливает его. Он делает шаг к Михаэлю, и тому приходится слегка отступить; такое возможно лишь вне трассы. - Тогда зачем тебе я? – спрашивает Эдди, наклоняясь чуть ближе к Михаэлю, а затем толкает его к стене и целует. Михаэль чувствует вкус никотина на своем языке и чуть морщится, поцелуй длится недолго, Эдди отступает. - Можешь не ждать сегодня, ложись спать. Завтра ведь гонка, - кажется, он сказал это с издевкой, но кто его разберет. Лицо Эдди расплывается в улыбке и он идет к двери, кому-то что-то говорит, видимо, та девушка вернулась. Михаэль не оборачивается, он просто уходит оттуда скорее, не хочет видеть, как они уедут вместе. Утро воскресенья всегда немного тяжелее любого другого, а это конкретное утро так вообще невыносимо. Сложно сосредоточиться на гонке, особенно с учетом того, что соседний номер до сих пор пуст. Вдруг слышатся шаги, кто-то пытается вставить ключ в замочную скважину, но попадает далеко не с первого раза. В итоге дверь наконец хлопает, а Михаэль сжимает кулаки и весь закипает. Эта злость пригодится ему. Пригодится от старта и до финиша. У него больше ничего не осталось, больше нечем зацепить Ирвайна. Ненавистный ирландец вновь вернулся к своей маске шута, которому все нипочем. Они пересекаются лишь в паддоке, Михаэль так напряжен и сосредоточен, что губы становятся похожи на две тонкие ниточки. Ирвайн расслаблен и рассеян, но это обманчиво - он собран и заряжен на победу. - Отлично провел время? – не выдерживает Михаэль. - Замечательно… - Как только протрезветь успел? - Секс – завтрак чемпионов, - пожимает плечами Эдди и берет с полки шлем и перчатки. - Чемпиона ли… - бросает Михаэль ему, но тот уже не слышит, а может, и не хочет слышать. На трассе случается борьба, довольно жесткая. Михаэль выходит первым почти сразу, оставляя всех позади, так часто бывает, но впереди еще волна пит-стопов, мало ли что может случиться. Какая-то заминка и вдруг Эдди оказывается впереди - почти немыслимо, на этом-то ведре с гайками, неужели сегодня он сможет противопоставить что-то самодовольному немцу? Но это лишь видимость, Михаэль обходит его как стоячего, Эдди пытается нагнать, но у него ничего не выходит. Даже непродолжительная оборона не может сдержать красный Феррари, ох, если бы он смог продержаться впереди хотя бы несколько кругов... Несколько кругов впереди немца, тогда он до конца понял бы, как это - быть всего лишь вторым номером. Но красная машина проносится дальше. У Эдди случается сход по техническим причинам, как часто бывает в этом сезоне. Он смотрит на подиум Михаэля по монитору в боксах. Когда-то и он бывал на подиуме с ним, иногда первый, иногда третий, но чаще – второй. Тогда все было иначе, он был счастлив стоять с Михаэлем на одном подиуме. Они хоть и были соперниками, но Эдди смотрел на напарника немного иначе, что-то было в нем такое непостижимое и манящее, он искренне восхищался им, хотя иногда его и задевали все эти приказы из боксов и фразы после гонок. Далее злосчастная авария, осознание, что Михаэль очень сильно дорог ему, и что они не вечны. После гонка в Сузуке… Почему все повернулось именно так? Михаэль просто делает свою работу, и делает её лучше всех. Они не обсуждали тот инцидент никогда. - Ты мог бы помочь мне, - потрясая кулаками, кричит Эдди. – Ты чертов самовлюбленный идиот! - Но ты не мог обогнать меня, – разводит руками Михаэль. - Ты мог меня пропустить, - чеканит Ирвайн вновь. - С какой стати? - хмурит брови немец, он не чувствуют никакой вины, он наконец-то вернулся после травмы, и не понимает, к чему все эти крики. - Да с той, это было бы честно! Я пропускал тебя, по каждому приказу ехал в боксы на питстопы, оборонялся, чтобы не пропустить к тебе никого. А ты не мог всего лишь раз засунуть свою чертову гордость в жопу и помочь мне. - Значит, не мог, - пожимает плечами Шумахер. - Да тебе просто невыносимо было бы жить с тем, что я выиграл первый титул для Феррари, а не ты, ведь все только для тебя… Вся команда. А я лишь второй номер со скромным контрактом. Михаэль молчит, не может ничего ответить, они оба знают, что отчасти Эдди прав. Это нарушило бы весь ход вещей, всю красивую историю о золотом мальчике автоспорта, мечту всей команды, выстроенной вокруг него, он просто не понимал, почему должен был уступить ему титул… - Да если бы ты не подставился… ты бы никогда… - Михаэль не договаривает, осекается, он не хотел этого, просто Эдди его завел. - Я всегда знал, что для тебя я всего лишь второй номер. Вторая вещь в твоем списке после титула. Дверь хлопает так громко, что вздрагивают стены. Эдди закуривает еще в коридоре, по пути из отеля. И с чего он только решил, что будут какие-то перемены? Ничто не может интересовать Шумахера сильнее, чем титул, никогда. Они не виделись ни разу до начала нового сезона. А вернувшись, Михаэль узнал, что у него новый напарник. Он был обескуражен. Был не в себе настолько, что сам поднялся к Эдди, тот встретил его дежурной улыбкой, как встречают старого друга. Несколько обычных проходных фраз, потом легкое, ничего не значащее касание, слово за слово и словно ничего не изменилось, какая-то мнимая надежда на то, что между ними все будет как раньше. После Михаэль сидит на краю кровати и наблюдает. Привычная сигарета на балконе, опущенные плечи, расслабленные руки, струящийся вверх дым, запах любимых сигарет Эдди и абсолютно наивных надежд Михаэля. - Ты еще здесь? - удивляется Эдди, возвращаясь с балкона. Михаэль удивленно смотрит на него, даже не зная, что сказать. Он ведь, пожалуй, немного соскучился по этой дерзости, по этой решимости. Эта безрассудная дерзость всегда восхищала немца больше всего, как можно было лишь в своей первой гонке чуть не дойти до мордобоя с Сенной? Но та же дерзость сейчас обращалась против него самого. - Прости, у меня еще дела сегодня, - беспечно бросает Эдди и подбирает рубашку с пола. Михаэль прикрывает за собой дверь и сидит в тишине номера какое-то время. А в голове крутится та дурацкая фраза. «Всего лишь второй после титула». У Шумахера просто ничего больше не остается, кроме собственных побед. Его титулы, его подиумы и обгоны, только так он может показать Эдди, что ему наплевать на то, как и с кем он проводит время. А Эдди, в свою очередь, все красноречивее и показательнее веселится, имена девушек, которые он не запоминает, мелькают чаще, чем повороты на Сузуке, беспечное отношение и дежурные жесткие фразы - все, чтобы показать, каково быть чьим-то вторым номером. Вот и в этот вечер все будет так же. - Ты все еще здесь? У меня другие планы…