Танцуй!

      Пятикомнатная квартира с высокими потолками гремела. Стены ходили ходуном из-за огромной толпы студентов и музыки. Все были так рады окончанию первого курса, что даже тихони-отличники, копившие стипендию, пришли, не забыв притащить с собой пару ящиков выпивки.       Андрей сидел в углу, пусто глядя на толпу и залпом глотая дешевый виски, который волшебным образом попал в руки к банкротам-студентам. Лёд лениво крутился в стакане, и Воровской временами переводил взгляд на него. Он предпочитал смотреть куда угодно, но не в окно. Только не на гребаный дождь, колотивший в стекло.       — Андрюх, ты че такой грустный, а? Пойди подцепи кого-нибудь, повеселись! — к хмурому Воровскому подвалил Костян. Андрей посмотрел на пьяного друга, фыркнул и, допив виски, встал. Говорить он не хотел. Он ничего не хотел, разве что послать окружающих и остаться одному. Пришлось, как не противно, выйти на балкон.       Воровской выудил из кармана помятую упаковку Винстон и зажигалку. Андрей сделал глубокую затяжку, в который раз мечтая задохнуться от дыма собственных сигарет. Утонуть в его едком запахе, как тонул в ней. Зачем он вообще притащился сюда? Зачем попытался убежать от прошлого, прекрасно зная, что эта чертова херня затаскивает его все глубже после каждой попытки выбраться, после каждого дождливого дня, проведенного дома, после каждой затяжки…       Облачко серого дыма медленно растворилось во влажном воздухе. Андрей внимательно следил за ним. Даже этот дым напоминал сейчас о ней. Раз — и его нет. Нет и ее.       Они расстались, когда он курил. Она смотрела на него, морща носик и кусая нижнюю губу, а Воровской продолжал спокойно вдыхать яд и разглядывать ее. «Уходи» — и мир рухнул. Для нее он тогда точно развалился. Кулачки, так отчаянно сжимавшиеся во время разговора, расслабились, глаза расширились, а рот слегка приоткрылся. Андрей не знал, что она хотела тогда сказать, и даже не думал выяснять — ему было достаточно того, что она просто убежала. Убежала и забрала с собой тысячи поздних сообщений, сотни объятий, десятки поцелуев и множество бессонных ночей. Она убежала, отхватив кусок от сердца Воровского.       Зачем он с ней расстался? Дурак, идиот, дегенерат! Андрей и не знал, как ему ещё себя назвать, чтобы выплеснуть собственную ненависть к тому решению. Поспешному, тупому решению. Упустил. Сам открыл окно и выпустил её, как выпускал сейчас дым. Его невинная жертва оказалась для него самого проклятьем и палачом, неаккуратно откромсавшим кусок плоти. А Воровской только подталкивал, сам подавал ей оружие, подставлял тело под лезвия. Думал, что они просто поиграют, а сам увяз и неосознанно отдал ей часть себя, забрав кусочек её взамен. А кусочек этот никак не подходил. Раньше сидел, как влитой, а сейчас отваливался, и его место Андрей упорно заливал виски.       Воровской выкурил сигарету, но не спешил уходить с балкона. Он смотрел на тротуар под ним и разглядывал зонты случайных прохожих. Один раз он её все-таки встретил. Она стояла под своим розовым зонтиком, который, как она сама ему говорила, она ненавидела, у дверей школы с таким мрачным видом, будто кого-то хоронила, а Андрей смотрел на неё и отчаянно хотел выбежать из-за угла, обнять, остановить. Готов был на коленях стоять в луже и умолять не уходить, умолять простить его. Что угодно, только бы она не переводилась и не покидала его. Но стоило Воровскому сделать шаг, как она вдруг повернула голову к его убежищу за углом школы, и у Андрея сердце свалилось куда-то в землю, казалось, вообще вывалившись из тела. Он быстро отступил, спрятавшись и закрыв глаза. Защемило в груди, и это ебучее чувство преследовало Андрея всю неделю, усиливаясь каждый раз, когда он замечал кого-то похожего на нее. В нем резко загоралась и так же резко потухала надежда, и эту надежду он ненавидел так же сильно, как она ненавидела свой розовый зонтик, но расстаться с ней не мог, потому что новую ему не купят.       Из-за этих мыслей Воровской снова почувствовал резкое желание закурить. Серые облачка яда лениво растворялись в дожде, а Андрей испытал огромнейшее сожаление, поняв, что не прихватил бутылку вискаря с собой. А хотелось.       — Друг, ну ты че? — снова Костян оказался рядом и толкнул Андрея в плечо. — Ну те ж… легче станет, ну пошли, — медленно и с трудом связывая слова, протянул Костя.       — Не станет. Будет так же херово, только еще и с какой-нибудь левой бабой, ну, на крайняк, в окружении кучи бутылок.       — Блять, Андрюх, не кисни! — весело промямлил Костя и торжественно вручил Воровскому почти полную бутылку виски.       — Три года прошло, пора выйти… ик… из траура и… начать жить н-нормально! — наставительно сказал Костян, подняв указательный палец. Андрей посмотрел на друга, усмехнулся, вспомнив, что Костя в пьяном состоянии обычно становится спецом по чужим проблемам, и хлебнул виски.       Возможно, ему правда стоило забыть. Это ведь действительно было давно. В самом начале десятого класса. Богатая девочка, ходившая в простую школу, и среднего класса мальчик, ходивший в школу, где чувствовал себя бедным. Примерно так выглядела их парочка, казавшаяся другим странным союзом на месяц, который, по неясным причинам, держался год. Возможно, причиной была общая любовь терять время за видеоиграми, возможно, это была лишь тяга казаться не такими, какие они есть. Основную причину Андрей и сам не знал, но что он знал точно, так это то, что она любила танцевать под дождем, напевать одну и ту же песню и смотреть на закаты. Всё это он любил в ней и ненавидел отклик в себе. Всё это он запивал виски.       — Нет, не пора, — утвердил больше для себя Воровской. — Мне нравится её помнить.       — О, брат, тяжелый случай! — покачнувшись, изрёк Костя. — Ну, твои про… б-блемы, — пожал плечами он и ушел, оставив Андрея с сигаретами и бутылкой виски смотреть на тротуар и дальше.       Люди, машины, люди… Замкнутый круг, а её всё нет. Андрей надеялся, что она не уехала из Питера, надеялся, что она не начала курить, в отличие от него, надеялся, что не забросила свои хобби. Но больше всего Воровской надеялся, что она не возненавидела дождь, так горячо любимый ей три года назад, когда они виделись последний раз.       По зелёным листьям били крупные капли дождя, шелестел ветер, люди бежали, стараясь войти поскорее в сухую квартиру. Андрей и сам не отказался бы от просмотра старой версии «Оно» и чашки чая, но ситуация располагала его исключительно к меланхолии и виски.       Промелькнул ещё один зонтик, и только Воровской хотел развернуться и уйти с балкона, как понял, что следующий человек медленно тащится по улице без зонта и куртки. Девушка босиком брела по лужам, забрызгивая пыльной водой и без того мокрое бордовое платье ниже колен. «Нет, мне просто кажется… Я перепил. И мне просто кажется…»       Долю секунды Воровской стоял в ступоре и вдруг, неожиданно для самого себя, крикнул на всю улицу:       — Вася! — девушка остановилась, подняла голову, а Воровской следил за ней через декоративные отверстия в перилах, присев на корточки.       Она. Совсем не изменилась… Все еще любит бордовый, всё ещё носит ободок с цветами, всё ещё красится той водостойкой тушью, которая начинает течь от малейшей капли. Точно она.       Андрей сорвался с места и вбежал обратно в квартиру. Пробираясь через плотную толпу, он захватил из рук Кости куртку и крикнул другу: «Спасибо!», на что ответом послужил не очень внятный крик. Воровской улыбнулся и выскочил за дверь квартиры. Она так близко… Всего два лестничных пролета, дверь подъезда и вот она, наконец, не только в его мыслях.       Подъездная дверь грохнула, оттолкнулась обратно и продолжила противно пиликать. Андрей вдруг остановился, увидев её силуэт ещё ближе. Может, не стоит? Может, она уже с кем-то другим? Может, она и имени его не помнит, а он продолжает мурыжить себя гребаной мыслью о том, что всё можно починить? Возможно… Но попробовать надо — не зря он думал о ней каждый дождливый день на протяжении трёх лет.       — Вася! — вновь крикнул Андрей, и девушка обернулась. Воровской мгновенно оказался рядом. Так близко, что самому на секунду стало некомфортно.       — Какого?.. — начала было Василиса непонимающе мямлить. Но договорить ей Андрей не дал. Пусть она молчит и просто будет рядом сейчас. Пусть она просто чувствует на губах все его мысли, все его переживания, все скуренные сигареты, все холодные дождевые капли. Андрей просто хотел, чтобы она чувствовала его самого.       Василиса била его в грудь, пыталась оттолкнуть, но попытки эти казались такими незначительными, что и попытками их назвать было нельзя. Она тоже скучала. Андрей точно знал, что она скучала по нему так же, как он по ней.       — Всё ещё персик… — прошептал Воровской уткнувшись лбом в её лоб.       — Отпусти, — ответила Вася.       — Нет. Теперь ты моя.       — Отпусти, — продолжила Василиса шёпотом гнуть свою линию.       — Я соскучился…       — Ты сам всё закончил. Отпусти, — уже настойчивее и более громко ответила Прянская.       Андрей лишь качал головой и вдыхал знакомый, смешивающийся с холодной прохладой дождя запах персика, который, почему-то, до сих пор не вымылся из его воспоминаний. Воровской медленно провел по мокрым волосам Василисы рукой и внимательно посмотрел на русые пряди, ставшие на тон темнее. «Скорее всего,  — подумал Андрей, — когда она придет, то сразу пойдет мыть голову этим извечным персиковым шампунем».       Василиса продолжала делать вид, что усердно пытается оттолкнуть Воровского. С каждым толчком в его грудь Прянская всё слабее сжимала кулачки и уже минуту спустя Андрей почувствовал, как в её пальцах сжалась его клетчатая уже насквозь мокрая рубашка.       Андрей не смог не улыбнуться, утыкаясь носом в ямочку между её ключиц. Он почувствовал, как Василиса осторожно, словно в нерешимости, прикоснулась к его волосам и медленно начала перебирать их.       — Простишь? — тихо спросил Андрей, искренне надеясь, что Вася не услышала его вопроса.       — Если объяснишь, зачем… Бросил зачем? — смущённо прошептала она, сама, видимо, не очень радуясь вопросу.       — Я тебе никогда не подходил… Наши родители…       — Что? Заперли бы нас? Запретили бы разговаривать? — продолжала шептать Вася.       — Они бы тебя забрали, — Андрей крепче обнял Василису и сильнее прижался к ней.       — Тогда, но не сейчас… — задумчиво протянула Вася.       Вдруг из ниоткуда в голове Воровского возникла странная, самая бредовая за всю его жизнь идея.       — Потанцуем? Как ты любишь? — Вася не ответила. Она просто улыбнулась так мило, как улыбалась три года назад, и, взяв Андрея за руку, потащила его по лужам, весело шлепая босыми ногами по мокрому питерскому тротуару.