***
Большой зал встретил девушку звоном посуды и беседами учеников, которые напомнили ей шум десятков кранов в ванне старост, которую, кстати, не мешало бы посетить во время сегодняшнего дежурства, прежде чем идти к нему. Иногда влюбленные парочки устраивают там романтические посиделки с весьма предсказуемым завершением и если периодически не заглядывать туда, то розовые ароматические свечи, лепестки роз или прочая дребедень могут создать проблемы, заметь их кто-нибудь из преподавателей. Благо Филч туда не ходит, близнецы Уизли еще на втором курсе прознали его большую тайну о том, что миссис Норис однажды свалилась в бассейн и чуть не утонула, так как ее любящий хозяин совершенно не умеет плавать. Даже в ситуации, грозящей трагическим исходом этот жалкий, старый человек увы не пересилил свои страхи и не бросился на помощь питомцу, как того от него ожидалось. Он бегал бесконечными коридорами старого замка и вопил не своим голосом, взывая к помощи всех и каждого. Интересно, ощущал ли он тогда свою беспомощность в той же степени, как ее видят другие, смеялся ли над своей трусостью, как братья Уизли в общей гостиной, в который раз рассказывая эту историю всем желающим, или жалел себя, понося весь волшебный мир на чем свет стоит и горюя над своей участью сквиба, обреченного на существование среди людей во всем его превосходящих? Эти мысли закружили Гермиону в водоворот, оглушая, делая отчужденной к миру вокруг, они поглотили все ее внимание, а потом выбросили на берег так же резко, как и захватили в свой плен. Моргнув несколько раз, чтобы окончательно сбросить с себя задумчивость, девушка закончила завтрак и отправилась на занятия, увлеченная беседой с друзьями. Гарри с Роном обсуждали будущие отборы в команду, на которых Уизли собирался показать свои способности вратаря. Гермиона, не являясь достаточно обознаной в данной теме, предпочитала просто соглашаться с более опытным Гарри и вставлять время от времени общие обнадеживающие фразы, вроде «все получится», «главное верь в себя» и «я согласна с Гарри, квиддич – это твоя стихия, Рон!». За таким нехитрым разговором друзья добрались до кабинета зельеварения, владения грозы всея подземелий, ужаса всех младших курсов и Невила Лонгботтома пожизненно – профессора Северуса Снейпа. Этот человек внушал своим студентам чувство первобытного страха, он был, как часто говорила Джинни машиной по запугиванию, к слову именно за это сравнение ее братья присвоили ей гордое звание «достойный носитель гордой фамилии Уизли», а близнецы стали посвящать в свои проказы, которые сохраняются в строжайшей тайне ото всех, кроме узкого круга приближенных. Из рассказов Рона, Гермионе было известно, что частенько за ужином в семействе огненноголовых эта фраза девушки слетала из губ то одного, то другого из ее братьев. Даже Артур, всегда правильный и сдержанный человек, ни разу не наказал своих детей за проявление подобной вольности по отношению к школьному профессору, а лишь улыбался уголками губ. Хотя причиной такому поведению стало не чувство юмора мужчины, а то, что его дочка употребила совершенно магловское слово машина, а глава семейства Уизли, как всем известно, питал ко всему магловскому совершенно необъяснимую, но абсолютно нерушимую привязанность и безграничный интерес. Частенько Гермиона задавалась вопросом, сохранил бы этот добрый человек свою порою нездоровую любовь ко всему связанному с маглами, если бы это не было для него покрыто пологом тайны и недоступности, не является ли увлечение отца ее друга лишь оригинальным хобби? Она хорошо помнила своего дядю Майка, который собирал предметы быта народов коми и питал к ним любовь нисколько не меньшую нежели Артур к магловским изобретениям, пока не осуществил свою мечту – съездил в путешествие в Россию, чтобы воочию ознакомиться с теми, кто столько лет занимал его мысли и чью жизнь так ярко рисовала его фантазия, стоило ему взять в руки чудаковатый предмет кухонной утвари или рабочий инструмент. После памятной поездки девушка ни разу не слышала от мужчины упоминаний про коми, не считая конечно первых несколько месяцев по приезду, когда он мог сутки напролет в красках описывать увиденное и пересказывать свои впечатления от этого, как впрочем, поступает каждый человек переживший увлекательную поездку, которая между тем не обязательно характеризуется дальним расстоянием или неординарностью. Коми остались в прошлом, о котором напоминали лишь несколько особенно памятных вещиц на каминной полке. Подобные сувениры, обычно, лишь доставляют неудобства для хозяйки дома, вынужденной день ото дня стирать с них пыль, а вспоминают о них в редкие вечера ностальгии или, чтобы оживить обстановку во время скучных визитов нежеланных или малознакомых гостей. - Ну вот, опять мысли ушли в другую сторону. И что теперь делать? Я ведь не слышала, какое зелье готовить и на доске ничего нет. Гермиона мысленно сокрушалась по поводу своей отвратительной несобранности сегодня, когда низкий голос преподавателя заполнил стены кабинета, хранящего до этого момента абсолютную тишину, нарушаемую разве что нерасторопными движениями студентов, то и дело что-то роняющих, нарезающих и помешивающих. - Мисс Грейнджер, объясните мне, когда вы наконец-то перестанете витать в облаках и приметесь за работу? Вы ведете себя как влюбленная несмышленая девчонка, а не как гриффиндорская зазнайка. По классу побежали шепотки, слизеринцы принялись обсасывать слова профессора со всех возможных сторон, придумывая все новые и новые шутки и унизительные фразочки о гриффиндорке, строя предположения, когда бы напомнить ей о колкостях Снейпа, да так, чтобы это посильнее задело зазнайку. Гарри и Рон напряглись, готовые защищать подругу от кого бы то ни было, они принялись сверлить профессора злыми взглядами. Гермиона же смотрела в глаза своему обидчику и по телу ее побежали мурашки, затаив дыхание девушка будто выпала из реальности, снова. Только вот на этот раз не было той волны мыслей, которая бы уносила куда-то далеко-далеко, в голове было абсолютно пусто, а на сердце легко. Слегка наклонив голову и улыбнувшись уголками губ, совсем незаметно для остальных, но так содержательно для нее самой, сдерживая ураган чувств, на удивление для себя самой тихонько произнесла: - Я не услышала, какое зелье мы варим, профессор, простите. Теперь уже все вокруг затаили дыхание, такая неслыханная дерзость, каждый ученик школы волшебства и чародейства прекрасно знал, чем может обернуться подобная реплика, произнесенная на занятии профессора Снейпа, и теперь целая аудитория ожидала взрыва, даже слизеринцы притихли, опасаясь привлекать внимание разгневанного декана. Но… - Феликс Фелицис, мисс Грейнджер. Минус 20 баллов за невнимательность и абсолютно безмозглую ухмылку! Стоит ли говорить, насколько шокирующим стал для студентов спокойный ответ их учителя. Ни тебе вспышек гнева, ни оскорблений, ни бесконечных сетований на глупость и абсолютную неисправимость «тупоголовых гриффиндорцев», а всего лишь снятые баллы. - Ох и повезло нам сегодня! – Гарри склонился к уху подруги. - Может у него сегодня День рождения? – Рон тихо засмеялся над собственной шуткой, а друзья поддержали его улыбками, которые мгновенно исчезли с их лиц, стоило профессору обратить к ним свой взгляд.***
Когда Гермиона вышла из комнаты, направляясь на ночное дежурство было то время суток, когда все ученики расслаблено, даже лениво восседали в креслах гостиной, лежали на диванах или же сидели прямо на полу, уперев свои головы на подлокотники кресел или положив их прямо на ноги сидящим в них. Задания на завтра давно сделаны или заброшены, веселиться уже никому не хочется, а спать еще слишком рано, поэтому и коротают студенты время за тихими разговорами или же окунувшись в мир грез, склонившись над интересной или не очень книгой. Девушка шла по коридору, не зажигая свет и удивительное чувство опасности, запрещенности происходящего охватывало ее, словно вор, крадущийся в ночи по коридорам чужого дома, опасаясь в любой момент попасться не вовремя проснувшимся хозяевам, шла она по коридорам школы. Иногда она встречала студентов, гуляющих по замку или торопящихся в свои гостиные, а может замышляющих что-то запрещенное, темное. Тогда ей приходилось прятаться за гобелены или искать обходные пути, благо карта мародеров давно была изучена наизусть и все тайные проходы не единожды обследованы. Зачем она это делала? Зачем пряталась от нарушителей, когда патрулировала именно для того, чтобы поймать их с поличным и отправить спать, предварительно, как следует, отчитавши и сняв приличное количество баллов. Виной всему чувство собственной испорченности, неправильности происходящего, которое подобно маленькому червячку поедало ее совесть. Нет, она не считала свое поведение неправильным или же аморальным, здесь ее совесть чиста, да и Северуса она давным-давно убедила в том, что их отношения не должны вызывать у него угрызений совести или быть толчком к самокопанию, все что происходит не нарушает моральных принципов ни одного из них, а насчет мнения окружающих можно не волноваться, ведь пока они хранят свою тайну, никто не может осудить их. Преступник ожидаемо сталкивается с общественной критикой, осуждением, предвзятым отношением. С ним не здороваются соседи, на него смотрят с недоверием, подобным тому, которое мы испытываем к собакам, когда встречаем их на своем пути. Часто их хозяева спешат успокоить, мол животное доброе, ласковое, бояться нечего, но то чувство незащищенности, которое появляется, стоит только повернуться к псу спиной, невидимкой сопутствует всем и каждому. Порою даже собственный домашний любимец вызывает чувство тревоги: а что если не играется, что если укусит по-настоящему, может лучше закрыть его в ванной на ночь? Такова природа человека – опасаться. Инстинкты, сохраненные в наших ДНК еще со времен первобытных людей, охотящийся подобно животному и воюющих за женщин, территорию, добычу, крепко-накрепко засели в каждом из нас и неустанно диктуют модели поведения в той или иной ситуации, не позволяя попасть в опасное положение, толкая на все ради сохранения собственной жизни. Но вернемся к преступнику. Что делает его таким, каким он есть, отвергнутым, осужденным? Преступление? Вовсе нет, от человека обычного, нормального, безопасного до преступника один шаг и это разоблачение. Будь человек хоть тысячу раз грабителем, он не увидит неприязни в устремленном на него взгляде, пока его преступление не будет раскрыто. Что касается Гермионы и ее романа со Снейпом, то он остается строжайшей тайной и до сих пор ни одна живая душа не знает об этом, а значит, нечего опасаться реакции общественности. Но знает Гермиона, и себя она уже тысячу раз осудила. Это был один из немногих случаев из жизни девушки, привыкшей все и всех оценивать рационально, когда голос разума не мог заглушить голос сердца. Умом гриффиндорка несомненно понимала и принимала тот факт, что отношение ее к профессору ни в коем случае не является одной из интрижек ученицы с учителем, в которых девушки, будучи слишком самоуверенными либо же напротив чересчур закомплексованными бросаться в объятия опытного мужчины, авторитета, который в свою очередь поддается низменным порывам своего тела и не может отказать себе в удовольствии любить юное, прекрасное, беззащитное тело, скрывают, впрочем, свой порыв за маской влюбленного и так часто веря своей собственной лжи, не желают признавать всю правду своего морального падения. Хотя может ли Гермиона быть уверенной, что ее случай стоит на ступеньку, а то и на целый лестничный пролет выше подобных жалких по своей природе ситуаций? Ведь разве не думает каждая влюбленная девушка, что ее чувства самые сильные, а отношения необыкновенные, что ни один человек из ныне живущих и живших когда-либо не познавал той глубины чувств, которые открылись ей? Разве не мнит она себя выше других, считая их отношения и эмоции лишь жалким отголоском собственных переживаний? Уже не раз терзалась девушка подобными мыслями, не раз убеждала себя, что подобные отношения абсолютно неуместны и смешны, не раз говорила, что все это вздор. Но еще больше раз, забываясь в теплых объятиях любимого человека, сливаясь с ним в диком танце, освобождающем их природную страсть от оков общественной морали, принятых норм, Гермиона убеждалась в том, что все ее мысли, которые больше смахивают на самокопание, саморазрушение – ничто иное как последствие навязанных посторонними правил, основанных на непонятных ей, неприродных и абсолютно бестолковых догмах поведения. Шаг за шагом, преодолевая расстояние к личным комнатам Северуса Снейпа, Гермиона раз за разом боролась сама с собой. Понимая всю абсурдность своего поведения, иногда посмеиваясь над глупыми попытками спрятаться от всех, словно они знают, что она не просто патрулирует школу, а идет к нему, девушка никак не могла побороть то сомнение в правильности своих действий, что съедало ее изнутри. Она ни за что не поменяла бы свое решение, никогда не отказалась бы от человека, который дарил ей прекрасные ощущения свободы, счастья, удовлетворенности и наконец-то покоя, но ощущения преступности своих деяний не покидало ее ни минуты на пути к нему. Дойдя к цели девушка остановилась, закрыла глаза и прислушалась, нету ли кого-нибудь рядом? Этому ее научил он, если обернуться и посмотреть по сторонам, будешь выглядеть как преступник, привлечешь лишнее внимание, поэтому прислушиваться лучший вариант, он то знает, кому, если не шпиону владеть подобной информацией. Вообще ее удивило сколько разных приемов знает этот человек, продуманность и целесообразность каждого жеста, каждого движения его вызывала восхищение, подобно шпионам из магловского кино он прекрасно разбирался в человеческой психологии, мог быть незаметным или наоборот привлекать внимание каждого, кто оказывался с ним в одном помещении, мог вызывать абсолютное доверии или неприкрытый страх, порою даже дикий ужас. Голос его способен был, казалось, трансформироваться по малейшей прихоти его хозяина, по необходимости становился он холодным и отчужденным, злым и угрожающим или теплым и дарящим ощущение защищенности. В классе он буквально сочился неприязнью, холодностью, во время их бесед был плавным, мелодичным, участливым, но настоящим он был лишь в моменты наибольшей открытости, во время близости, когда, найдя губами ее ушко он тихо, еле слышно шептал ей о своих чувствах, почти невесомо, словно сам боялся подобных проявлений чувств, привязанности, ощущения незащищенности, которое, несомненно охватывало его в такие минуты, как настоящего шпиона, привыкшего скрывать истинного себя под непробиваемой стеной отчужденности. Тогда его голос был хриплым от испытываемой страсти, не таким уверенным, как обычно, а слегка надтреснутым, подобно чашке в мелких, едва заметных трещинках, которые делают ее невероятно ценной, отличительной. О как любила Гермиона такой его голос, как умоляла его в такие моменты говорить еще и еще, не важно что именно, лишь бы слышать его и упиваться им, ощущать почти болезненное наслаждение от того, насколько беззащитен этот, казалось бы несломный человек перед ней, гриффиндорской заучкой, подругой Избранного Поттера! Оба они оказались втянуты в войну через третью сторону, так же сильно, как Северус не хотел становиться шпионом, не желал быть в центре событий, настолько же и Гермиона предпочитала оставаться на периферии этой войны за власть. Они ведь никакие не герои, они простые люди, испытавшие наконец-то счастье в объятиях друг друга, чувства их вовсе не были такими, которые в жизни принято называть литературными, особенными, сказочными. Вовсе нет, они всего лишь нашли в них то, чего больше всего хотели. Она - самоутверждение, чувство нужности, удовольствие быть понятой, принятой, для него же они стали отдушиной в его жизни, полной напряжения и вынужденного притворства, именно с ней он смог снять маску, которая все чаще ощущалась им в последнее время истинным лицом. Гермиона стала заслуженным подарком, обиженного жизнью мужчины, той, кого он мог защищать, холить и лелеять. Северус устал сражаться за других, бороться за счастье, за интересы, не касающиеся его самого, а она смогла подарить ему смысл, при том тогда, когда мужчина находился на грани, когда отчаяние затопило и, казалось, утонуть в океане лжи лучший из вариантов решения проблем. Толкнув дверь, девушка вошла в слабо освещенную гостиную, закрыла за собою и прошла к дивану, повернутому к камину, на котором сидел, ожидая ее, Северус. Положив голову на подлокотник, Гермиона освободилась от тесных туфель и положила ноги на колени к мужчине. Со стороны эти двое, несомненно, напоминали семейную пару, много лет живущую вместе. Она смотрела из-под опущенных век как он смотрит в камин и ощущала легкие поглаживания шершавой ладони по лодыжкам, пальцы его спустились ниже к стопам, начали свой танец, даря ей наслаждение, успокаивая, погружая в состояние расслабленности. Некоторое время пара хранила молчание, каждый из них думал о своем или же не думал ни о чем, наслаждаясь возможность забыть обо всем, что осталось за закрытой дверью. Каждому из нас знакомо это эгоистичное состояние отстраненности, когда все проблемы, все вопросы, люди, весь мир остается где-то там, все мысли откладываются на потом. Гермиона наблюдала за Северусом и какое-то иррациональное чувство несоответствия овладевало ею, что-то определенно было не так, но вот что именно девушка никак не могла понять. Причина беспокойства ускользала от нее подобно солнечному зайчику, которым дети дразнят своих кошек, а те наивно полагая, что смогут их поймать, продолжают метаться из стороны в сторону, вызывая детский завораживающий и такой заразный смех. Резко сев на диване, девушка пробежала пальцами по хмурому лицу зельевара, провела указательным по морщинке между бровей, потерлась носом о щеку, ощущая колючую щетину, и прошептала на ухо «минус 20 баллов слизерину за абсолютно безрадостное выражение лица!». Подобная реплика предсказуемо вызвала улыбку мужчины, он взял девушку за руку и пробежался от запястья к локтю цепочкой легких поцелуев, вызывая россыпь мурашек и легкий румянец у, не привыкшей до сих пор к подобным ласкам, девушки. Мог ли он поверить, что кудрявое недоразумение, с неестественно длинными передними зубами, которое год за годом вызывало в нем лишь волну недовольства, раздражения и, что уж скрывать, злости, станет настолько важным человеком? Той, что способна скрасить любой день, заставляет отбросить в сторону все непотребные мысли, которые терзают изнутри целый день и от которых так хочется вырваться хоть бы на пару часов перед тем как погрузиться в беспокойный сон, наполненный бредовыми, болезненными образами, которые складываются во все те же мучительные мысли. Сегодня ему, как никогда раньше необходимо было вырваться на свободу из этого злого и агрессивного мира, который, подобно оборотню в полнолуние, разрывает его на части. Впрочем, профессор достаточно хорошо изучил свою ученицу, чтобы понимать, что она заметила его озабоченность как только вошла и вместо спасительных объятий, поцелуев и согревающих ласк ему предстоит объясниться, а ведь это не входило в планы мужчины, не сегодня, сначала нужно было хорошенько все продумать, нельзя сказать лишнего иначе он может потерять ее, нужно действовать не спеша. Как часто бывает, что человек продумывает свои слова, действия, а потом сталкивается с обстоятельствами, переворачивающими все с ног на голову, рушат планы подобно тайфуну, сносящему прибережные домики как карточные. Каждый ощущал то неприятное чувство, заставляющее осознавать собственную беспомощность, неподготовленность, которое возникает, когда, например, перед официальным звонком. Ты продумываешь весь диалог, прокручиваешь в голове каждую фразу, а потом забываешь обо всем и словно рыба на суше, лишь открываешь рот в жалких попытках взять ситуацию под контроль, а потом не устаешь корить себя за глупость. Именно так ощущал себя Северус, зная, что стоит открыть рот и едва ли он будет выглядеть уверенней умирающей рыбины, но молчание затянулось, а значит разговор неизбежен. Остается лишь попытаться не выглядеть полным неудачником, умаляющим девушку спасти его, не отворачиваться, надеясь, что жалость подтолкнет ее ближе к тебе, хотя всем известно, что чаще всего это приводит лишь к отдалению. Жалость априори не вызывает любви или притяжения, она способна лишь заставить человека смотреть на предмет жалости свысока, разрушить равенство в общении, уничтожить любую возможность равноправного общения. - Дамблдор умирает от проклятия, я не могу его вылечить. Гермиона смотрела на него очень пристально и, как показалось Снейпу, неимоверно долго, он непроизвольно вздохнул с облегчением, когда девушка перевела взгляд на огонь в камине. В голове ее в эти минуты безостановочно крутились самые разные мысли, она понимала, что директор стратегически важен для победы, что уж там на нем держится моральный дух всего Ордена, в него верит Гарри, да и она честно говоря испытывает уважение к этому человеку, хотя Северус давно посвятил ее в манипуляции старого волшебника, разрушил образ милого старика, верящего в то, что любовь способна победить любое зло в этом мире. Нельзя игнорировать тот факт, что Северусу определенно станет легче без поручений и заданий директора, слишком долго он играл на его чувстве вины и нездоровом чувстве долга перед покойной Лили. Вдруг, совершенно неожиданно, как это обычно бывает с людьми, размышляющими над сложными вопросами, плутающими в потемках собственных предположений не в силах найти ответы и уже отчаявшихся их найти, самая важная мысль приходит неожиданно, словно кто-то, сжалившись над бедным глупым человеком, посылает ее в качестве снисхождения. В голове у гриффиндорки набатом звучала догадка: «Дамблдор – превосходный стратег, он не упустит шанса разыграть последний в своей жизни ход, при чем, сделает все возможное, чтобы именно он стал решающим в этой партии, пусть даже ему уже не доведется увидеть собственной победы». Слова сорвались с губ, прежде чем Гермиона успела обдумать их: - Кого он выбрал на роль убийцы? Ответа не требовалось, девушка знала его как только произнесла вопрос, а Северус знал, что она догадалась. Порой его удивляло и пугало одновременно то, насколько умна и расчетлива эта юная девушка, а ведь ей только семнадцать, чего стоит ожидать в будущем? Он бы восхищался ею, но жизнь научила мужчину бояться умных людей, как показывал собственный опыт, от них чаще всего приходят только неприятности, лучше уже терпеть общество недалеких простофилей и смотреть на мир через розовые очки, как это делают глупые, наивные люди, нежели наслаждаться умственными процессами во время общения с интересными, невероятными людьми, которые к сожалению, рассматривают тебя лишь как фигуру в собственной игре, развлечение, способное принести пользу в определенных обстоятельствах. - Я не хочу ставить тебя перед выбором. - Ты уже это сделал. - Гермиона, я люблю тебя. Вероятнее всего эту войну мне не пережить, если сейчас мы разрешим событиям плыть по течению, то… Оба понимали как сложно было Северусу сказать то, что он хотел сказать, каким мучительным заданием было предложить ей, нет склонить ее к предательству. Умом зельевар понимал, что девушка должна остаться с друзьями а не принимать сторону убийцы кумира всех и вся в волшебном мире, но эгоист внутри него кричал о том, что ему пора подумать о себе, слишком долго он игнорировал свои нужды и слишком мало ему осталось жить на этом свете, чтобы отказаться от Гермионы из-за ощущения неправильности. К черту, для него сейчас было правильным то, чего он больше всего хотел, а хотел он ее. Северуса охватило чувство агонии, знакомое пациентам со смертельными диагнозами, которые, осознав тщетность борьбы, пересматривают свою жизнь, жалеют об упущениях, пытаются изо всех сил догнать упущенное время, исполняют все потаенные желания, наплевав на то, что казалось непреодолимым препятствием раньше, теперь, стоя на шаг от выхода, можно все высказать, можно все сделать, можно все. - То мы уже не будем вместе. Никогда. Его удивило то, с какой легкостью Гермиона произнесла слова, так больно резавшие его собственное горло, не желая вырываться с него наружу. - Мы не сможем. - Ты манипулируешь мною. Подобно Дамблдору. Подобно Лорду. - Мы те, кем себя окружаем. - Не нужно этих пошлостей, Северус. Это не оправдание. - Ты отчитываешь меня, Гермиона, но молчишь о главном. - Я не брошу Гарри. Ты просишь меня перейти на сторону Лорда вместе с тобой, но тогда эту войну не переживу и я. Это суицид. «А если переживу – подумала девушка – то потеряю всех, кроме тебя, не уверена, что это равноценно». - Черт! Прости чайка, я веду себя как последний эгоист, наверное, это агония. - Ты не умираешь. Девушка чувствовала то, чего боялась больше всего: он ждет от нее жалости, значит он отчаялся, сдался. Так не должно быть. - Сегодня я подписал себе приговор. Черт. Черт. Черт. Она прекрасно понимала, что человек, утративший надежду обрекает себя на поражение, а этого ей хотелось меньше всего, втайне девушка надеялась, что Северусу удастся выйти сухим из воды, в конце – концов, это привилегия двойных агентов – по окончанию войны подстроиться под победителя, пристать к правильной, нужной стороне. По сути у него наиболее выгодное положение в этой войне, вот только Дамблдор вытолкнул его со своей стороны, при этом заставляя сделать это собственными руками. Гермиона осознавала подлость такой просьбы директора, но до последнего не ощущала того отчаяния, с которым Северус принял свою участь, не мог не принять. Он, словно человек, отдавший свой билет другому, который теперь стоит у окна аэропорта, наблюдая за тем, как в ЕГО самолете, на ЕГО месте улетает НЕ он, стоит и ждет, пока местная охрана вышвырнет его на улицу, в чужую неприветливую страну. Зачем он это сделал, ведь поступок совершенно нелогичен. Здесь уместной будет фраза «чужая душа – потемки», почему Северус следует указаниям Дамблдора? Верит ли он в Лорда также как в директора? Все ли ему равно, чья сторона победит? Этого не понимала даже Гермиона, к тому же девушка была уверена, что и он тоже не знает наверняка, бесспорно Северус Снейп запутался в хитросплетениях интриг, сплетенных двумя выдающимися манипуляторами да и им самим. Сейчас, смотря на его лицо, в отблесках камина, Гермиона не видела более того живого выражения, тех ласковых черт, которые казались ей такими притягательными тогда, в самом начале, перед ней сидел человек, не похож более на настоящего, подделка, восковая фигура. - Когда это случится? Когда ты убьешь Дамблдора? - Еще не знаю. Думаю, не раньше Рождества. - Значит у нас еще есть время. - Слишком мало времени. - Достаточно, чтобы придумать, что делать дальше. Она хотела подбодрить его, заставить черты лица снова оживиться. Возможно, им и вправду удастся придумать план, найти выход, она верила в это, а может быть, ей просто было страшно смотреть на него такого, может быть она просто хотела, чтобы он снова смотрел на нее и видел решение всех проблем, видел собственное чудо. - Я не дам тебе умереть, Сев! Ты заигрался в шпиона, тогда как на самом деле давно стал обычной пешкой, которую гоняют по полю для создания видимости активной игры! Зачем она кричала? Что хотела этим сделать? Возможно его отчаяние дикой, неудержимой волной накрыло и ее тоже, топя пару в своей горькой воде, не позволяя сделать спасательный вдох. - Если смотреть на все твоими глазами, то скоро я выбьюсь в дамки. - Чем заметнее фигура, тем больше ловушек на нее ставят. - Ты не сможешь уберечь меня ото всех. - Не смогу. - Тем более тебе нужно спасти Поттера. Я в этой войне уже почти двадцать лет, не увидев конца, не уйду. Таким он нравился ей больше, циничным, расчетливым, собранным. Кажется эмоции, одолевавшие обоими, потихоньку отпускали, на их место приходила способность мыслить разумно, это, несомненно, больше устраивало обоих, нет смысла убиваться из-за неподвластных нам вещей, эту простую истину оба поняли слишком рано, что и способствовало тому, что они стали неисправимыми циниками. - Нам с тобой нужно придумать, как сделать так, чтобы этот конец не стал нашим с тобой. - Придумаешь, ты же умная, - Северус улыбнулся своей искренней, такой редкой улыбкой и притянул девушку в свои объятия, - а пока у нас есть время до смерти Дамблдора, потом наши дороги разойдутся. Потом. Интересное слово, интригующее, заставляющее изнывать от любопытства, от нетерпения. Потом они любили друг друга, жарко и нежно, самозабвенно. Потом гриффиндорка пробиралась ночами к его комнатам, все также ощущая себя преступницей, но по-прежнему не находя сил отказаться от наслаждения быть рядом с ним. Потом Северус Снейп убил Альбуса Дамблдора. Потом Гермиона не видела его целый год. Потом Гермиона Грейнджер, студентка школы волшебства и чародейства Хогвартс, магглорожденная волшебница, подруга Гарри Поттера лежала в хижине, на окраине волшебной деревушки Хогсмид, на залитом кровью полу и прижимала свои маленькие ладошки к лицу любимого мужчины, пачкая его собственной кровью. Потом она проклинала себя за свой чуткий слух, за то, что слышала каждый несмелый вдох и выдох, слышала слабый хриплый голос, повторяющий одно слово «Чайка». Как давно ее так не называли! Как долго ее так не назовут, ведь это было только их слово, символ их близости, символ их чувств. Она закрыла глаза и уткнулась лицом в грудь Северуса, слушая как его дыхание становится бессистемным, неритмичным, слыша булькающие звуки из его разодранного горла, чувствуя, как сердце под ее головой делает свой последний толчок и замолкает. А потом она кричала так громко и отчаянно, как это делает человек, потерявший все, что имел одним разом, как человек осознавший свое одиночество, неизбежность своего горя, непоправимость ситуации. А потом стало холодно, сначала она почувствовала, как леденеют участки, замазанные в крови, потом стало холодно в груди, а потом пришло осознание, что это он замерзает, остывает. Последний поцелуй, прикосновение к ледяным закоченевшим губам. Девушка прислонилась лбом к его лбу, прошептала в безразличное уже ухо последнее признание в любви и отстранилась, осознание далось тяжело, но бороться с реальностью глупо и бессмысленно, Гермиона понимала это как никто другой, Северус мертв, а она жива, глупо цепляться за труп, это всего лишь тело. Развернувшись, Гермиона вышла прочь, описать те чувства, которые она испытывала не составит больших проблем: ничего, ею овладела пустота, безразличие. Растерянность, неверие, злость, гнев, обида, боль, скорбь - все это придёт потом, а сейчас только кровь на ладонях и абсолютное опустошение.