Всему свое время

      Гарриэт Поттер — это просто ходячее недоразумение. Неотесанная, вечно лохматая, не умеющая нормально одеваться, глупая и несуразная. И по глупому стечению обстоятельств эта девица — всемирная знаменитость, та самая Девочка-которая-выжила. Кто-то ее любил до фанатизма, а кто-то ненавидел до искреннего желания убить, но оставаться к ней равнодушным не мог никто.       Не могла и Драко Малфой. Она всегда и всем твердила о том, как же она ненавидит Гарриэт Поттер. Причин было много, и о них девушка тоже могла разглагольствовать часами. Гарриэт всегда кажется приторно идеальной и доброй. Эдакая героиня, которая готова кинуться под Авада Кедавру, защищая других. По мнению Драко это — просто верх глупости. Надо в первую очередь думать о себе, думать о последствиях. Вообще сперва думать, а уже потом действовать, а не поступать так, как глупая и неотесанная Поттер.       Гарриэт всегда ходит лохматая. Ее иссиня-черные волосы то и дело торчат неровными локонами, точно живут своей жизнью. Она не в состоянии привести их в порядок, до ее скудного ума не доходит, что можно использовать магию. Поттер плевать, как она выглядит, плевать, что ее грива напоминает швабру. Ей так удобно и комфортно, и Драко это неимоверно раздражает.       Гарриэт всегда выглядит так, будто минуту назад свалилась с метлы. Ее одежда мешковата для такого тощего тела, ее обувь безвкусна, она визуально укорачивает ей ноги. Поттер одевается как занудливый задрот, благо и очки она носит не в меру карикатурные, ужасно круглые и вечно треснутые. И ее это устраивает.       Драко это раздражает. Ее раздражает вообще все в Гарриэт Поттер: ее манера общения, ее глупые очки, ее еле заметные веснушки, ее вечно торчащие лохмы, ее уже кем-то поношенная великоватая одежда, ее добрая улыбка, ее невероятное умение летать на метле, ее потрясающие зеленые глаза… Драко все это ненавидит. Или просто старается доказать себе, что ненавидит. Испытывать к Гарриэт Поттер ненависть намного легче, намного проще для личного душевного спокойствия. Малфой так привыкла ненавидеть, что это стало частью ее самой.       И все же она озирается по сторонам, проверяя, не идет ли за ней кто, а после уверенно шагает по коридору вперед. Ее невысокие каблуки не отбивают стук на каменному полу, потому как она шагает максимально аккуратно, дабы не привлечь ненужного внимания со стороны Филча. Этого сейчас не нужно. После перерыва все студенты должны мирно спать, старосты в такое спокойное время не патрулируют коридоры школы. А более спокойных деньков в Хогвартсе сложно припомнить.       Драко уверенно подходит к нужной двери и произносит пароль. Ванная для старост — одно из тех немногих мест, которые Малфой готова назвать более-менее сносными. Она немного напоминает ее ванную в родном поместье, и это успокаивает и без того расшалившиеся нервы. Успокаивает настолько, что она сама лично сказала, как можно попасть в это помещение одной неотесанной девице, которой путь в ванную был запрещен по той простой причине, что она не староста. Да, старосты Гриффиндора Герман Грейнджер и Роза Уизли, а знаменитой Гарриэт Поттер не досталось заветного значка. Драко в свое время долго напоминала об этом, старательно игнорируя то, что Поттер была капитаном команды по квиддичу.       Как только дверь открылась, Драко услышала, как плещется вода. Она переступила порог и сглотнула. Вот так вот, она снова наступает на те же грабли, при том вполне умышленно. И это происходило с завидным постоянством. Малфой не хотелось думать о том, что будет, если об этом узнает ее отец. Пусть будет убежден в том, что его единственная и безусловно любимая дочь испытывает к Девочке-которая-выжила только ненависть. Ведь так проще для них всех, не только для всей семьи Малфой, но так же и для Гарриэт Поттер.       Это зеленоглазое недоразумение обнаружилось у самого бортика огромной ванны, которая уже активно наполнялась водой из золотистых кранов. На висевшем на стене огромном гобелене мирно спала русалка с изумрудным хвостом, а Драко подумала о том, что ее, должно быть, усыпила именно Поттер. Хоть чему-то эта дура научилась сама. Глуп тот волшебник, который не умеет решать свои проблемы с помощью волшебства, а ищет иные, никому не нужные выходы.       Гарриэт водила ладонью по воде, чуть склонив голову. На ней был мешковатый свитер в гриффиндорской расцветке и безразмерные шорты. Да, Поттер совершенно не умеет одеваться, и Драко не хочет признавать, что это не делает ее хуже. Гарриэт умудряется всегда быть собой, ее настолько не волнует общественное мнение. Она не будет одеваться как леди просто потому, что ей это не нравится. Она сделает это тогда, когда захочет сама. Драко так не может, просто не умеет, ей слишком важно производить о себе наилучшее впечатление. У нее свои нормы, у Поттер свои. Они всегда были биполярно разными, еще со дня знакомства, когда Малфой великодушно предложила ей свою дружбу, а Гарриэт не менее великодушно отвергла ее. Как же давно это было, минуло больше пяти лет, но для Драко это стало самым обидным уроком в ее жизни.       Гарриэт обернулась. Ее очки чуть блеснули в свете свечей, выражение лица сложно было сразу разглядеть в полумраке. Малфой вновь подумала о том, что было бы сложно придумать действительно хорошую ложь, если бы их однажды застали в этой ванной вместе вот при таком практически интимном полумраке. Следом за этим в голову приходили странные фантазии о том, как она привела бы эту неотесанную девицу домой и представила бы ее отцу. И ведь непонятно, как бы среагировал на подобное Люциус, так что фантазия всегда обрывалась быстрее, чем Драко начинала воображать, что отец совершает детоубийство.       Девушка мотнула головой, отгоняя прочь все эти глупые мысли. Она на миг опустила взгляд, смотря на свою одежду. Ее кофта с небольшим декольте красиво облегала тонкую статную талию и выгодно подчеркивала небольшую грудь, юбка была настолько короткой, чтобы не сойти за откровенно пошлую и демонстрировать красивые длинные ноги. Малфой всегда умела себя преподнести, чего не скажешь о Поттер, и в этом тоже состояло их радикальное отличие. Длинные золотистые волосы Драко изящной гривой падали на спину до самой поясницы, они были предметом ее гордости. Так что, глядя на лохмы Гарриэт, Малфой могла горделиво задирать подбородок и говорить о том, что уж она-то, в отличие от этого недоразумения, выглядит прилично.       — Привет.       Поттер улыбнулась ей, а Драко поджала губы, словно стараясь выразить все недовольство миром своим выражением лица.       — Идиотский свитер.       Гарриэт лишь улыбнулась шире, а Малфой задумалась о том, как так вышло, что она начала находить эти черные лохмы милыми, а зеленые глаза самыми прекрасными в мире. Когда это вообще произошло? Что стало толчком к таким странным мыслям? Слишком сложные вопросы, на которые не очень-то и хотелось отвечать.       Гарриэт Поттер — сама непосредственность. Ей удается и не пытаться притворяться тем, кем она не является. Она вовсе не умеет лгать и не терпит лжи от других, и это тоже всегда раздражает. Драко Малфой слишком не похожа на нее и в этом. Ей сложно говорить честно, ей сложно быть тем, кем она является на самом деле, потому как отец всегда учил ее никому не доверять. Сложно открыть свое сердце, еще сложнее впустить кого-то в свое сердце.       А Гарриэт… Она однажды победила Темного Лорда, будучи младенцем. Она научилась вызывать полноценного Патронуса, будучи тринадцатилетней девчонкой, она стала самым молодым игроком в квиддич за последние сто лет. И именно она каким-то образом нашла путь к сердцу Драко Малфой. Эта ее исключительность так же раздражала Драко, а потому девушка и по сей день не признавалась сама себе в том, что несуразная Гарриэт Поттер стала ей дорога. Дорога настолько, что гордая и честолюбивая Малфой снова и снова приходила всякий раз, когда ее звали. Она еще не готова это признать, не готова улыбаться Гарриэт, открыться ей полностью, но этого и не надо. Она уже получила больше, чем кто-либо другой. Она узнала Драко лучше кого бы то ни было в этом мире. Именно поэтому она лишь улыбалась, услышав от Драко упрек или увидев ее деланно недовольное выражение лица. Поттер слишком хорошо понимала подноготную слизеринки, чтобы обижаться на такие мелочи.       — Ты такая красивая.       Драко возмущенно вздернула подбородок и прошла вперед, к ванне, демонстративно не смотря на Поттер.       — А ты как обычно похожа на чучело.       Сколько раз ей говорили эти слова, говорили самые разные люди, будь то мама, кто-то из родственников, подруги, влюбленные юноши. Но никогда еще эти слова не смущали настолько сильно. Гарриэт умудрялась расшатывать ее душевный покой парой слов, и это возмущало, но вместе с тем и вызывало невероятное тепло в душе. Противоречивые чувства, на которые Драко, как она считала, прежде вовсе не была способна.       — Ну да, как обычно.       Поттер стыдливо пригладила волосы, которые в самом деле торчали, а Малфой посмотрела в ее сторону украдкой, борясь с желанием подойти к девушке, сказать ей, что даже эти ужасные лохмы прекрасные и невероятное милые, погладить Гарриэт по голове, снова увидеть ее искреннюю улыбку и улыбнуться в ответ. Желание было поразительно сильным и острым, бороться с такими порывами с каждым днем все сложнее. Но Драко все еще боролась изо всех сил.       — Приведи себя в порядок магией уже, самой не надоело?       Еще недавно они не могли даже говорить вот так, почти спокойно и без видимых оскорблений. Лед постепенно таял, девушки прекрасно это понимали и не спешили. Всему свое время.       — Герман уже пытался, — отозвалась Поттер. — Ничего не выходит, даже магия бессильна.       Драко хмыкнула.       — Она победила Темного Лорда, но не в состоянии уложить волосы. Ты безнадежна, Поттер.       В одно лишь это «Поттер» Драко вкладывала больше эмоций, чем в весь остальной поток никому не нужных слов и выражений, и Гарриэт всегда это ощущала. Она могла безошибочно определить настроение Малфой исходя из интонации, с которой та произносит ее фамилию.       — Что поделаешь…       Поттер улыбнулась чуть шире. Теперь, оказавшись к ней ближе, Драко могла прямо смотреть в ее глаза, которые по обыкновению сияли добродушием и той самой искренностью, которая вводила в настоящий ступор.       — В твоем случае все безнадежно.       Стянув с плеч мантию и избавившись от обуви, Драко присела на край бортика, погрузив ноги в теплую воду. Ванная практически наполнилась, так что Гарриэт выключила краны, додумавшись сделать это магией. Укоры Малфой шли на пользу этому недоразумению, она все же вспоминала о том, что она волшебница, а не какой-нибудь маггл. Положив волшебную палочку рядом с махровым полотенцем, которое она принесла с собой, Поттер поднялась на ноги и стянула с себя свитер.       Малфой помнила, что первое время Гарриэт безумно стыдилась наготы и боролась со своими комплексами, ей было сложно довериться кому-то другому. Она переборола свою неуверенность, как и сама Драко, и хоть в этом они были похожи.       Свитер оказался на мраморной подогретой поверхности, а Малфой чуть искоса посмотрела на Гарриэт. Ее тело могло показаться неказистым, угловатым и слишком тощим, но Драко оно нравилось. Поттер была смуглой, у нее слегка выпирали ребра, живот был впалым, но вот руки не были хилыми, в них чувствовалась сила, спасибо за то квиддичу. Драко помнила каждую родинку на этом теле и понимала, что перестань Гарриэт носить мешковатую одежду и оденься она приличнее, Хогвартс не без удивления понял бы, что она красивая. Драко этого категорически не хотела. Ей слишком нравилась мысль о том, что такую Поттер может видеть только она, что красота Гарриэт доступна лишь для нее. Слишком хорошее ощущение, к которому Малфой привыкла.       Избавившись от шорт, Поттер осталась в одном лишь нижнем белье. Теперь Драко посмотрела на нее открыто, думая о том, что в ее собственном ажурном нижнем белье Гарриэт смотрелась бы просто отлично. Уловив на себе чужой взгляд, Поттер вмиг густо покраснела.        «Ты зависима от меня», — подумала Малфой. — «Я хочу, чтобы ты всегда была зависима. Чтобы ты сама смотрела только на меня. Чтобы тебя голой могла видеть только я».       Драко еще не готова сказать это вслух, ей пока легче твердить и себе, и всему этому миру, что она ненавидит Гарриэт Поттер и все, что с ней связано. Твердить, что ей плевать на Поттер, плевать на то, что на нее так откровенно заглядывается тот рыжий Уизли. Это и правда намного легче, пока лучше пусть все будет именно так.       Решительно вытащив ноги из огромной ванной, Драко протянула руку вперед. Этот жест и тот давался ей с трудом, но теперь Гарриэт на него отвечала. Она больше не отстранялась, она сама тянулась к ней, и Малфой это бесконечно нравилось. Как только смуглая ладонь оказалась в ее хватке, Драко потянула ее на себя, заставив Поттер присесть на колени. Гарриэт сглотнула. Она до сих пор привыкает к физической близости, в то время как Малфой привыкает к близости моральной. И в этом они друг перед другом равны.       Они оказались на одном уровне. Драко посмотрела в чужие глаза сквозь стекла очков, стараясь отгонять ненужные мысли. Здесь и сейчас притворяться не надо. Она может быть собой, она может раскрыть свою душу Гарриэт так же, так та доверяет ей свое тело.       Поттер первая потянулась вперед. Ощутив прикосновение ее губ к своим, Драко прикрыла глаза, отвечая на поцелуй, уже не такой неумелый, как прежде, куда более уверенный. Да, их всегда тянуло друг к другу, это было неизбежно. Именно с этой мыслью Малфой обхватила руками чужие плечи, касаясь нежной кожи.       Гарриэт красивая. Ее красота слишком неподдельно настоящая, слишком неброская, а потому незаметная. Драко рада, что это все досталось именно ей, и однажды она даже признается в этом себе. Однажды, совсем скоро, всему свое время.       Оторвавшись от губ Гарриэт, таких одурманивающе пухлых и сладковатых на вкус, Малфой скользнула ниже, к шее. Поттер всегда интересно реагировала на такие прикосновения, а Драко слишком хорошо изучила ее тело, чтобы знать наверняка, как и что надо делать. Длинные пальцы прошлись по жесткой ткани бретелек бюстгальтера, и Малфой подумала о том, что на Рождество подарит этому недоразумению красивое белье. Благо и с размером она точно не прогадает.       Для Поттер стало неожиданностью то, что ее немного резко толкнули спиной о мраморный кафель, но она и не подумала сопротивляться. Она слишком сильно привыкла к Драко и слишком сильно ей доверяла всю себя, равно как и для Малфой сама Гарриэт стала единственным человеком, перед которым та не опасалась быть собой.       Драко прошлась губами по невероятно выпирающим ключицам. Ее рука тут же оказалась на полной груди Гарриэт. Оттянув ткань лифчика, Малфой обнажила чувствительную кожу. Она сперва коснулась поцелуем местечка в ложбинке, а потом провела языком по затвердевшему соску, заставив Поттер с шумом выдохнуть.       — А-ах…       Она сама развела ноги в стороны, так чтобы Драко устроилась меж них удобнее, а потом потянулась руками к ее талии. Малфой упустила момент, когда гриффиндорка вцепилась в подол ее кофты, но все же приподнялась, чтобы позволить Гарриэт избавить себя он ненужной сейчас одежды. Драко нравилось раздеваться перед Поттер, нравился ее полный восторженного обожания взгляд. Гарриэт прикусила губу, когда Драко нарочито медленно откинула в сторону кофту, а сразу после все так же неспешно расстегнула свой кружевной белый лифчик. Нравиться этому зеленоглазому недоразумению было безусловно очень приятно.       Руки Поттер подрагивали, когда она чуть приподнялась, чтобы избавить себя от бюстгальтера как можно скорее. Малфой едва не усмехнулась, уж больно мило это выглядело.       Насколько же неполной была ее жизнь без этой несуразной девицы. Насколько же все стало правильным, когда эта лохматая девчонка в круглых очках впервые оказалась в ее объятиях. Как вообще вышло, что они вдохнули друг в друга жизнь и стали друг для друга целым миром? Должно быть, так было угодно самой судьбе.       Драко снова опрокинулась на Гарриэт, целуя ее в шею. Она не без труда опиралась одной рукой о мраморное покрытие, так удачно теплое благодаря магии, а второй скользила по чужому телу. У Поттер невероятная грудь, потрясающе округлая и мягкая, ее слишком приятно ласкать. Чем больше вольностей позволяла себе Драко, тем сильнее Гарриэт сходила с ума от удовольствия, отдаваясь ей снова и снова.       Малфой всосала в рот твердый сосок, касаясь пальцами впалого живота. Гарриэт задышала быстрее, когда чужие прикосновения оказались ниже, как раз на белье. А Драко не спешила, растягивая каждый миг для них обеих. Она заскользила пальцами, ощущая сквозь тонкую ткань волоски, а после скользнула к половым губкам. Поттер тихонько простонала и развела ноги шире.       Ее покорность всегда нравилась Малфой, которая любила вести во всем, в том числе и в этом. А Гарриэт нравилось быть ведомой, нравилось вот так доверять себя именно ей.       Перекинув упор на локоть, Драко сжала второй ладонью упругую грудь, а сама оказалась ниже. Ее пальцы ласкали Поттер в самом интимном месте все настойчивее и настойчивее.       — Драко… А-ах…       Слушать свое имя, произнесенное таким голосом, Малфой тоже безусловно нравилось. Ощущение своей полной власти над человеком, которого она, пожалуй, на самом деле любит, безусловно приятно. Наверняка и Поттер приятно осознавать, что она уже заняла важное место в сердце гордой и такой непреступной Драко Малфой.       Когда терпеть стало совсем невмоготу, Драко приподнялась, чтобы избавить Поттер от намокших трусиков и тут же развести в стороны ее ноги. Та с шумом сглотнула, инстинктивно попытавшись свести ноги. Ее природная скромность нравилась Малфой все сильнее с каждым новым разом. Она провела рукой по внутренней стороне бедра Гарриэт, заставляя ту подрагивать от нетерпения и возбуждения. Такая Поттер была воистину прелестна, и в который раз Драко радовалась тому, что это все лишь для нее одной.       Когда она вновь склонилась над ней, Гарриэт всем телом подрагивала от нетерпения. Не хотелось более тянуть. Все равно у них есть вся ночь для все новых и новых утех, все равно они были единственными друг у друга.       Малфой коснулась пальцами черных лобковых волос, а сразу после провела кончиком языка по половым губкам, таким влажным от возбуждения. Поттер простонала в голос, а Драко тут же развела в стороны половые губки, касаясь языком клитора. Она ощущала, как напряжено тело Гарриэт, как оно переполнено желанием, и до чего же сильно ей это нравилось. Когда она принялась теребить языком клитор, Поттер выгнулась дугой и вцепилась ладонью в светлые волосы слизеринки, не причиняя дискомфорта, а просто зарываясь в них, словно в поисках какой-то опоры.       Ласки Драко стали настойчивее. Она то и дело ласкала клитор, то чуть посасывая его, то теребя языком, трогая при этом грудь Гарриэт и слушая ее стоны. Та быстро достигала пика в ее объятиях, для нее все было слишком невероятным.       — Да… Пожалуйста… — выдохнула она. — Еще… Драко… Драко!       Ее судорожный шепот перешел в гортанный крик. Она невольно сжала волосы Малфой чуть сильнее, снова выгибаясь и кончая, а Драко все так же ласкала ее, делая оргазм чуть более продолжительным.       — Драко… О боже, Драко…       Голос Гарриэт казался одновременно удовлетворенным, потрясенным и растерянным, а Малфой до сих пор не могла привыкнуть к подобному. Она сама была возбуждена сверх меры и хотела коснуться себя, но Поттер, точно уловив ее мысли, подскочила, мягко оттолкнув от себя Драко. От былой скромности не осталось и следа. Она уверенно притянула Малфой к себе, вовлекая в невероятный поцелуй, и забралась рукой под ее юбку, прямиком в трусики. И Драко, разумеется, позволила ей ласкать себя, доводя до пика так, как нравилось им обеим.       Уже после они забрались в наполненную ванну. Теплая вода успокаивала напряженные тела и позволяла расслабиться в объятиях друг друга. В такие моменты можно было не думать о мире там, за пределами ванной для старост, о том, что будет завтра, как повернется жизнь и какие она подкинет сюрпризы. Драко Малфой могла не твердить себе, что она ненавидит Гарриэт Поттер, могла не перечислять, что именно ее раздражает в ней. Она могла быть собой, могла показать своим видом, что любит этого человека, крепко обосновавшегося в ее сердце. И однажды она даже скажет Гарриэт об этом прямо и без утайки. Совсем скоро, всему свое время.