***
Утреннее солнце просачивается сквозь не задернутые шторами занавески, а вокруг слышится лишь равномерное дыхание, Юнги морщится, скрывается почти весь под одеялом, но от тела рядом с собой не отлипает. Чонгук чувствует на себе чужую ногу, его рука давно онемела, и понимает, что они впервые за большой промежуток времени просыпаются настолько близко друг к другу. Младший слабо улыбается, радуясь удачно проведенному выходному и примирению, и принимает положение поудобнее, стараясь не побеспокоить чужой сон, прижав старшего к себе сильнее, не открывая глаз. И Юнги перекидывает руку через тонкую талию Чонгука, все это время наблюдая за младшим, улыбаясь одними уголками губ из-под куска одеяла.
23 апреля 2018 г. в 06:00
Чонгук вальяжно расположился на мягком диване, закинув одну руку на спинку. Громкая музыка без приглашения вливается в уши, отдает вибрацией в груди, подбрасывая в крови адреналин, и парень, пригубив янтарный напиток, пробегается взглядом по слабо освещенному помещению. Он разыскивал хоть кого-то из друзей, с кем был первоначально, до того, как каждый решил влиться в зону танцзала, затерявшись среди тысячи людей, оставив столик наедине с алкоголем, но вместо этого наткнулся на ничуть не удивленный взгляд прищуренных глаз.
Их компания частенько выбирается в ночной клуб, расслабиться и забыться друг с другом, разговаривая и перебрасываясь то и дело какими-то воспоминаниями из прошлого, вызывающими опьяненный смех и глупые улыбки. Но сегодня все было не то. И, наверное, причина этому заключалась в отсутствии одного значимого человека в жизни Чонгука, с которым он попросту привык находиться на публике. И хоть они были единственными в их семерке, кто был частью любителей неправильного и запретного, но все-таки не стали скрывать от близких людей своих странных, как их назвал Намджун, отношений. И сейчас, наверное, Чон полностью согласен со своим другом, потому что в последние месяцы все действительно стало странным и непривычным.
Уже прошло больше года, как Чон делит свою постель с Юнги, но и ровно полгода, как в этой постели никого, кроме платинового блондина, не было. Не то чтобы Чонгук считал, но в его памяти запечатлелась каждая треснутая улыбка на чужом лице, когда на глаза тому попадалась забытая незнакомцами вещь. И почему-то это причиняло тугую боль где-то за ребрами, с каждым разом усиливаясь до желания задушить неконтролируемую змею, сжимающую органы изнутри.
Чонгук испепеляет взглядом пришедшего в клуб и стоящего вдалеке блондина, смотрящего прямо на него. Тот жмется в черной толстовке, которые постоянно носил Чон, и та явно не по размеру, больше, чем сам Мин, выглядевший бледнее обычного. Возможно, это и есть одна из кофт младшего, которую он оставил когда-то у Юнги, как думает сам Гук. И от этого что-то непонятное окутывает снизу-вверх волной, ослабляя крепкую хватку на органах придуманной самим парнем змеи. Последний раз он видел Юнги недели две назад. В очередной раз откуда ни возьмись над ними сгустились тучи, но в первый раз, когда Чонгук решил сделать первый шаг к тому, к чему явно не был готов, привыкнув к разгульному образу жизни. Их вечные ссоры стали чем-то постоянным с тех пор, как Чонгук стал уделять старшему внимания больше, чем остальным, в основном даже не касаясь их отношений, оба цеплялись друг в друге за первое, что приходило на ум, доходя до самого абсурдного. Чонгук уверен, что Юнги что-то раздражало, но он часто скидывал это на тяжелый график на первой его работе, в то время, как сам Гук все еще был всего лишь студентом с неконтролируемыми нервами во время сессий. И младший совсем перестал замечать, как его стал выводить из себя тот факт, что он совершенно не в курсе о личной жизни Мина: с кем проводит время, помимо их общих друзей; с кем имел связи в постели, за исключением самого Чона и все в этом духе, мчась по наклонной.
В последний раз их разговор завершился на не очень приятной ноте. Чонгук сильно вспылил и впервые нагрубил старшему, прогнав из собственной квартиры, когда тот из-за своей ярости упрекнул младшего во всех тяжких на стороне. Чон прямо сейчас, ставя наполовину пустой стакан на стол, признается самому себе, что действительно чувствует себя виноватым.
— Привет, хен, — вылетает с губ Чона, прежде чем он успевает подумать, когда Юнги подходит ближе, сразу цепляясь одной рукой за спинку дивана напротив. Он выглядит иначе, чем обычно, когда приходит в клуб — нет никаких намеков на пошлость, когда узкие штаны обтягивают худые ноги; нет тонких рубашек, которые так нравилось стягивать Чонгуку после. Сейчас на нем безразмерная толстовка, спрятавшая абсолютно все до бедер. Блондин кивает в ответ, доставляя дискомфорт Чону одним своим видом, и интересуется, явно догадываясь где оставшаяся часть компании:
— Почему ты не с остальными?
— Без тебя неинтересно, — с минуту помедлив с ответом, Гук решает, что терять нечего, говорит напрямую, заглядывая в глаза и играя пальцами по обивке. — С тобой все в порядке? — задает он вопрос, замечая нервное состояние старшего.
— Вполне? — слышит Чонгук больше вопрос в привычно низком голосе, но ему совершенно не нравится чужой тяжелый вздох и в какой-то степени розоватый оттенок на щеках, который парень замечает только с близкого расстояния, и пытается отогнать мысли о том, что это ему напоминает. — Поговорим?
— Поговорим, — повторяет он в ответ, уверенно смотря на старшего. — Намджун-хен говорил, что ты не можешь сегодня прийти.
— Я знаю, но планы меняются, — пожав плечами, улыбается не по-своему Юнги, аккуратно присаживаясь на край дивана напротив и ставя на колени локти. Между ними расстояние стало еще меньше, и Чонгук буквально почувствовал чужое напряжение, глубоко выдохнув. — Поговорим о нас? Ты все еще хочешь этих отношений? — и прячет глаза за челкой, вызывая удивление на лице младшего.
— Хочу, — слишком быстро произносит тот, подперев своей ладонью голову.
— А я не хочу, — отрезает Юнги, решительно глядя в глаза.
У Чонгука внутренности будто бы вниз падают, перестают держаться сверху под чужими оковами, наполняются горячей кровью и утопают в образующихся реках с горечью на губах, которые он прикусывает. Все вокруг, словно теряет яркие краски, набивается ватой, перекрывая доступ к кислороду.
— А чего ты хочешь?
Трек сменяется на медленный, нет больше давящих битов на перепонки, но, тем не менее, даже сквозь такую музыку чувствуется нависающая над головами парней тишина, увеличивая такое ненужное напряжение в геометрической прогрессии. Чонгук не знает, что сказать еще; не знает, как все исправить; не знает, что чувствует по отношению к старшему, но знает одно: отпустить не может — не хочет. В голове вихрь и сто одна мысль, а внутри, под ребрами, кричащее «Мин Юнги», который снова вздыхает и зарывается лицом в ладони, устало протирая кожу, будто ночами не спал, думая над ответом именно на этот вопрос.
— Я не знаю. Я не знаю, Чонгук.
— Хен, — произносит Чон, потянувшись снова за бокалом, решая, что ему определенно не помешает обжигающий глотку алкоголь. Он запивает залпом все то месиво внутри, чувствуя на себе чужой взгляд, возвращается в исходное положение и продолжает: — Я скучал.
— Не говори такого, Чонгук, ты ведь сам сказал, что нас ничего не связывает, так имеют ли смысл твои слова? — парень видит в блондине ту боль, которую, возможно, он и сам чувствует сейчас. Хочется до безумия притянуть к себе, сцеловать эту самую боль с чужих губ, пропитать собой и зализать кровоточащие раны. И это определенно что-то новое и совершенно не то, если сравнивать с тем, что было между ними первые месяцы. Похоть переросла в жестокую привязанность, мелькает в мыслях, отчего младший усмехается себе под нос.
— А имеют ли смысл мои слова, когда я вспылил на то, что ты меня обвинил в том, как я гуляю налево? Я признаю, что был не прав, я чувствую себя виноватым перед тобой и хочу извиниться. Но и ты был не прав, ведь ты видимо забыл, что мы не в тех отношениях, когда такое допустимо? Я и сам не знаю, с кем ты был помимо меня весь год, так что?
Видимо Чонгук снова задел сказанным старшего, потому что тот как-то болезненно улыбнулся, ставя младшего не в то положение, в каком бы он хотел оказаться, но он не успевает среагировать, потому что ответ не заставляет себя долго ждать.
— Да, ты прав. Именно поэтому я не хочу больше продолжать эти отношения. Я просто не могу, Чонгукк-и, — и снова эта улыбка, убивающая целиком и полностью, заставляющая сгорать дотла в тисках, как в самом настоящем аду. Парень на такое не подписывался. — Ты действительно хочешь знать, был ли я весь год с кем-то, кроме тебя?
И Чонгук понимает, что не хочет. Но ответ уже написан на лице, и Юнги улыбается шире, когда видит распахнутые глаза напротив. Гук не может поверить, но старший слишком хорошо заставляет это сделать, глухо засмеявшись в ворот толстовки. Теперь Чонгук уже уверен, что его собственной толстовки.
— Хен, — выходит отчаянно, и Чон будто бы считывает это отчаяние с чужой улыбки, которое оседает на обоих сердцах тяжелым грузом, что и танком не сдвинуть. — Почему ты мне ничего не говорил?
— А что именно? Мы все еще не в тех отношениях, чтобы я что-то говорил по поводу твоих гуляний, ведь так? — вздохнув, он вскидывает голову, будто бы пытаясь согнать с себя все накопленное, и не дает вставить ответ, продолжая: — Ты еще не готов к чему-то серьезному, я же вижу.
— Недостаточно видеть. Почему нельзя было спросить в первую очередь меня, — младший чувствует, как начинает злиться, сжимает ладонь в кулак на своем бедре, выдыхая остатки воздуха через нос. — Может все-таки ответишь, чего именно ты хочешь?
— Могу ответить только, чего я больше не хочу, — напрягается снова Юнги, взволнованно перебирая рукава и заглядывая в глаза. — Я больше не хочу тебя ревновать. Устроишь?
— Устрою. Вот только, хен, — резко отвечает Чонгук, придвинувшись ближе, — ты же понимаешь, что я тебя не отпущу? — и тянет Мина за запястья на себя, застав врасплох и усадив на свои колени. Он наблюдает за чужой реакцией, обреченный вздох слетает с губ напротив, а чужие глаза опустились вниз, спрятавшись за светлой челкой, и младший удивленно вскидывает бровь, когда не предчувствует попыток вырваться. Пробежавшись по рукам перед собой сквозь ткань, Гук набрасывает капюшон на голову старшего, чтобы не привлекать особого внимания вокруг, водит подушечками пальцев по коже щек, подмечая то, как они горят, и понимает, что не просто скучал, а целиком истосковался по родному хену. — Ты точно в порядке? Ты стал легче.
Когда Чон сталкивается с чужим взглядом, он сглатывает, чувствуя, как от того, что вся глотка пересохла, внутри словно когтями истерзали каждую клетку. Он ощущает длинные пальцы на своей груди, которые поднимаются к ключицам, забравшись под распахнутую клетчатую рубашку, прикасаясь сквозь ткань футболки, и видит замешательство, сомнение в чужих действиях.
— Я тоже скучал, — шепчет Юнги, но с такой болью, что невольно Чонгуку кажется, что перед ним парень раскрошится на острые осколки, которые собрать и склеить позже будет уже невозможно. — Заставь меня остаться.
Хриплый и сломленный голос вонзается вглубь, в самое сердце, они уже давно не слышат музыку вокруг, только друг друга и собственное дыхание. Юнги едва шевелится, прикусив губы, замер словно коброй, той самой, которая обвила каждый орган внутри Чонгука и сплелась вокруг ребер, намереваясь сдавить одним движением. Чонгук поглаживает щеки напротив, спускается одной рукой на шею, притянув к себе, и рвано дышит из-за прикосновений мягких подушечек пальцев близ ушей.
— Давай попробуем? — на выдохе произносит Гук, невесомо касаясь мягких и потрескавшихся губ своими. — Давай попробуем быть вместе.
Их губы, наконец, встречаются, болезненно сплетаются, выпуская накопленную горечь. А сердце начинает бешено стучать, добавляя еще одну новую волну, перекрывающую разум. Боль пересекается с нежностью, Чонгук надавливает кончиком языка на слегка приоткрытые губы, заставляя те раскрыться шире, и проникает внутрь, мгновенно сплетаясь в танце, показывая, как ему не хватало одних простых прикосновений Юнги. Шумно дыша через нос, он обводит одной ладонью широкую спину, обвивает талию, надавливая пальцами, и мычит в унисон со старшим.
Ощущая, как шею младшего Мин обхватывает крепче, перехватывая инициативу поцелуя лишь на мгновение на себя, отдается любви, затаившейся внутри, а тот широкими ладонями обводит бедра через джинсовую ткань, грубо поглаживая, и сжимает крепко пальцами ягодицы, придвигая ближе к себе, желая сократить расстояние до минимума. На такую провокацию Юнги сдавленно стонет, вскинув бедрами вперед, и оба отрываются от поцелуя, затерявшись во взглядах друг друга, понимая, что оба давно погрязли в неизвестных чувствах друг к другу.
— Блять, что ты делаешь, — шипит старший, упираясь лбом о плечо, в то время как Чонгук ухмыляется тому в капюшон, заставив вскинуть бедрами дважды.
— Почему ты так быстро... — задумчиво тянет он, но не успев закончить вопрос, оказывается перебит ненавязчивым «заткнись», и скользит длинными пальцами под нижнее белье блондина, к кольцу мышц, нащупывая основание анальной пробки. — О чем ты думал, когда приходил сюда с этим? — недовольно шипит он, прижимая того к себе сильнее и тычась носом в шею, отдающую жаром.
— Я надеялся... что ты примешь меня, — тяжело вздыхает Юнги, подняв голову, и, улыбнувшись, касается губ, хватая за подбородок и не давая тем примкнуть к своей шее. — Сделаешь что-нибудь? — шепчет он, оттянув едва ощутимо нижнюю и коснувшись ее пальцами, не прекращая тягуче медленных движений на коленях младшего.
— Я хотел это сделать дома, но ты заставляешь меня отвести тебя в вип, — игриво произносит Чонгук в ответ, шлепнув того по заднице, призывая встать.
Прежде чем покинуть зону отдыха, Чонгук видит вдалеке возвращающегося Намджуна, которому жестами показывает, что их можно не ждать, и тянет Юнги на себя, крепко сжав теплую ладонь в своей.
Кровь в жилах вскипает, возбуждение наполовину успело одолеть с ног до головы, и уже около небольшой комнаты оба срываются на горячие и влажные поцелуи, прижимаясь друг к другу, прежде чем просочиться внутрь и запереть дверь. Оказавшись по ту сторону, Чонгук тянет блондина, вжав бедрами в себя, и скользит ладонями под огромную кофту, касаясь голой кожи, поднимая ненужную ткань вверх.
— Знаешь что, — томно шепчет он, отдаленно слыша приглушенную музыку из зала, и откидывает в сторону толстовку, рассматривая взъерошенного и покрасневшего Юнги перед собой. — Можешь счесть за комплимент, но последние полгода у меня встает только на тебя, — проговаривает он в губы, позволяя снять с себя рубашку.
— Ну ты и придурок, — огрызается Мин, но дает возобновить поцелуй, не больно укусив того за губу. Правда сам не замечает, как из уголков глаз брызжет влага, маленькими каплями скатываясь вдоль щек. Он глупо улыбается в поцелуй, скользнув влажным языком по чужому языку, и, когда чувствует аккуратные поцелуи на влажных дорожках и то, как его ведут в сторону кровати, крепко придерживая, шепчет практически одними губами: — Я доверяю тебе.
— А я, кажется, люблю тебя, — едва уловимо для человеческого слуха выдыхает Чонгук старшему в шею, спускаясь мокрыми поцелуями ниже, и опрокидывает того на кровать, притянув под коленями к себе.