Битва под Волгоградом

Этот чудак, кажется, выскочил из ниоткуда и вид имел такой страшный, яростный и решительный, как-будто ринулся в настоящий бой и даже оружие поднял и даже выстрелил, но в цель не попал, поскольку позорно споткнулся обо что-то и упал ничком на землю. — Куда прёшь, баран! — Нафига боевое притащил! — Это не по правилам! — Убить же мог! — А, ну, вставай, чего разлёгся! Игоря всего колотило, ведь именно его сейчас чуть не пристрелили — до сих пор перед глазами стояло направленное в его сторону дуло автомата. На шатких ногах он поднялся из оврага и встал чуть в стороне от группы ребят, пытавшихся скрутить и поставить на колени агрессивного неадеквата в немецкой форме, который извивался змеем, пытаясь вырваться, шипел ругательства и плюнул в лицо нагнувшемуся к нему командиру. И получил закономерный удар по морде. После чего незнакомец повнимательней рассмотрел окруживших его людей, как-то странно стал обмякать, будто прощаясь с сознанием, потеряв силы сопротивляться звонким пощёчинам и нехилой такой встряске — его пытались привести в чувство. У него предусмотрительно отобрали оружие и, убедившись, что он окончательно пришел в себя и ни на кого нападать, вроде бы, не собирается, оставили одного, растерянно притихшего. Игорю тоже пришлось уйти, ведь дела не ждут, но случайный, какой-то озверевший, взгляд исподлобья пробил его до холодного пота, струйкой стекшего по спине. Он встречал этого странного немца ещё не раз в течение дня, время от времени цепляясь взглядом за его высокую крепкую фигуру, мелькающую то тут, то там среди полевых палаток, машин, да ящиков. Ещё искренне удивлялся, что, походу, никто, кроме него, не замечает, как сильно этот парень отличается от остальных: неспешной и почти бесшумной походкой, цепким колючим взглядом, суровым выражением лица, общим напряжением, будто находится в стане врагов и в любой момент готов к атаке. Он с неподдельным, хоть и настороженным, интересом озирается вокруг, подолгу наблюдает за смешанными «немецко-русскими» компаниями, беспечно громко что-то обсуждавшими, шутящими, смеющимися и делающими селфи. Совершенно одного его удалось застать лишь под вечер: сгорбленное тело, сидящее на ящиках с холостыми патронами на задворках лагеря, от головы исходит лёгкий дымок. Курит. Сам не ведая, что творит и зачем ему это надо, Игорь доверился своим ногам, будто без его разрешения направившимся в ту сторону. — Не угостите сигареткой? — как можно бодрее и дружелюбнее спросил одетый в советскую форму Игорь, но на деле получилось несколько робко и тихо, что повергло его самого в замешательство, при этом внешне дежурная улыбка все же удержалась на его лице. Но незнакомец даже не повернулся к нему, небрежно бросив: — Это не моя. Клубами дыма из ноздрей и рта, глубокими складками на лбу, мрачностью в глазах он напоминал дракона. И запах от него исходил соответствующий, звериный: смесь табака, пота, крови, смерти, пороха и стужи. К удивлению Игоря, такое сочетание вовсе не отталкивало, а волновало, будоража воображение, будто рядом сидит оборотень из сказки, а не обычный человек. — Откуда Вы и как Вас зовут? Я раньше Вас здесь не встречал, — несколько резче, чем следовало бы выпалил Игорь, но непонятно с чего участившиеся дыхание выбора не оставляло. Немец ответил не сразу, видимо, глубоко задумавшись о чем-то, и лишь спустя пару затяжек рассеянно произнес: — Я? Видимо, издалека… Зовут Алекс. Что значит «видимо»?! Сердце Игоря ухнуло в пятки, а в ушах подозрительно зазвенело. Смутная, интуитивная, невозможная догадка, к ужасу Игоря, воплотилась в виде двух простых и абсолютно безумных вопросов: — Где я? Какой сейчас год? — пробормотал незнакомец, забавно подперев рукой щеку, второй рукой стряхивая пепел на землю и немигая уставившись прямо перед собой. Игорю захотелось закричать от ужаса, но вместо этого он поспешно ответил на вопросы, достаточно спокойно и уверенно, несмотря на всё увеличивающийся ком в горле, мешающий не то, что говорить, а нормально дышать. Костяшки пальцев побелели от напряжения, когда он в панике вцепился в края ящика, тщетно пытаясь унять предательскую дрожь. Он напоминал себе нервную левретку и от осознания того, с кем рядом сейчас находится, возненавидел и устыдился себя ещё сильнее. История не терпит сослагательного наклонения, но любая система иногда даёт сбой, порождающий непредсказуемые последствия. Его страшила не принадлежность этого человека к определенной армии или стране, а сам факт его нахождения здесь. Это живая историческая личность со своими слабостями и достоинствами, со своими «тараканами в голове» — со своей судьбой. Известная или не очень — не важно, ведь даже мелочи могут запустить цепочку событий, принявших впоследствии глобальный характер. А ведь большинство его ровесников сейчас лежат в могилах, лишь некоторые пребывают в глубокой старости, а он — молодой, здоровый, немного в шоке от совершенно непонятного ему мира вокруг. — Волгоград? Никогда о нём не слышал. Оказывается, эти все мысли пролетели в голове Игоря всего за несколько секунд. Он покосился на немца и, глубоко вздохнув, пояснил: — Это бывший Сталинград. — Вот как? — немец сделал последнюю затяжку, чуть прищурившись, и бросил бычок на землю, придавив носком сапога. — Я прямиком оттуда. Игорь перестал дрожать, ошарашенно повернув голову к Алексу, внимательно рассматривая и запоминая черты его мужественного, загорелого, опалённого войной лица со шрамом на левой щеке, весьма красивыми серыми глазами, обратив внимание на жест, которым он заправляет за ухо спадающую на глаза чёлку, бритые виски и виднеющуюся местами седину, хотя на вид ему было не больше тридцати. Игорь чётко представил его лежащим на снегу смертельно израненным с зажатым в закоченевших руках автоматом, закрытыми глазами, покрытыми инеем ресницами и бровями, едва колышущимися на ветру волосками, выглядывающими из-под каски и блаженно-удовлетворённой полуулыбкой, будто рад, что наконец отмучился. Было не страшно, не жалко — выть хотелось от отчаяния. Игорь медленно, будто во сне, дотронулся подрагивающей рукой до руки Алекса — грубая, мозолистая кожа, тёплая, даже горячая. Он сжал его ладонь чуть сильнее, переплетая свои пальцы с его, однако ответа никакого не получил. Осмелев, а точнее, окончательно обезумив, он запустил пальцы под рукав шинели, нащупывая пульс — есть. Он чуть не застонал от нахлынувших на него крайне необычных, смешанных, головокружительных чувств, ощущая невозможное биение чужой жизни. Немец внимательно, выжидающе, со сдержанным смятением наблюдал за этим, не предпринимая никаких действий. Но когда начали осторожно и изучающе поглаживать ткань его одежды, он не выдержал и отдёрнув руку, смерил Игоря таким презрительным взглядом, будто кожу заживо сдирал, и ледяным голосом спросил: — Ну, и кто победил? — Не вы, — тихо ответил Игорь и виновато отвернулся, сглотнув снова подступивший к горлу ком. Хотя, за что, собственно, ему извиняться? За победу его дедушки над такими, как он? Над теми, кому всё равно кого убивать — солдат ли, гражданских, партизан? Над теми, кто возомнили себя хозяевами мира, и поплатились за это? Однако, все мы люди, все мы разные. И конкретно про этого человека он ничего сказать не может, ни хорошего, ни плохого, поскольку ничегошеньки про него не знает. К сожалению. А так хотелось познакомиться поближе… Игорь отчего-то залился краской, а Алекс, переварив свалившуюся на него не очень-то приятную информацию, несколько минут спустя молча встал и ушёл в неизвестном направлении. Ночью Игорь лежал в своей палатке без сна, подложив под щёку ладонь, которой он ласкал гостя из прошлого, проводил мизинцем и безымянным пальцем по собственным губам и носу, пытаясь уловить оставшийся на руке терпкий запах сероглазого «дракона», облачённого в форму Вермахта. Тело самого Игоря пылало, он глубоко и медленно вдыхал и выдыхал, пытаясь унять так некстати возникшее возбуждение. Никогда он не испытывал таких сильных чувств, ни к одной из девушек, которых у него было достаточно. Было очень стыдно и страшно. И так волнующе. Кстати, почему немец говорит по-русски без акцента? Надо бы спросить утром. Лишь бы не сбежал. Действительно, Алексу деваться было некуда. Он по-прежнему бродил по лагерю, уже чуть более расслабленно, иногда перекидывался с кем-то парой слов и помогал выполнять мелкую работу, если его об этом просили, с невежественным любопытством заглядывался на гаджеты в руках у прохожих, но в целом себя не выдавал, стараясь соответствовать местным правилам. Игорь увидел его издалека, слегка поморщившись и приложив руку к груди, как-будто там болело. Хотя, почему «как-будто»? Алекс тоже его заметил, одарив своим вниманием лишь на секунду дольше, чем всех остальных — этого было катастрофически мало. Следующее их «свидание» прошло в полупустой столовой, где посторонние не могли услышать разговора двух солдат из враждующих армий, один из которых был настоящим. — Вам есть куда возвращаться? — как бы невзначай спросил Игорь Алекса. — Да, у меня жена и двое детей. Выпавшая из рук вилка звонко стукнулась о тарелку. Немец с удивлением вперился недобрым взглядом в лицо Игоря, которому хотелось в тот момент провалиться сквозь землю от болезненного приступа ревности и бешено, как у кролика, колотившегося сердца. «Зачем ты так со мной?! Что я сделал тебе плохого?! Какого фига ты вообще здесь делаешь?! Оставь меня уже в покое!», — хотелось истерически завопить ему, но на деле он вполне спокойно и вежливо произнес: — Вы отлично говорите по-русски. — Так я с Поволжья. — Ого! Земляк, — радостно выпалил Игорь, но тут же осёкся. — Но почему же… — Меня всегда тянуло на историческую родину, в Германию. Именно поэтому я вступил в Вермахт, а не в Красную Армию. Хотя, признаться, выбирал достаточно долго и мучительно. — И прогадали… — Что поделать. Пути господни неисповедимы, — произнес Алекс и растянул губы в улыбке, всё ещё прожигая насквозь своими драконьими глазами. Так по-злодейски, если честно. Но эта улыбка показалась влюблённому по уши Игорю самой очаровательной на свете — так хотелось прикоснуться к ней своими губами, почувствовать горячее дыхание на своей шее. Хотелось, чтобы этот фашист, наконец, повалил его на пол, отхлестал до полусмерти собственным ремнём, а потом застегнул на шее, на манер ошейника, и управлял им, как безвольной куклой, жёстко и долго трахая, непременно оттягивая до боли и крика за волосы. Игорь беспокойно поелозил на стуле, пытаясь унять стояк, возникший от этих грязных мыслей. Дыхание стало рваным, лицо покраснело, дрожащие руки блуждали по бедрами, еле сдерживаясь, чтобы не проникнуть в штаны и не начать дрочить, постанывая, внаглую глядя прямо в эти невероятные глаза. — Вы хорошо себя чувствуете? — снисходительно-насмешливый голос Алекса вывел его из оцепенения, заставил вздрогнуть и обильно кончить, рефлекторно дёрнув коленями навстречу друг другу. Между ног было мокро и приятно от облегчения, а на душе — крайне мерзко и тоскливо от того, что так легко поддался вражеским чарам и осквернил священную форму Победителей. Бесхребетная тварь! Добил его смакующий торжество реванша шепот: — Один — один, рус.