наживую.

У Митча в груди кровоточащая рана, саднящая и не заживающая. Будто торакотомию сделали, а зашить забыли, так что рассмотреть можно все – прогнившее, заледенелое и отмершее. Сердце Рэппа ныне рудимент, не более, кровь качает и долбится в ребрах, предательски удары пропуская. Там, где была Катрина, теперь зияющая пустота, гложущая, невыносимая, и полное, абсолютное нихуя. У Митча в голове каждый чертов день на репите то лето в Дубае, свист пуль, закладывающий уши, и мертвенно-застывшие глаза его невесты. На кончиках пальцев вкрапления ее крови разъедают, точно кислота, а хриплое последнее «люблю» Енохианской печатью на ребрах выжжено. У Митча тотальный пиздец с самоконтролем, жажда мести, затуманивающая рассудок, и злость, которая течет раскаленным оловом по венам. Бьется пульсом под кожей, разливаясь, заражая тело и мысли. Он, кажется, соткан из злости. К другим, к себе, на мир – похуй. У Анники кошачья грация, взгляд львицы и багровая помада на губах, изогнутых в вечно фальшивой улыбке. У нее десять слов на его одно, громкий переливистый смех, режущий слух, и талант выбесить Рэппа с одного только на нее взгляда. У Анники слова-пули, ядовито-острый язык, который Рэппу хочется вырвать с корнем из ее глотки, и херовы Noble Leather от Yves Saint Laurent, которыми провонял каждый их совместный номер на одну ночь в очередной гостинице. У Анники железная хватка, стальные яйца и стремление держать хренову марку во всем. Первая встреча — ураган. Начальное впечатление Митча об Аннике ломается ровно в тот момент, как только тонкие пальцы сжимают в кулак его беспорядочную копну волос, а после вминают выступающий кадык в глотку. Анника удерживает его свободной рукой и прижимает лопатками к своей грудной клетке. Стэн Херли откровенно потешается, скалясь во все тридцать два, а Рэпп тем временем думает о том, что, пожалуй, возьмет свои слова обратно, в которых «нет-я-не-бью-девчонок» и «да-ее-ветром-сдувает-ты-посмотри». Он перехватывает хрупкое запястье и без всяких колебаний кидает ее через свое плечо, выбивая из девичьего тела дух о твердую поверхность земли. Митчу дважды повторять не требуется, он понимает все с первого. Вторая встреча – уже азартная игра. Анника сыплет проклятьями, отталкивая Рэппа к стволу дерева, наносит точный удар шпилькой ботинка, едва не протыкая старый потертый кроссовок вместе со стопой, и шипит, точно кошка, когда промахивается, утопая в рыхлой почве Фермы. Митч ухватывает тонкий трикотаж ее кофты, с силой дергая на себя; с размаху ударяя лбом чуть выше переносицы, ловко меняется с ней местами, заставляя вжаться острыми лопатками в шероховатую кору позади, пригвоздив ладонью на солнечном сплетении, и с нажимом приставляет острие перочинного ножа в районе подчелюстных лимфоузлов. – Дернешься – лишишься их, – склоняясь ближе к размалеванному лицу роняет он вполтона, пока глаза Анники становятся шире, вспыхивая праведным гневом. – Пошел к черту, – выплевывает она в ответ. И добавляет: – Придурок. Третья – марафон на выносливость. – Ты любишь кино, Митч? – приторным голосом спрашивает Анника, поглядывая на монитор лэптопа, стоящего перед ней на столе, – У меня есть кое-что, посмотрим вместе? Рэпп косится на нее, как на умалишенную, щурясь на один глаз и качая головой. Ее мурлыканье становится белым шумом, едва из колонок ноутбука становится слышен знакомый – до проедающей, выжигающей дотла боли под ребрами – голос Катрины. Анника разворачивает гаджет экраном к Митчу. – Совсем выжила из своего скудного ума, дура? Выключи эту чертову запись! – верхняя губа Рэппа непроизвольно дергается, а сама челюсть приходит в движение, демонстрируя как желваки заходили на скулах. Градус в тесной комнатушке подскакивает на несколько делений, причем абсолютно поебать, по Цельсию или Фаренгейту. – И не подумаю.., – Митчу начинает казаться, что у этой несносной девчонки суицидальные наклонности или полное отсутствие страха на повестке дня, коли вытворяет такое. – Вырубай! – срывается он на крик, когда в глазах напротив нет ничего, кроме смешинок и истинного удовольствия от происходящего. – Мне что, должно быть жаль тебя? – Анника прибавляет громкость. Пространство и время прекращают существовать в эту самую минуту. Митч клянется себе, что придушит эту суку голыми руками, не моргнув и глазом, а после закопает ее обмякшее тело на заднем дворе Фермы, с посвящением для Стэна, мать его, Херли. Рэпп бросается в сторону девчонки, махнув через стол, снося собой ноутбук и саму Аннику, повалив ее на пол. Жилистые руки сжимаются на тонкой шее, пока вены на лице Анники не вздуваются и она не начинает терять сознание. Секундное помешательство, от которого хватка Митча ослабевает, дет Аннике преимущество. Глоток воздуха полной грудью, запрещенный удар в пах, и вокруг шеи Рэппа уже накинут первый попавшийся под руку провод. Пара витков, рывок на себя, и Анника громко смеется, затягивая петлю на его шее потуже, смакуя этот момент и наслаждаясь. Рэпп хрипит, давится отсутствием воздуха, цепляется за чертов шнур в попытке его содрать – плевать, даже если вместе с кожей – и думает, что в следующий раз он точно прикончит эту блядь. Громкий выстрел в воздух оглушает, заставляя обоих отложить ножи. Четвертая – схватка на смерть. Реванш не заставляет себя долго ждать. Митч хватает Аннику за грудки, с силой впечатывая в стену ванной комнаты, встряхивает и ударяет снова, заставляя затылком столкнуться с холодным твердым кафелем. Она снова выводила на эмоции. У нее снова получилось. Больная девчонка не знает, когда остановиться; смеется ему в лицо, играет с огнем, и ей будто плевать абсолютно, во что это выльется в итоге. Рэпп слетает с катушек заново и каждую чертову секунду рядом с ней; клянет день их знакомства, гребанное ЦРУ и Херли, подсунувшего ее ему; тянет ее за собой, отступая назад, и опрокидывает в ванну, до краев наполненную водой. Анника дергается в попытке освободиться, размахивает руками, хватает ими воздух, но не преуспевает, истошно крича прямо из-под воды. Рэпп выдергивает ее наружу, позволяя вдохнуть необходимую порцию живительного кислорода. Он не говорит ни слова, лишь молча топит ее снова, потом опять подтягивает к себе, а после вновь топит – проучить стерву, чтобы впредь думала, прежде чем говорить с ним. Анника царапает напряженную шею, широкие плечи, еще не зажившую рану на ребрах – в общем-то все, до чего может дотянуться. Митч разрывает тактильный контакт, откидывая ее последний раз в воду, порывисто встает с бортика ванны и покидает помещение. Пятая встреча происходит почти сразу же – временный штиль вдруг обрушивается на них лавиной молчания. Она находит его спустя четверть часа, не более, сидящего на кровати и смотрящего в пустоту. Рана на ребрах кровоточит, но под ними ноет сильнее. Анника опять разодрала своими острыми когтями все, что там оставалось, пережевала, упиваясь вкусом, и засунула обратно, не удосужившись зашить. Митч даже не оборачивается, когда слышит тихие шаги в свою сторону. Лишь молча смотрит в одну точку, все еще неровно дыша, чувствуя, как адреналин кипит во всем теле от их недавней стычки. Анника не пытается поговорить с ним. Только опускается перед ним на колени, молча подтягивая к себе аптечку из-под кровати, и прижимает бинт, пропитанный перекисью, к изодранной коже. Митч почему-то ей позволяет. «Зашивает?» Наживую.