Я бы хотела поиграть в куклы. Кукла двигается так, как тебе того захочется… Говорит то, что хочется тебе… А если она сломается, ты просто ее выбросишь! Дева-роза.
Лето подходило к концу. На улице всё чаще шли холодные нудные дожди, солнце появлялось на небе совсем редко, лишь на короткие мгновения — заденет слабыми лучами верхушку дерева или скользнёт по блестящим от воды листьям деревьев и сразу же скроется за серыми тучами обратно. И снова капли дождя. Асфальт дорог всегда был мокрым, покрытым бесчисленными мелкими и гораздо более крупными лужами; едущая с огромной скоростью по автостраде машина нередко окатывала толпу прохожих грязными брызгами, вслед ей неслись нелестные эпитеты и витиеватые ругательства. Фри обернулся назад, внимательно посмотрев на крупного мужчину, только что прооравшего о дороге в самые известные края ему прямо в ухо. Он даже извинений не получил, кажется, его и не заметили. В общем, не очень-то и обидно. Развернувшись, Фри прошлёпал прямо по очередной луже, оставив за собой грязные коричневые следы. От многодневного дождя напрочь раскисли травяные газоны в парках, земля на них превратилась в коричнево-чёрное месиво. Именно там Фри и испачкал обувь. Дождь застал его посреди аллеи, и искать крышу не имело особого смысла, рядом было полно деревьев. Пока шёл к ближайшему, под ногами хлюпало и чавкало, а на подошвы кроссовок налипла грязь. Возвращаться домой таким грязным не было желания, но и болеть явно не вариант. Тем более, его там ждали. Подул ветер. «В подвале сейчас, наверное, ещё холоднее…» Фри поёжился и ускорил шаг.***
В подвале действительно было очень холодно. Фри хоть и переоделся во всё сухое и тёплое, но оставил куртку дома и спустился в одной лишь футболке, а ледяной воздух мгновенно осел на коже, вызывая неприятные чувства и ощущения. Фри повёл плечами, сбрасывая с себя противное наваждение, и шагнул вперёд с последней ступени лестницы, в полумрак. Тишина. Полнейшая и абсолютная. Ни звука, ни шелеста, совсем ничего, пустой беззвучный вакуум. Фри поворачивал голову то вправо, то влево, но себя тоже не слышал — ни размеренного стука сердца, ни собственных шагов, ни шороха от собственных движений. Он двигался дальше, минуя беспорядочно висящие под потолком и лежащие на полу тени. Эти тени… От них тоже ни звука, хотя на пустом месте тени не появляются. Молчаливые тени. Чьи они, откуда в почти темноте могут появиться? Раздался слабый перезвон звеньев цепи — сильный порыв ветра влетел в помещение через крупные щели заколоченного досками небольшого окна под самым потолком. Фри даже не вздрогнул, только широко улыбнулся и остановился, прикрывая глаза и вслушиваясь. Он находился в паутине из верёвок и цепей. На которых болтались куклы. Его куклы. Никто не дрожал, никого не трясло в лихорадке, никто судорожно и загнанно не дышал, задыхаясь от боли и усталости. В помещении царила гробовая тишина, изредка нарушаемая завываниями ветра где-то в верхних комнатах и под потолком в самом подвале. Даже цепи больше не звенели. Но и тишина имела свойство надоедать. Фри громко хмыкнул и оглушительно хлопнул в ладоши. Подвал наполнился звуками перестукивания цепей, всхлипами и заходящимся от мелкой дрожи дыханием. Его куклы постепенно оживали; вспоминали, что значит жить и как это делать, даже в таких ограниченных условиях. Говорить не смел никто — он не давал такого приказа. Скользнув взглядом по бледным лицам, Фри на долгие несколько секунд засмотрелся на них. Он знал их всех. Хорошо знал, жаль, что не досконально, такое знание не помешало бы. Слабых кукол он не держал — такие просто не выдерживали, сдаваясь в первые же дни после заточения. Так играть было жутко скучно и неинтересно, Фри нравилось медленно ломать их, издеваясь; нравилось наблюдать, как они сначала принимают поражение, а потом продолжают бороться, наивно полагая, что это тоже поможет им освободиться. Не помогало. В этом уже успели многие убедиться, и сегодня Фри планировал забрать двоих таких понятливых. Медленно проходя между рядами свисающих тел, Фри рассматривал, кто следующий. Заодно вспоминал, какими все были до подвала. Боа Алкасер — и без того робкий и не особо ценящий себя в прошлом, сейчас превратился в натуральную размазню. Но сопротивлялся едва ли не сильнее остальных, рыча и скалясь, расшатывая свои оковы почти до грохота. Джошуа Бун — свет в глазах всеми любимой и обожаемой звёздочки погас. Побледневший и искусавший губы — именно таким он нравился Фри, а не холёным разукрашенным мальчиком. Луи Ширасагиджо — за ним Фри наблюдал с определённым интересом. Луи провёл у него больше всего времени, был здесь дольше остальных, а свою агрессивность и заносчивость не растерял, высокомерно разговаривая с ним при случае. И часто больно кусался. Но дрожь в коленях и постоянно опущенная голова выдавали его. Рювэй Сан, Норман Тарвер, Дайна Курогами, Сиско Калисл, Куза Акерман и многие другие. Все были здесь. Ему удалось забрать себе даже Красноглаза. Этот его совсем не слушался, сверкая алой радужкой постоянно. Даже сейчас он на Фри смотрел осмысленным взглядом, внимательно наблюдая за его движениями и действиями. И это было не просто так. Фри среди кукол держал дорогого Красноглазу человека. Вот только этот человек был дорог и Фри. Он медленно прошёл в самый дальний и самый тёмный угол, аккуратно опускаясь на колени перед лежащим на полу телом. Его любимая — самая любимая — кукла. Стеклянные карие глаза почти всегда смотрели в пустоту, в никуда, в бесконечность, сквозь него самого, кажется, видели сквозь толстые стены, устремляя взгляд в небо. На них падали спутанные пряди синих волос, частично закрывая и мешая увидеть отсутствие жизни в них в полной мере. Фри редко аккуратно убирал волосы с лица, любуясь его выражением. Выражением полной покорности и подчинения. Но стоило ему щёлкнуть пальцами, и пустота пропадала. Вальт оглушительно чихнул, резко дёрнувшись. Грохот цепей наполнил помещение, перекрывая все другие звуки. Эта была единственная кукла, которой Фри позволял так громко шуметь после пробуждения. Вальта он поймал последним. Тот долго бегал, скрывался, избегал безобидных (на первый взгляд) встреч и постоянно находил причину не выходить на улицу. За что Фри и разозлился. Теперь Вальт лежал в самом продуваемом и холодном углу. Не всегда, конечно, и не долго. Его Фри постоянно оттаскивал наверх, где тот проводил большую часть времени в тёплой кровати и крепко спал. Других он тоже не забывал, его целью никогда не было серьёзное причинение вреда. Наверх, конечно, не таскал, но нескольких часов выдуваемого горячего воздуха хватало. Жаль, что ненадолго, подвал быстро замерзал. Тем не менее, никто не болел и не умирал. Фри внимательно рассматривал Вальта, ловил каждое движение, каждую эмоцию и пытался всё это прочувствовать. Жаль, что ощутить получалось не всё: на бледном лице резко выделялись две детали — ярко-алые щёки и тёмно-синие дрожащие губы. Вряд ли он когда-нибудь такое подделает, испробует на себе. Вряд ли когда-нибудь узнает в полной мере, что испытывала каждая его кукла. Фри мягко касался своими губами любого участка на лице Вальта, часто задерживаясь на нём одном, желая прочувствовать невозможно горячую кожу. В ответ слышал только сиплый стон. Когда же он своими губами касался чужих и чувствовал их холод, то получал отклик гораздо больший. Вальт начинал тянуться к нему, к его теплу, которое получить было очень непросто в условиях сильного холода. Его любимая кукла тянулась к нему, а он отстранялся от неё, отодвигался как можно дальше, с едва заметной усмешкой наблюдая за растерянно хлопающими глазами и искривлённым в обиде лицом. Вальт никак не хотел сдаваться. Другие уже давно капитулировали, сломались под давлением, а он не хотел, упрямился. Фри тихо усмехнулся и встал, щёлкая пальцами. Не сдаётся, ну и пусть. Интересно будет посмотреть, как долго он выдержит. Хотя стоило признать, что именно из-за этой черты он его и любил. Больше всех остальных красивых кукол, которые ему просто нравились. Фри медленно поднимался по лестнице, держа за руки вялых и едва держащихся на ногах Луи и Нормана, а в спину ему смотрели мёртвые стеклянные глаза.