Целостность

Дерек слышит ритм, в котором бьется сердце Коры, когда он обнимает ее: секунда тишины, медленный, почти неслышный удар, а потом оно срывается в галоп, толкая кровь по венам с такой скоростью и мощью, что Дерек немного оглушен. Слегка дезориентирован. И очень сильно ошеломлен. Кора не смотрит ему в глаза, прячет взгляд, но не делает попыток отстраниться. Может быть, Питер был прав, когда говорил, что в выживших Хейлах не осталось ничего цельного. Дерек утыкается носом ей в макушку и втягивает густой запах волос и возбуждения. Иногда, особенно в безлунные ночи, когда темноту можно почти потрогать руками, Кора подолгу лежит без сна. Тьма такая осязаемая, что липнет к коже, просачивается сквозь поры, наполняет артерии, пробирается к сердцу. И Кора позволяет ей наполнить себя: она касается пальцами своих губ и представляет, что это губы Дерека; с силой проводит ногтями по лицу, оставляя красные полосы, как если бы щетина Дерека оставила на ней ожоги. Эти прикосновения — все, что Кора позволяет себе, даже если желание получить разрядку убивает ее. Прикосновения и произнесенное на выдохе имя брата. Брат выглядит больным, выглядит сломанным больше, чем обычно, его взгляд — Кора видит, впитывает этот взгляд с отчаянной жадностью — говорит ей, что Дерек на грани. Все эти осколки, из которых он состоит, скоро будут принадлежать ей. Ей это нужно, даже если она порежется о них и истечет кровью. Не если — когда. Они не разговаривают. Кора боится, что если откроет рот, то звуки посыпятся из нее бесполезным ворохом: «ялюблютебяялюблютебяялюблютебя». Дерек молчит, потому что боится лишиться единственного, что осталось в нем целого — тишины. Впрочем, необязательно общаться словами; но и невербальные коммуникации все только усложняют: Кора слышит, как однажды сердце Дерека пропускает удар, когда она подходит слишком близко. Луна почти ослепляет. Ее молочный свет льется в окно, растекается по полу, по кровати, готовый затопить все вокруг. Кора лежит на влажных скомканных простынях, раскинув руки в стороны, ее глаза закрыты, она расслабленно покачивается на волнах лунного света и легкой дремы, тихо шепча: «Де-рек. Дерек. Дерекдерекдерек» — пока его имя не сливается в один неразборчивый звук. Она знает, что брат слышит. Знает, что рано или поздно он должен откликнуться. Но Кора очень устала ждать. Дерек слышит, как открывается дверь. Слышит тихие шаги, шорох одежды, чужое сердцебиение. Ему следует сказать что-то простое, например: «Кора не надо. Уходи». Что-то банальное: «Это неправильно». Он должен что-то сказать, но тишина внутри уже вступила в свои права, поэтому когда матрас прогибается под чужим весом, Дерек просто закрывает глаза. Щетина Дерека действительно оставляет ожоги на коже, как Кора и представляла. Она касается пальцами губ брата, как когда-то касалась своих. Только сейчас она хочет коснуться слов, которые он пока не произнес, хочет удержать в горсти шепот, который еще не случился, но чувствует только твердость зубов. Ее руку не отпускают, целуют. Все происходит в тишине, если не брать в расчет сорванное дыхание. На смуглом плече остается полукруг от зубов, который через минуту бледнеет и исчезает. Коре вдруг становится страшно, она боится, что и эта ночь исчезнет точно так же. Все окажется сном, предрассветным мороком, больной иллюзией. Случайностью или ошибкой. И Кора кричит, разбивая этим криком свой страх. И тишину внутри Дерека. — Кора. И что-то есть в голосе брата такое, что-то в том, как он произносит наконец ее имя, от чего сознание Коры распадается на части. Утром они соберут друг друга в единое целое. — Я обещаю, Дерек. И одно бесконечно долгое мгновение он ей верит.