— Значит так, зовут меня Шиловская Мила Владимировна. Да, я секретарша, а кроме юрист и психолог в одном лице. Прошу не путать меня с официанткой и… — Мила смерила равнодушным взглядом мужнину лет тридцати пяти без обручального кольца, сдержанно добавила, выдавив сквозь зубы, но при этом многозначительно приподняв тонкие брови: — Секритуткой. — Можете идти, — равнодушно отозвался мужчина, имя которого согласно табличке на двери было Константин.
Мила ощутила себя так, как будто её снова окутал магический зелёный огонь, с которым ей пришлось столкнуться в том месяце. Он сжирал всё: одежду, обувь, книги, но не трогал тело — лишь забирал силы. Ноги подкосились. Пришлось остановиться и навалиться плечом на чёрный фонарный столб.— Меня зовут Ядвига, — хмыкнула нахальная рыжая женщина, спрыгивая со стола мэра, — а для тебя, милочка, Ядвига Петровна. — То, что вы экскурсовод, не даёт вам права сидеть на столе Константина Владимировича, — флегматично отозвалась Мила, распахивая дверь кабинета Кощеева, — прошу вас покинуть помещение. — Хмыкнув и стуча каблуками, женщина проследовала к выходу, а Мила крикнула ей вдогонку: — И я вам не «милочка», а Мила Владимировна, будьте добры соблюдать субординацию! — Всенепременно! — демонически рассмеялась Ядвига.
Мила резко хватанула воздух и замахала рукой перед лицом, желая, чтобы развеялись эти болезненные воспоминания. Водила в воздухе рукой, как слепая, отгоняя тени, мрак, ужас.— Пустите же нас! — едва ли только не топала ногой самая старшая из четырёх подружек — шатенка с длиннющей толстой косой. — Морок украл два ключа от портала! Он может выпустить теней! Или ещё чего похуже! Мила, у которой с самого утра раскалывалась голова, помассировала виски и вытащила ручку изо рта. Небрежно приподняла бровь и хмыкнула: — Вам делать нечего? По шестнадцать лет, а ведёте себя, как маленькие. Я в вашем возрасте уже у отца работала… — Секретаршей, — ехидно закончила девушка с косой. — Хотя бы не звала мэра города по кличке и не сочиняла истории о сказках. — Заметив, что уходить дети не собираются, поднялась из-за стола и крикнула: — Вон! Бегом! Записывайтесь в приёмные часы!
«Господи, какая же я была глупая… Всего этого можно было избежать», — Мила смахнула с рук снежинки, снова взяла чемодан и сделала очередную попытку не поддаваться воспоминаниям, что почему-то болезненно резали сознание.Мила с трудом разлепила веки и приподнялась на локтях. Она лежала на чьей-то широкой мягкой двуспальной кровати с чугунной резной спинкой в готическом стиле. Это был явно не её односпальный диванчик в съёмной однушке. Да и натяжной потолок ни разу не походил на её серый бетонный, с обшарпанной штукатуркой, которую нужно было поблагодарить за то, что она не свалилась на голову. Последнее, что помнила Мила — как странное зелёное пламя взяло её, растерянно сжимавшую документы, в кольцо и стало поедать одежду. Только сейчас Мила поняла, что лежала на кровати в отнюдь не своей голубой футболке-поло и коротких джинсовых шортах, что остались от светлых джинс. — Ты как? — слева, в дверном проёме, возник Кощеев Константин Владимирович в своей неизменной голубой рубашке с закатанными рукавами и фартуком поверх тёмных выглаженных брюк. — Вы?! — взвизгнула Мила, натягивая фиолетовую простыню до самого подбородка. — Какого чёрта? — Примерно такой реакции я и ожидал, — мягко улыбнулся Кощеев. — Я с трудом вытащил тебя из магического огня. Штаны ещё были более-менее целы, а вот топ сгорел почти подчистую. Так что пришлось снабдить тебя моей футболкой. — Спасибо, — процедила сквозь зубы Мила. — Не ожидал благодарности, — хмыкнул Кощеев. — Вообще, как себя чувствуешь? Голова у Милы гудела, как наковальня от удара кувалдой, глаза закрывались сами собой. Но не хотелось казаться слабой перед ним. Потому небрежно поморщилась, легко спрыгнула с кровати. Ноги показались ватными, чужими. Предметы интерьера смешивались между собой, сливались в непонятные размытые круги. Но Мила шла, слыша усмешки Кощеева. Когда она дошла до дверного проёма, почувствовала, что земля уходит из-под ног и что всё тело заносит куда-то влево. Кощеев рванулся стремительно, успев подхватить её за талию и удержать. — Пустите, — слабо дернулась Мила больше из гордости, чем из-за нормального состояния. — Ни за что! — Константин мягко уложил Милу на кровать. — Ты вообще понимаешь, что попала в магический огонь?! Он разгорается от сил людей! Человек истощается, а он полыхает! — Что за бред вы сейчас несёте?! — Ты столкнулась с тем, после чего смертным трудно выжить. Тебе повезло, что я вовремя вспомнил о тебе и успел вытащить. Вообще, какого чёрта ты не эвакуировалась со всеми?! Мила откинулась на подушки, тихонько застонала. Потом посмотрела на Константина: — Это моя работа — спасти документы… — Себя надо спасать, а не документы! — Кощеев подорвался и широкими шагами направился к выходу. — Всё же хорошо, — Мила слабо улыбнулась, но Константин вдруг вспыхнул. Его короткий русый хвостик дернулся, когда он резко крутанулся на пятках. В серых глазах его вспыхнул стремительный гнев. — Хорошо?! Ты когда-нибудь научишься думать, а потом делать?! Зачем ты туда полезла, дура?! — Вы испугались за меня? — пораженная этим открытием, с придыханием спросила Мила, с трудом снова приподымаясь на локтях. Кощеев смерил её холодным равнодушным взглядом, в котором на секунду Миле удалось прочесть подтверждение своих слов. Он резко вышел, захлопнув дверь в спальню. А Мила разревелась, уткнувшись лицом в подушку, разревелась от своей слабости и несостоятельности.
Мила закрыла ладонями лицо. Почему образ мэра так и не собирался покидать её сознание? Почему именно сейчас воспоминания, едкие, болезненные, наползали вновь и вновь. Мила не желала ошибаться снова, не желала посвящать жизнь тому, кому будет безразлична. Слёзы сами собой выступили на глазах. — Так, — сама дала себе звонкую горячую пощечину, так что кожа вспыхнула от удара, — хватит. Выдумала тут… Но воспоминания, словно бы наводимые чьей-то безжалостной рукой, не отпускали её.Тени протягивали к ней чёрные острые крючковатые пальцы, норовясь снова ухватить её за волосы. Кровь из раны на щеке продолжала течь. Чёрные остатки тени в ране жгли кожу, так что сознание грозилось покинуть Милу в любой момент. Ладонь саднила. Горлышко разбитой бутылки было горячим и мокрым от крови. Тени шипели, но не спешили кидаться на «розочку», которой Мила махала во все стороны. — Пойдёш-шь… Куда с-скаж-жем, — шелестели они, заставляя Милу покрываться мурашками страха. — Нет! — кричала, только чтобы не слышать их голоса. Одна тень рванулась вперёд. Мила взмахнула " розочкой». Тень с тихим свистом разделилась на две части. Завопила утробным диким воплем, а потом у второго куска тени вспыхнули голубые глаза. Их стало больше. Они наплывали со всех сторон, они протягивали кривые пальцы к броши, которой Милу наградил Константин. Мила пятилась назад, пока не врезалась в стену. Тут же чьи-то крюки ухватили её растрепанные волосы и рванули на себя. Искры посыпались из глаз. Тут же острые пальцы скользнули по её шее, как будто разрывая её надвое. Из горла вырвался хрип, в глазах потемнело, «розочка» выпала из рук, а ноги подкосились. Синяя вспышка света казалась галлюцинацией, со свистом разрезавшей воздух. Тени с визгом бросились врассыпную, но кто-то неумолимо превращал их в обрывки тьмы, растворявшиеся в воздухе. Что-то просвистело у самого уха, кажется, задев его по касательной. Тут же цепкие руки отпустили её. Мила покачнулась, наваливаясь спиной на стену. — Мила? — голос Константина она узнала бы даже при смерти. — Мила, ты меня слышишь? — Ага, — слабо простонала она, рефлекторно подалась вперёд. — Мила! — Мила не успела понять, когда навалилась на Кощеева, он едва успел отбросить с грохотом в сторону меч. Его сухие холодные руки лихорадочно смахивали с её лица волосы, осторожно касались ран. — Мила, живая, — с облегчением выдохнул он и легко поднял на руки. — Всё будет хорошо, слышишь? Мила помотала головой и вдруг расплакалась. По-детски, испуганно, прижимаясь к груди спасителя и цепляясь руками за его чёрную косуху. — Тихо, тихо, глупая. Все в порядке, — он осторожно отнёс её в свой кабинет. Посадил на диван и опустился рядом: — Ты чертовски везучая для простой смертной.
Мила помотала головой и сделала несколько шагов вперёд. Чуть ускорилась. Медлить было нельзя. Крепко сжимая потрескавшуюся от лютых морозов пластмассовую ручку чемодана, Мила гремела колёсиками по заледенелому асфальту, оставляя город за спиной. Очень скоро её увезёт отсюда автобус, а там — аэропорт. И прости-прощай, город страшных тайн и леденящего душу страха, город, живущий собственной жизнью, по собственным правилам, где не место простым смертным. — Ты даже не попрощаешься? — кажется, мужчина отделился от тёмной стены. — Ну, что замерла? Обернись. — А зачем? — хмыкнула и сделала ещё пару шагов, когда вдруг наткнулась на невидимую плотную стену. — Ты никуда не пойдёшь! — он подкрался тихо, по-кошачьи, и положил ладонь на её плечо. — Магия, значит, — кивнула головой Мила и, не оборачиваясь, металлическим тоном процедила: — Пусти меня. Так будет лучше для всех. — Для кого лучше? — Да хотя бы для меня! — равнодушно развернулась к Кощееву Мила, выдёргивая плечо из-под его ладони. Она скользила взглядом по его лицу, ставшему невыносимо родным, и не могла понять, чего он ждёт. Константин же улыбнулся краем губ и ласково попытался заправить прядь, скрывавшую шрам от тени, Мила дёрнулась, но врезалась спиной во что-то твёрдое. — Ты не можешь держать меня вечно, — холодно ответила, поднимая голову. — Я не твоя пленница! Кощеев приподнял бровь и кивнул, поджав губы: — Да, но ты моя подчинённая. — Константин приблизился к её лицу и процедил шёпотом: — Я. Могу. При-ка-зать. Мила хищно растянула губы в улыбке, зная, как уродливо выглядит тонкий прямой шрам через губу. Подалась чуть вперёд и заговорщицки прошептала: — У тебя в столе лежит моё заявление об увольнении. Завтра подпишешь. А теперь, будь добр, сними магию. Кощеев пожал плечами, вынул из кармана чёрной косухи какой-то амулет. Бормоча что-то, пощёлкал механизмом. Мила на прощание махнула ему ладонью и сделала несколько шагов назад, не в силах отвернуться. Ночной тихий воздух разрезали гулкие вибрирующие удары, они заставили Милу вздрогнуть и прислушаться. Их было двенадцать. Ровно двенадцать гулких вибрирующих металлических ударов, а потом всё стихло. — Что это было? — Мила ждала подвоха во всём в этом городе. — Часы на старой башне пробили полночь, — Кощеев пожал плечами, заложив руки за спину, сделал крадущийся шаг к Миле, — такси превратилось в тыкву, а Золушка осталась с принцем… — А кто сказал, что ты мой принц? — дёрнулась Мила, чувствуя, как запутывается в собственных мыслях, словах, желаниях. Кощеев мягко притянул Милу к себе за локоть. Их разделял всего шаг. Всего один шаг стоило сделать Миле, чтобы решить всё для себя. Но она была не готова. Не готова принять такое серьёзное, тяжёлое решение. — Кто ты? — приподняла брови, глядя на пуговицы рубашки. — Ты не человек. Я это поняла ещё тогда, когда к тебе в мэрию стали наведываться странные люди, больше похожие на сектантов, чем на адекватных людей. Люди, говорящие о нечисти, Мороке, тенях, амулетах… И ты не Константин, да? Так кто ты? Мила склонила голову к плечу, изучая покрытые снегом зачёсанные волосы Кощеева. — А разве это имеет значение? — лаконично ответил он, проводя ладонью по волосам. — А как я могу доверять тому, о ком ничего не знаю? — повысила голос, глядя на всё сквозь хрусталь слёз. — Однажды я совершила такую ошибку — больше не желаю. Скажи, кто ты? — Кощей, Кощей Бессмертный, — легко ответил Кощеев, а Мила криво ухмыльнулась. — Думаю, теперь-то ты поверишь в это. — Не знаю, почему, но я верю тебе, какую чушь бы ты не нёс… Они замолчали. Кощей, придерживая Милу за локоть, заглядывал в её глаза, словно бы ожидая чего-то ещё. Та же запустила другую руку в карман. Парой резких быстрых слов отменила вызов такси. — Я правильно расценил этот жест? — Кощей приподнял одну бровь. Мила посмотрела на клочок асфальта длиной в один шаг, отделявший её от Кощея, потом посмотрела на него. Шаг до пропасти, длиною в целую жизнь. Рука сама собой легла на его шею, а ноги преодолели это расстояние, что разделяло их. Кощей осторожно, но крепко, прижал её к себе. — Ты понимаешь, что для меня это смерть? Шаг в неизвестность, шаг в пропасть? — выдохнула с тёплым облачком пара. — Я не заставлю тебя жалеть об этом. Обещаю. Я уберегу тебя от любой беды, Мила. Мила шумно втянула одеколон Кощея, смешанный с холодным осенним воздухом и прижалась к нему сильнее. Она только что впервые в жизни доверилась сердцу, а не холодному разуму. И, странно, кажется, она была вполне удовлетворена этим.