Я скоро буду дома

I'm paralyzed. Where are my feelings? I no longer feel things I know I should. I'm paralyzed. Where is the real me? I’m lost and it kills me inside. NF - Paralyzed

Дин снова не спит. Запивает бессонницу дорогим виски и держит в руках пожелтевшую фотографию, местами стёртую временем. На снимке мальчик и девочка лет двенадцати, взятые крупным планом. Юная Брук Хармон лениво склонила голову к его плечу, и её рот расплылся в улыбке, подобно чеширскому коту. А у Дина на лице счастье, раньше не встречавшееся в бесконечных поездках с отцом и руки ещё не такие мозолистые. В детском игривом взгляде нет ни горечи, ни суровости. Совсем мальчишка. Дин помнит, как на летних каникулах они сочиняли сказки, лежа на скрипучих мотельных кроватях, пока Джон и Мартин охотились. Как правило, эти сказки были о мужественном рыцаре, кровожадном драконе и прекрасной принцессе. В каком-то смысле, они находили отдушину в этих сказках. И пусть они об этом не задумывались, но их вымышленные персонажи имели вполне реальные прототипы в жизни. А однажды Сэмми нашел среди папиных вещей полароид. Зачем он понадобился Джону — неизвестно. Спустя пару неудачных снимков, Винчестер-младший всё-таки добился своего и запечатлел на снимке счастливые лица Дина и Брук. Примерно в то же время за Дином закрепилось прозвище "зеленоглазого рыцаря". Дину нравился такой почётный титул, да и создательница прозвища тоже была довольна. Уже по прошествии времени, когда сочинять они почти вовсе перестали, Брук не упускала возможности напомнить Дину о его должности зеленоглазого рыцаря, и о том, что он обязан спасти её даже от самого страшного дракона. Не спас. Дин откладывает фотографию на стол и залпом допивает оставшийся на дне стакана виски. Нет сил даже пойти за добавкой. — Милая, — едва слышно говорит он, — это место перестало быть домом без тебя, — на секунду прикрывает глаза и тяжелый вздох вырывается сам собой. Зажмуривает глаза крепче и в голове эхом проносится её звонкий смех. Он отгоняет от себя воспоминания того дня, когда они купили дом. Брук отказывалась воспринимать реальность — лишь утыкалась носом в плечо Дина, изредка всхлипывая. Столько всего она наговорила в тот вечер: и о их детстве, и о родителях, о жизни охотников в целом, что Дин и сам чуть не пустил слезу. Но, тем не менее, они устроились. Правда первое время у обоих было ощущение, что этот дом — словно пародия на "нормальную" жизнь, которой у них никогда не будет. Ещё только не хватало белого забора и зелёной лужайки. Винчестер с Хармон понимали, что такая жизнь является непозволительной роскошью для охотников. Но также они понимали, что сам факт того, что они вместе — очередное нарушение негласного кодекса охотников. Жизнь — не сахар. Особенно для тех, кто рубит головы с плеч саблезубых вампиров и оттирает кров с рубашек чаще, чем кто-либо. Так почему не позволить себе немного радости? Судьба была не слишком благосклонной ни к Дину, ни к Брук: забрала у них нормальное детство, заставила пройти все круги ада на земле, выпотрошила, замучила, и не оставила почти никого из близких. Уж нормальный дом они заслуживают. Дин изрядно напился. Нетвердым шагом идет в спальню и останавливается, как только взгляд скользит по фотографии на прикроватной тумбочке: их совместное фото, на котором Брук смешно морщится с высунутым кончиком языка, а Дин строит нарочито недовольное лицо. — Родная... Дин похоронил Брук на погребальном костре, как и подобает охотнику. Винчестер смотрел потухшим, почти безжизненным взглядом, как языки пламени поглощают мёртвое тело. Ему уже не хотелось ни кричать, ни ломать мебель, ни сбивать костяшки в мясо, словно в попытке разрушить несуществующую стену между жизнью и смертью. Потеря близких вытянула из Дина Винчестера жизнь. Сломала окончательно. Смахнув слёзы, и, кинув прощальный взгляд на погребальный костёр, Дин сел в Импалу и уехал, куда глаза глядят. Останавливаться приходилось только чтобы заправиться. Охотник ни о чём не думал. Старался, по крайней мере. Когда наступила глубокая ночь, он притормозил на обочине. Усевшись на капот, Винчестер глянул на звёздное небо. В другом мире он бы сейчас любовался этим видом и потягивал бы пиво на пару с братом и девушкой. Но сейчас Дину лишь хотелось немного, насколько это возможно, облегчить свои душевные терзания. Время для него остановилось. Он не знал, сколько уже просидел на капоте — пять минут или час. Его надломленный голос рассек тишину пустого шоссе: — Господи, где же ты там сидишь? Это часть твоего замысла? Твой непостижимый план? — горькая усмешка, — Господи, тебя просто нет. Это многое бы объяснило. Ты не оставил мне никого. Никого, слышишь?! — Опускает взгляд, не обращая внимания на слёзы, и вновь поднимает глаза к небу, — Мне ведь теперь и жить незачем. Но просить о лёгкой смерти я тебя не буду, нет. Это будет слишком благородная казнь. В голове Дина отчётливым эхом слышится насмешливый голос последнего демона перекрёстка, которого он вызывал: "Дин Винчестер остался совсем один. Какая жалость. Ни один демон перекрёстка не будет заключать с тобой сделку, а знаешь почему? Потому что теперь твой ад здесь — на земле. И нам доставляет удовольствие наблюдать за твоими мучениями. Наслаждайся своей вечностью, Винчестер. Увидимся на другой стороне". — Господи, а если ты всё-таки есть, то выкуси. Я буду колесить по штатам, как чёртов Эдмунд Кемпер* до тех пор, пока не разобьюсь или пока не останется сил ехать дальше. Дин отвёл взгляд от фотографии. Раздавшийся за спиной женский голос заставил его обернуться: — Ты ведь обещал больше не напиваться. Родной голос слышать настолько больно, что он отдает глухой болью где-то в солнечное сплетение. Винчестер на секунду подумал, что слишком много выпил. Он попытался сморгнуть мираж, но ничего не вышло: Брук стояла напротив него и смотрела немного встревоженным, но тёплым взглядом. — Привет, рыцарь, — почти шёпотом произнесла она и уголки её губ едва заметно поползли вверх. Ноги прибиты к полу. Рука за солью не тянется — он бы не додумался. Не успел Дин ничего сообразить, как Брук подходит и кладёт руку на его колючую щёку. Он блаженно прикрывает глаза, поддаваясь едва уловимому холодному касанию. "Как же я скучал" — хочет сказать Дин, но не может ничего из себя выдавить. Он не сдерживается — горячие слезы обжигают щеки. Слизывает их языком и наконец открывает глаза — Брук по-прежнему здесь, в их спальне. — Я всегда рядом, Дин. И Сэм тоже. — Брук, я так виноват перед тобой, — произносит Дин, но Хармон на это лишь неудовлетворённо качает головой. — Нет, Дин. Пожалуйста, не вини себя. Знаю, ты привык быть вечным старшим братом, но вот этого всего не нужно. Просто... — запинается Хармон и до боли прикусывает нижнюю губу, — просто так сложилось и всё. У меня не так много времени, так что... Ты не расстраивайся, Дин, — несмотря на улыбку, голос Брук всё же срывается на последних словах, а сама она растворяется в воздухе. Дина словно ледяной водой окатили. Он тут же обернулся, в попытке увидеть Хармон снова, но всё тщетно. Мне больше нечего терять. Дин поспешно выходит из дома и направляется к Импале, полный желания уехать подальше отсюда. Снова в дороге. Снова останавливается только чтобы заправиться. Когда за окном автомобиля появилось пожелтевшее сухое поле, освещаемое только луной, он остановился. В одной руке фляга, в другой — пистолет.  Вот и всё. Он сделал глоток и вышел из Импалы, попутно заряжая пистолет.  Дин посмотрел в ночное небо, прежде, чем глубоко вздохнуть и прошептать: "Я скоро буду дома." Выстрел. Он всегда говорил, что хотел умереть с пистолетом в руке.