Рецидивистка

— Неситесь шибче, огненные кони, К вечерней цели! Если б Фаэтон Был вам возницей, вы б давно домчались… Я сидел в душном зале. Одна из студенток ужасно фальшивила монолог Джульетты, и я устало потер глаза. Я любил свою работу, но сейчас она меня не радовала: недоактеры и актрисы изо всех сил старались вжиться в роль, да так сильно, что выглядели смешно. Театр — фальшь, я привык, но иногда это переходит все границы. Утомился. Хотелось чего-то нового. За этим я и назначил встречу с давним другом, чтобы получить хоть какие-то положительные эмоции. Процитировав всем известного Станиславского, я собрал вещи, накинул на плечи пальто, поправил лацканы пиджака и оставил ученикам задание подумать над своей игрой, чтобы в итоге я в нее поверил. — Но Станислав Давыдович… — заупрямился один из актеров, имя которого всегда вылетало из памяти. — Ничего не знаю, — отрезал я у двери, — завтра на прогоне покажите свое мастерство. И выспитесь, Капулетти и Монтекки в жизни не видели таких мешков под глазами, какие у вас. Удачи, — пожелал я, выходя в коридор института, а оттуда и на прохладную улицу, встретившую меня свежим воздухом и ощущением покоя. Я вышагивал по улицам вечернего города, наблюдая за машинами, фонарями и тенями прохожих. Стараясь прогнать тоску, я вдохнул поглубже и, неестественно выпрямившись, гордо поднял голову. Я прошел так метров пять, а потом перестал бороться с собой, осознавая всю бессмысленность затеи, и прошел последний квартал с искренней усталостью. Играть роль не хотелось. Серега или, как его называли на работе, старший следователь Верехов уже дожидался меня на крыльце участка, докуривая сигарету. Мужиком он был обычным, работал исправно и содержал семью. Несмотря на всю окружающую его рутину, Серый отличался необъяснимой непосредственностью и оптимистичным образом мышления. Он часто шутил и редко злился, застать его хмурым — редкость. Наверное поэтому я искал встречи с ним в особенно серые дни. Вот и сейчас он приветливо помахал мне рукой и заразительно улыбнулся. Я улыбнулся тоже. — Чего такой кислый? Студенты достали? — спустился ко мне он. — Они самые. Устал так, что, кажется, не случись эмоциональных перемен, слягу с нервным срывом, — хохотнул, переведя в шутку. Мы уже сошли с крыльца, как в дверях показался худощавый паренек и глазами выискивал коллегу. — Сергей Ильич, — он обернулся, — там Палыч административника привез, оформите? — из рассказов я знал, что административниками в участке называют лиц, совершивших мелкие административные правонарушения. Этакий полицейский термин. — Что уж не оформить, — на это дежурный облегченно выдохнул. — Кого привезли хоть? — Догадайтесь, — заискивающе протянул паренек, запуская нас внутрь. — Опять?! — удрученно воскликнул Серега, а паренек лишь понимающе улыбнулся. — Снова, Сергей Ильич, снова, — он протянул папку с заведенным делом и сообщил, что преступник, уже казавшийся мне великим и ужасным, ожидает следователя в кабинете. — Тебя здесь подождать? — я уже хотел присесть в приемной. — Пойдем, — воодушевленно изрек друг, — тебе понравится, — он уверенной походкой направился к месту допроса. Анализируя ситуацию, я не мог прийти к верному выводу касаемо необходимости моего присутствия, но решил не предпринимать попыток отыскать правду — все равно все сейчас сам увижу. Я равнодушно шел за Серегой, а тот, в свою очередь, читал информацию на ходу и напевал какую-то веселую песенку. Мы наконец вышли к коридору, в самом конце которого горел свет из окошка допросной. Ильич ничуть не сбавил шаг, проходя мимо, уже зная, кто дожидается его. А я имел смелость кинуть пустой взгляд за стекло, который таковым бы и оставался, не успей я рассмотреть фигуру внутри. В центре комнаты за столом сидела миниатюрная девушка. Мягкие черты лица, пытливый, но нежный взгляд куда-то вперед, подобранная в деловом стиле одежда, худенькое телосложение и распространявшееся по приемной тепло от её присутствия. Она не была похожа на обделенного жизнью подростка с кучей комплексов, коего я ожидал увидеть, напротив, её осанка и умиротворенная поза говорили о душевном благополучии личности. — И это преступница? — негодовал я. — Рецидивистка, — убедил Серега и вошел в комнату, пропуская меня за собой. Я с недоверием осматривал девчонку, желая найти объяснение сложившейся ситуации, потому что её образ с полицейским участком не вязался никак. Мне не удавалось. Незнакомка, в свою очередь, приветливо и широко улыбнулась Верехову, как обычно наивно улыбаются маленькие дети, а завидев меня за его фигурой, испуганно насторожилась, словно увидела чужого. Набравшись смелости, быстро оглядела меня сверху до низу, догадалась, что я не имею здесь никакого значения, и с радостью обернулась к следователю, простодушно игнорируя мое присутствие. — Копылова, я тебе лично выпишу карту постоянного клиента, чтобы проходила ко мне без очереди. — Конечно, — просияла девчонка, — положу на видное место и буду всем рассказывать. В сарказме девчонки не слышались нотки обиды или злости. Неподдельное дружелюбие и искренность. Странная. Сергей Ильич сел напротив девушки, а я занял место в углу, наблюдая за происходящим с набирающим обороты интересом. — Расскажи мне, Копылова, — Верехов комично положил лицо в ладони, опираясь локтями на стол, — каким образом тебя час назад выловили из городского пруда? Я опешил. Присмотревшись повнимательней, я заметил смазанный макияж и оценил состояние волос — они слиплись прядями от воды, тем не менее все еще выглядели ухоженными. — Там такая веселая история случилась! — воодушевление в голосе и желание поделиться своей радостью. — Гуляли мы, значит, по набережной… — Имена ты, конечно, не назовешь, — уточнил следователь, но все еще собирался выслушать. — Нет, конечно, — нахмурилась, не понимая надобность вопроса. Затем вернулась к своему рассказу, не обижаясь на то, что её перебили. — Так вот, вечер, красота, звезды, романтика. Ну Бульбахаб меня и спрашивает… — Она никогда не называет реальных имен, — вовремя просветил меня Сергей, — но оттого сообщники не становятся вымышленными. Я глупо улыбался, ощущая себя на спектакле. — Продолжай, партизанка, — вновь обернулся он к девчонке. — Ну я и говорю, — не теряла запал, — спрашивает, что самое непредсказуемое я совершала. Ну я и подумала, что, наверное, самое непредсказуемое еще впереди. Тогда Вефлюшка захихикала и поделилась гениальной идеей сделать что-то странное сейчас. Суфыр предложил мне в экстренных условиях сделать косплей на барыню, обокрав манекен рядом стоящего магазина. Персихон, как всегда, мыслил заоблачно, и задания не отличались реальностью. Тогда, за неимением вариантов, я прыгнула в реку. Повисла пауза. Неопределенная, раздражающая меня и Серегу, но только не девчонку. Она беззаботно качала ногами на стульчике, полностью переключившись с истории. Можно было бы окрестить её психически нездоровой, но проказная ухмылка, которую Копылова сдерживала изо всех сил, не осталась незамеченной и полностью доказывала её дееспособность. — По ней МХАТ плачет, — тихо пошутил я, чтобы разогнать неловкость. Получилось. — Ага, — понимающе покосился на меня Серега, смахивая воображаемые капельки пота, — горькими слезами. Глядя на чудное создание, мне все труднее было сдерживать идиотскую улыбку. Такая забавная, необычная и непонятная. Я прекратил искать подвох, хотелось просто любоваться. — А теперь правду, — попросил Верехов. Рассказанная история действительно похожа на бред, но я не сомневался, что выдумки в ней чуть меньше реальных событий. — Да я желание проиграла, — не пытаясь скрыть очевидное, пожала плечами девушка. — Кира, мать твою! — внезапно хлопнул по столу Серега. Даже я вздрогнул, не говоря уже о девчонке. Она вжалась в сидение, повинуясь страху, а потом, набравшись смелости, насупилась и смотрела на следователя исподлобья, как обиженный ребенок. Верехов посерьезнел, больше не шутил и девчонке сделать этого не позволит. Отчего-то я был в этом уверен. — Забыла наш последний разговор? — Как раз его я отчетливо помню, — капризно вскинула голову на следователя, демонстрируя раздражение. — И о чем мы договаривались? — испытующе смотрел на задержанную сверху вниз. Девушка отвернулась к стене. — Что я не буду играть с мэром города в покер на деньги, — донесся до меня девичий недовольный шепот. Удивление, восхищение, восторг — все смешалось во мне после этой фразы. Разговор принял новый оборот, и мне ужасно хотелось смеяться, глядя на то, как эта маленькая девчонка неосознанно выводит из себя всегда улыбчивого, добродушного мужичка. Ей казалось все безобидным, и она действительно не понимала, почему следователь с ней груб. Такая наивная, такая милая. Захотелось её обнять и прекратить экзекуцию, захотелось все ей объяснить. Но вместе с тем она не нуждалась в этом — я убедился через пару слов. — И что в этом тебе не понятно? — А о других азартных играх разговора не было! Я не выдержал и засмеялся в голос. С одной стороны, глупо цепляться к словам и везде искать лазейки — это не занятие взрослых. Но в девчонке детская игривость и поверхностная логика сочетались органично, словно так и задумано, словно это единственно верное поведение. Едва я смог дышать, заметил затравленный взгляд Сереги. Он смотрел на меня, как на предателя. — Прости, дружище, — я поднял руки в примирительном жесте, все еще продолжая смеяться, — но, с юридической точки зрения, она права. Верехов обиженно поджал губы и занял свое место, заполняя бумаги. Я мельком глянул на девчонку и смех пропал. Она опустила голову и лукаво улыбалась, словно услышала комплимент в свой адрес. Безусловно, так и было, но я не ожидал, что девчонка отреагирует как… женщина? Надо же, я впервые увидел в ней пускай не зрелого, но взрослого по годам человека. Умная, знающая многое женщина, но вместе с тем мудрая, чтобы скрывать это от остальных. Должно быть, и я увидел это в ней только потому, что она сама мне позволила. Я мог бы оскорбиться, сделав это открытие, но не стал: уверенность в её искренности не пропала. — И что мне с тобой делать? — устало выдохнул Сергей, по-отечески глядя на нашкодившего ребенка. — Понять и простить? — чистосердечно предложила в своей манере. Она не хотела польстить или оправдаться, не выпрашивала прощение — предлагала гуманные варианты развития событий наравне со следователем, будто речь идет не о ней. — Ага, чтобы через неделю снова тебя увидеть? Кира промолчала. — Стас, — обернулся он ко мне, доставая папки из стола, — ты представляешь, что она учудила? Десятое мая, — читал он первое дело, — установила палатку в туристическом магазине и приглашала других покупателей зайти к ней, если у тех были печеньки. — Людям нужна была радость, — как-то обиженно грустно объяснила девчонка, всерьез не осознавая преступления, — если бы я тогда случайно к себе администратора не позвала, никто бы не пострадал. — Хорошо, — согласился следователь, но открыл второе дело. — Пятнадцатое апреля, организовала человеческую многоножку в аквапарке и каталась полным составом на горках, ставя под угрозу безопасность остальных посетителей, — на этот раз девчонка не стала говорить, что никто не пострадал: бессмысленно. Скрестила руки на груди и отвернулась. Обиделась. Мне стало стыдно. Довел беззащитное существо. — И как, скажи мне, из двадцати человек поймали только тебя? — Ноги у них длинные, вот и убежать успели, — буркнула. Не беспочвенное суждение, но мне думалось, что она специально осталась последней, спасая от стражей закона соратников. Казалось, она просто не смогла бы поступить по-другому. Усмехнулся. Как же быстро я начал наделять её благородными качествами. Впрочем, решил не останавливать рвение, девчонка не дала поводов думать о ней плохо. Почему бы не думать хорошо? — Это ещё куда не шло! — продолжал Серега. Я хотел бы усмирить его пыл, попросить не давить так на Киру, но понимал, что не имею права препятствовать воспитательной беседе. — А что произошло в марте? Ты жгла чучело на крыше небоскреба и водила вокруг хороводы с этническими песнями! И не говори мне, что это была китайская масленица, я все равно не поверю. А девушка и не хотела. Она упрямо молчала, отвернувшись. — Будешь наказана по всей строгости закона, — отчеканил, доставая новый листок. Пока тишину нарушал лишь скрип ручки по бумаге, я смотрел на девчонку. Ранимая. Солнечная и светлая. Простая. А ещё красивая. Искренняя. Каждый день играя роли, притворяясь кем-то другим, забываешь о том, как может быть по другому. А она напомнила. Стало легче, появились силы жить. Необычная, такая неправильная для моего мира. Настоящая. Удивительно: творит, что хочет, не боится вести себя глупо и радуется всему. Такой хочется любоваться на расстоянии, чтобы ненароком не испортить своим присутствием. Ведь я могу. — Место учебы не поменяла? — невинно поинтересовался следователь, изображая забывчивость. Видимо хотел, чтобы и я узнал об этом. — Нет, — сухо, разгадав провокацию Верехова. Но тот не спускал взгляда ожидания и девчонка сдалась. — Юридический институт Министерства внутренних дел РФ, — пробубнила, — Юриспруденция, третий курс. Я восторженно присвистнул, на свое счастье не вызвав порицание Копыловой. Момент был до невозможности комичен. Дерзкая преступница, головная боль участка и юрист?! Как? Но, стоит заметить, если она до сих пор не за решеткой, с работой она справляется. Однако мне не давал покоя один вопрос, и я задал его, смотря в чистые глазки девчонки. — Почему не в театральный? У тебя есть все способности! Лицо девушки помутнело, губы слегка сжались, а глаза с прищуром смотрели на меня. Не знаю, что именно вызвало такие перемены в настроении, но мне они понравились. Она осматривала проникновенно, но все еще чисто, завораживая своей честностью. Кира нашла мои глаза и прямо озвучила свое мнение. — Я предпочитаю жить жизнью, а не играть в неё. Оглушен. Передо мной снова оказалась взрослая женщина, понимающая сложность жизни и убежденная в своих приоритетах. Только смелость, бесстрашие и зрелость. Позволила заметить эти качества в ней. Восхищает. Все еще честная, все еще открытая, но уже не ребенок. Самостоятельная. Готова идти в бой. Что я там говорил о созерцании на расстоянии? Забудьте! Я добьюсь эту девчонку и уверен, что имею на это полное право. — Я хочу её, — двусмысленность фразы не помешала мне её озвучить, — эта ненормальная в моем вкусе. Пауза. Серега замер. Я следил за реакцией Киры. Девчонка все еще смотрела мне в глаза, сохраняя спокойствие. Но стоило мне посмотреть на грудь, то было заметно, как она быстро поднимается и неестественно медленно опускается — подавляет беспокойство. Не боится, но волнуется. Малышка. — Я придумал наказание, — вернул в реальность Верехов. Он весело раскачивался на стуле и выстукивал колпачком ручки очередную мелодию, оповещая о завершении работы и начале его любимой части — вынесение вердикта. Кира легко обернулась к нему, с наивным любопытством ожидая решения. Снова спрятала вторую себя. Мне нравится. Да, она определенно будет моей. — Штрафы и исправительные работы не помогают уже давно. Письма в деканат ректор игнорирует, отказывается верить в твои похождения, и мнение о тебе у него не меняется. Искать приключения на пятую точку ты не перестанешь, даже просить не буду. Но все же некоторую власть я имею. Серега взял паузу, устало потягиваясь. — Стас, который час? — Половина восьмого, — мгновенно отозвался я, поторапливая решение Ильича. — Так вот, я знаю, куда тебя пристроить. Пятнадцать суток исправительных работ в качестве личного ассистента Станислава Давыдовича, то есть куратора потока театрального института, начиная с завтрашнего дня на перевоспитание. Здорово… Хотя, кажется, так думаю только я. Копылова беззвучно возмущалась, открывая и закрывая рот, но, не найдя лучшего решения, обиженно нахмурилась и зыркнула на меня. Готов поклясться, она уже строила план мести. Какая милая. Хитро улыбнулся. — С ректором я договорюсь, не думаю, что возникнут проблемы. А ты, мартовский кот, — заметив мою улыбку, — будешь присылать мне отчет о работе. Думаю, это то, чего тебе не хватало. Свободны. Кира не стала говорить что-либо, видимо знала, что Верехов не изменит решение. Подхватила сумку и молча вышла из кабинета, не считая нужным прощаться или угрожать. Я благодарно улыбнулся другу. Знает, черт, все обо мне знает. Он тоже понимающе кивнул, снова напевая какую-то музыку. Я поспешил на выход. — Театр — фальшь, — неожиданно серьезно предостерег Серега в дверях, — не сломай её. Верехов смотрел на меня с просьбой, неподдельным беспокойством. Он заботился о девчонке, привязался к ней, и я его понимал. К такой трудно не проникнуться. Киру трудно не любить. Я помолчал немного, взвешивая все за и против своего ответа, но развернувшись к нему лицом, счастливо произнес: — Скорее она меня починит. И, знаете, я не пожалел.