— Эй, нет, чел. Смотри, тут лучше сделать изгиб мягче. — Сал непонимающе хмурит брови, стараясь исправить нарисованную линию. — Давай, сейчас покажу, как правильно.
Ларри кладет свою руку поверх руки Салли, в которой он крепко держит карандаш. Сал поджимает губы, чувствуя дикое смущение от того, как металлист добродушно усмехается над собственным учеником. Теплые пальцы несильно сдавливают его кисть и помогают вывести плавную линию. Сал только кивает, признавая, что теперь его недовершенный рисунок выглядит куда лучше.
Джонсон сидит в позе лотоса, устроив Фишера на своих ногах. Металлист сказал, что так будет намного удобней им обоим. А Сал и не стал возражать, положив альбом себе на колени. Ему хочется научиться рисовать, до безумия хочется быть не хуже Ларри. Нет, это ни в коем случае не зависть. Это желание находиться на одном уровне с тем, кого Салли обожает до трясущихся ручонок. Ларри кажется ему намного старше своего возраста. Ларри умеет рассуждать, как взрослый, оставаясь таким же восемнадцатилетним балбесом с извечной полуулыбкой на губах. Прокуренный философ бренных апартаментов, который как никто другой подходит этому месту. Он умеет быть сильным тогда, когда остальным с собой не совладать. Ведь именно Джонсон спас его от красноглазого демона. Не струхнул, черт возьми, хоть и не привык ко всему этому дерьму. Сал ценит его, наверное, сильней собственной жизни. Ларри всегда остается собой.
Джонсон кладет свою голову на плечо Фишера, разглядывая лежащие возле ног мальчишки самоучители, которыми несколько лет назад пользовался сам Ларри. Местами порванные, чуть помятые, изрисованные, но бережно хранимые в старом ящике возле стеллажа. И сейчас он достал их специально для Салли, который неожиданно сильно загорелся идеей научиться рисовать, как он выразился, по-настоящему.
— Ммм, Ларри, так нормально? — Металлист беззвучно посмеивается над неуверенностью, сквозящей в интонациях Салли.
Можно сказать, что Джонсон знает Сала, как облупленного. Правильней сказать, что он знает его некоторые повадки. Сам Ларри сторонник суждения о том, что человек — нескончаемая вселенная чудес, страданий, необъятных чувств и нескончаемых мечт. И вряд ли он когда-нибудь скажет, что понимает Салли, потому что отлично знает, что они разные люди с совершенно непохожей степенью восприятия. Что поделать, Ларри слишком заморочен на теме личности. Ему нравится смотреть на людей, как на объекты искусства, когда каждый представляет собой уникальный шедевр. Неповторимый, витиеватый узор. И Сал для него любимейший из всех.
— Вау, волосы вышли просто зачетные, чел. — Ларри напирает вперед, стараясь разглядеть рисунок получше и почти ложится на Салли, который сдавленно стонет под тяжестью весьма немаленькой тушки металлиста.
— А-а-а, бля, убей меня, давай, — шипит Фишер, уткнувшись носом в альбомный лист. — Я ж давно мечтал о самовыпиле. Сейчас самое время.
Ларри мгновенно перестает давить своим весом на мальчишку, но тот даже выпрямиться не успевает, как его хватают за капюшон толстовки. Джонсон щурится, пялясь в голубую макушку, испытывая неслабое желание влепить Салли подзатыльник. Чего уж говорить, его до нервной тряски раздражают шутки про суицид, которыми Фишер сыпет направо и налево. И не потому что он тайный поклонник опасной бритвы, петли и многоэтажек. Все проще некуда. Он отлично знает, как это бесит Ларри.
А Джонсон прижимает Сала к себе так сильно, что тот даже дернуться не может. Длинные пальцы скользят по шее, царапая ногтями бледную кожу. Металлист знает, что Салли не будет его слушать. Порой он любит из вредности делать все наперекор.
— Лучше б ты о чем-нибудь другом мечтал. И вообще, за такие шуточки, Фишер, можно получить ремня, — цыкает Ларри на ухо мальчишке, который ехидно ухмыляется под протезом. Ему ли бояться какого-то там ремня?
Сал почти невесомо касается запястья Джонсона, легко щекочет и парень тут же расслабляется, приняв это за примирительный жест. Но Фишер только фыркает и ловко вырывается из чужой хватки. Проезжается задницей по деревянному полу, отодвигаясь от металлиста на безопасное расстояние. О да, Салли очень хорошо знает эту патлатую паскуду. Ему только фору дай и придется собирать жалкие остатки самообладания по кусочкам.
Фишер вертит в пальцах остро наточенный карандаш, разглядывая Ларри, которого жаром обдает от пронизывающего взгляда голубых глаз. Мальчишка покачивает головой в такт тихой музыке, что доносится из динамиков старого музыкального центра.
Будто бы забив на эту маленькую перепалку, Джонсон поднимает с пола альбом Салли. Сводит брови на переносице, сверяя пример из учебника с рисунком, вышедшим из-под руки Фишера. А мальчишка отчего-то не в состоянии оторвать глаз от Ларри. Бывают такие моменты, когда он смотрит на металлиста слишком уж пристально, силясь запомнить каждую особенность Джонсона. Сал щелкает языком, искренне жалея, что не попросил у отца на День Рождения фотоаппарат.
И сейчас лямка черной майки едва не падает, а Ларри дергает плечом, стараясь сделать так, чтоб она не соскальзывала. Наклоняет голову влево и его шейные позвонки разом хрустят, а длинные волосы от этого движения ниспадают на плечи. Старая растянутая резинка, которой Джонсон стянул свои волосы, падает на пол, а парень даже не шевелится. Он поглощен изучением работы Салли, делая небольшие пометки и корректировки. А Фишер рассматривает тонкие косички, с вплетенными в них цветными нитями, которые совсем недавно заплел металлисту. И Ларри, черт возьми, они настолько понравились, что он попросил мальчишку плести их ему чаще. Впрочем, Сал сам признает, что выглядят они круто.
— Спасибо, я уже получил сегодня свою порцию подсрачников, когда упал на твои тощие коленки. Даже синяки заработал, — Фишер возвращается в реальный мир, явно припозднившись с ответом на чужую колкость.
А Ларри поднимает голову, всматриваясь в Салли с долей тревоги. И только внимательный глаз заметил бы, как дернулся уголок его губ в хитрой улыбке. Но Сал не видит ее. Его больше занимает пакетик с леденцами, что лежит на старом сундуке. Приподнимает протез, чтобы похрустеть любимыми лимонными конфетами.
— Ого, покажи.
— Слышь, Схерали. — Сал накидывает на голову капюшон, хоть ему и ужасно жарко в этой толстовке. — Старый извращенец.
— Так ты их на заднице набил? Пф, откуда ж я знал? — Ларри хмыкает, кривя губы и разводя руки в стороны. — И так на минуточку, я старше тебя всего на год.
Сал демонстративно закатывает глаза, разгрызая конфету, а металлист снова цепляется взглядом за острые клычки, которыми мальчишка случайно клацает друг о друга.
— Прикинь, на нее упал — на ней и набил. Странно, да? — язвительно тянет Фишер, не поднимая головы.
— Я ж о тебе забочусь, волнуюсь, и вот, оказывается, какого ты обо мне мнения? — Джонсон качает головой, показывая свое крайнее разочарование в друге. Но тут же широко улыбается, стискивая зубами карандаш.
Сал кидает быстрый взгляд на губы Ларри и тут же отворачивает голову, надеясь, что металлист не заметил той горячности, что так редко появляется в голубых глазах. А все потому, что мальчишку уже не первую неделю точит одна мысль. Сначала Фишер рассчитывал забить на их спор, с заключения которого прошло чуть больше месяца. Но чем сильней Салли хотел отделаться от идей с проколом, тем чаще начинали его донимать собственные загоны.
А Джонсон неожиданно вырывает из рук Салли очередную конфетку. Металлист замечает, что бледные губы чуть влажные, и он уверен, что они на вкус такие же кисло-сладкие, как эти самые леденцы. Шуршит фантиком. Ларри попалась вишневая. Он подкидывает ее в воздух и, поймав ртом, довольно скалится. Сал прикрывает глаза, чувствуя, как его наполняет одновременно и волнение, и мягкое спокойствие. Озадаченно замирает, но через секунду решает перейти в наступление.
— Я, конечно, ни на что не намекаю, — начинает совершенно непосредственным тоном, а Ларри мгновенно на него реагирует. Подозрительно много в этих интонациях незаинтересованности и вместе с тем нетерпения. — Но ты не забыл, что кое-что должен мне?
Металлист откладывает альбом с пометками, искоса поглядывая на Фишера. А тот постукивает пальцами по деревянному полу, явно ожидая ответа. Нет, он приложит все усилия, чтоб уломать Джонсона. Ведь это будет честно. В конце концов, победил в их споре Сал, не так ли?
— Ты серьезно? Сорри, чел, но я не сказать, что уверен в твоих способностях. — Опирается спиной о стену и не глядя, роется в сумке, которую они вместе с Фишером притащили в домик. — А я не особо хочу подохнуть у тебя на руках, знаешь, от того, что ты где-то там ошибся.
И под пренебрежительным взглядом Сала, Ларри, наконец, вытаскивает из секретного кармашка пачку сигарет.
— Сливаешься, Джонсон? — надсадно шепчет мальчишка, вложив в свои слова все то ехидство, что умещается в его хрупком теле. — Уверен, будь на твоем месте я, ты б с меня живого не слез.
Металлист приподнимает одну бровь и многозначительно отводит взгляд в сторону, а Салли понимает, что абсолютно прав. Джонсону только повод дай, но что ни говори — меру патлатый знает, перегибать не станет. Но сам Салли не понимает, перегибает ли он сейчас, требуя от Ларри подчинения или все же нет.
— Просто не пренебрегаю безопасностью. Тем более, если уж попадать в чьи-то руки, то только в руки хорошего мальчика.
— А я, значит, плохой? — Фишер приближается к металлисту, усаживаясь меж его разведенных в разные стороны ног. Не моргая смотрит, как Ларри запрокидывает голову, выдыхая сигаретный дым, чтобы тот не попал Салли в лицо.
Кладет свои ладони на колени Джонсона и несильно сдавливает пальцами, от чего парень чуть вздрагивает. Мальчишка всматривается в лицо Ларри, надеясь, наконец, понять эту странную реакцию. Слишком уж сильно не любит металлист, когда его коленки трогают. Его аж всего передергивает.
— Перестань, Сал. — Ларри замирает всем телом, жмурится, проговаривая слова сквозь зубы.
У Джонсона мышцы разом напрягаются от того, как холодные ручонки наглого мальчишки поглаживают его коленки. Содрогается, будучи не в силах даже вдох сделать. Ларри и сам не понимает такой реакции своего тела. Ему до ужаса щекотно и вместе с тем, приятно. Какое-то острое удовольствие несется по жилам, нервам, заставляя кровь бурлить.
— Хват-и-ит.
— Кишка у тебя тонка, Джонсон, — Сал проговаривает это прямо в лицо металлисту. — У тебя даже кишка тонка меня остановить.
Салли помнит, что успел сделать три коротких вдоха до того, как его грубо опрокинули на пол. Ему кажется, что прошла всего секунда. Фишер закусывает губу, насмехаясь над собой. Ему и вечности не хватит, чтобы насмотреться на Ларри. Особенно, полюбоваться его глазами. Они такие черные, что радужка растворяется в зрачке. Иногда Джонсон замечает, как Сал жадно разглядывает его и начинает бессовестно пялиться в ответ. А порой они просто сидят и, не моргая, смотрят друг другу в глаза. Ларри это доставляет невыносимое удовольствие, наполняющее душу томящей нежностью и теплотой. А Сал же смущается так сильно, что у него уши горят. Мальчишка отлично знает, что Джонсон видит, как его щеки становятся пунцовыми, но металлист никогда не смеется над этим. Он либо делает вид, что не замечает этого, либо на самом деле не замечает.
И сейчас, залюбовавшись в очередной раз, Салли просто сгорает от стыда. Фиксаторы протеза неприятно давят на затылок от столкновения с полом, но эта боль стремительно отходит на задний план, когда длинные волосы Ларри начинают щекотать ему шею. Все идет совсем не по тому сценарию, который Салли обрисовал в своей голове. Но ведь не все еще потеряно.
— Что, задело, Ларри? Конечно, ведь это чистая правда. — Салли скрещивает руки на груди, пытаясь сохранить самообладание. — Ты просто струхнул.
Фишер облизывает пересохшие от волнения губы, сдерживая едкий смешок. Джонсон просто не может не купиться на откровенную провокацию. Свое пострадавшее самолюбие он тут же стремится подлечить, кидаясь в омут с головой. Салли думает, что это даже мило. Попадается так почти каждый раз и ничему не учится.
— Ла-а-адно, Кромсалюшка. Твоя взяла, но если что-то пойдет не так — сам будешь объяснять моей маме, как так получилось.
***
Салли буквально душит собственное удовлетворение, от которого дышится через раз. Он поворачивает защелку на двери комнаты Ларри, и та с шумом щелкает. Как приговор. Хотя, Джонсон и до этого знал, что согласился на сделку с самим Дьяволом. Уж он-то знает, каким порой бывает Сал, когда хочется добиться своего. Против лома нет приема, как говорится. И в таких ситуациях Салли — тот пресловутый лом. Почему Ларри так в этом уверен? Да потому что именно он, а не кто-то другой сейчас сидит привязанный к прутьям кровати собственным ремнем. На запястья неприятно давят деревянные балки, а кожаный ремень не позволяет поменять положение рук так, чтобы боль не растекалась по нервным окончаниям каждую секунду.
А Фишер будто и не замечает, как металлист дергается, надеясь избавиться от мучительного давления. Вытаскивает из-под горы накиданной одежды старую табуретку и ставит ту рядом с кроватью. Замирает на мгновение, а затем резко переводит взгляд на явно нервничающего Ларри.
— Что-то не так? — спрашивает так, словно речь идет о погоде, но никак не о намечающемся непотребстве.
— Мне давит.
Сал кривит губы в насмешливой улыбке, и хоть Ларри не видит ее из-за протеза, но он отлично видит по глазам мальчишки, как тот смеется над металлистом. И опять его зрачки разные, у протезированного глаза он явно меньше. Уже не в первый раз Джонсон ловит себя на мысли, что такой Салли невероятно похож на психа. И ситуация отлично располагает к подобным рассуждениям. И Ларри, может, даже продолжил бы эту внутреннюю демагогию у себя в голове, если б ловкие ручонки с черными ногтями не потянулись к ширинке его джинс.
— Ты че… А-а-а, Фишер, совсем по наклонной пошел?! — от нахлынувшего возмущения и полнейшего охреневания от поведения Салли, металлист даже не может подобрать слов. Первые три секунды он просто сидит с открытым ртом.
— Сам же сказал, что давит, — чистейшая невинность, отразившаяся в голубых глазах, добивает Джонсона окончательно.
Он просто с каким-то тупым выражением лица наблюдает за тем, как пуговица покидает петлицу, а Сал дергает за язычок молнии. Ларри упорно кажется, что что-то однозначно пошло не так. Может, его каким-то раком перекинуло в другую вселенную? Идея курить всякое дерьмо уже не кажется металлисту такой уж занимательной.
«Блять, Господи, если ты есть, я обещаю, что пить брошу. И курить. Черт, да я даже материться перестану и перейду на древнеславянский. Сукой буду, если обману. Аминь».
А Фишер чувствует укол совести от того, каким щенячьим взглядом окидывает его Ларри. С одной стороны смешно, что Джонсон боится, а с другой, Салли выиграл и ничего в принципе преступного не совершает. Ко всему прочему, он отлично знает, как быстро и без лишних проблем проколоть язык. В себе Сал уверен, а Ларри по поводу его способностей может думать, что хочет. Да и постебаться над металлистом лишним не будет. Надо же этому патлатому как-то искупить свои проебы.
Салли разворачивается к своему пленнику спиной, пока тот страдальчески стонет, запрокинув голову. Но стоит мальчишке открыть дверь комнаты, как металлист ошалело трепыхается, совершенно запутавшись в ходе действий Фишера.
— Стоп-стоп, минуточку. Ты же ее закрыл. — Джонсона прошибает от многообещающего коварного взгляда.
Черт возьми, и это Сал Фишер? Серьезно? Ларри просто не понимает, как мальчишка, который от смущения забывает, как языком шевелить, может бросать такие блядские взгляды. Но как бы Джонсон ни напрягал свои извилины, он не такой знаток человеческой психологии, чтобы понять очередной бзик Фишера.
— Нет, Ларри, я открыл ее, — протягивает манящим полушепотом, и такая соблазнительная хрипотца сейчас звучит резче обычного.
Сал не любит власть, но именно когда в его руки попадает обожаемый человек, желание доминировать переклинивает его. И все же, настойчивость Ларри явно сильней, чем стремление Салли превалировать. Ему проще принимать чужую страсть и сдаваться ей. Тем более что далеко не одна попытка взять верх заканчивалась низом. Не сказать, что Салли это сильно трогает или унижает, но все же, ему хочется почувствовать: каково это, держать в своих руках целиком и полностью другого человека. И, наверное, Фишер немного разочарован. Он не хотел, чтобы Ларри боялся. И если бы он получил от Джонсона хоть немного доверия, то все сейчас было бы иначе.
— И что ты собираешься делать? — неуверенность в голосе металлиста кажется Салли даже милой.
— Инструменты. Мне они нужны. Я, знаешь, забыл их захватить.
По интонациям Ларри понимает, что нихрена этот мальчишка не забыл. Он просто откровенно имеет его, как хочет, и даже скрыть это не пытается. Джонсон скрипит зубами, теперь ясно понимая в полном смысле значение поговорки «в тихом омуте черти водятся».
— А если мама вернется?
— Не кипишуй, Ларрижоночек. Все путем.
Плечи Салли подрагивают от приглушенного смеха, а хвостики чуть покачиваются. Прищуривает глаза, кидая быстрый взгляд на пах Джонсона. Муки склизкой совести мгновенно перестают донимать мальчишку. Он выходит из комнаты с твердым знанием того, что Ларри на самом деле нравится.
Очень нравится.
***
Из колонок рвется оглушающий металл, почти разрывающий барабанные перепонки. По венам, словно ток, несется, заряжая энергией и адреналином, что крышу сносит. Салли прохладными руками касается покрасневших щек Ларри и чувствует, как подушечки будто покалывает от удовольствия.
В комнате жарко. Пахнет красками, сигаретами и благовониями, что сейчас тлеют в небольшом блюдечке. От них идет тонкий дымок, распространяя аромат костра. Ларри подсел на этот запах совсем недавно, и не удержавшись, купил небольшую коробочку с ароматными палочками. Что поделать, Джонсон личность увлеченная, он любит погружаться с головой в то, что возлюбил.
Сал замечает, что металлист больше не косится на табуретку с разложенными на ней инструментами. Он с какой-то жадностью вглядывается в глаза Салли, а того как всегда обдает горячей волной. Приятно, жарко, лицо краснеет, но слава Дьяволу, под протезом этого не видно. И как нарочно, будто почувствовав, Ларри проговаривает слова. Медленно, чтоб Сал мог прочесть по губам, потому что металл почти оглушил их, почти вывернул их души наизнанку.
Салли повторяет движения губ Ларри, стараясь понять его.
«Сними протез».
Смотрят друг другу в глаза и от зрительного контакта голова кругом идет. Сал сжимает челюсти, ощущая жуткий стыд каждый раз, когда Джонсон просит его снять протез. Ему, в самом деле, стыдно показывать такому человеку, как Ларри, свое изуродованное лицо. И Салли не устает поражаться вновь и вновь тому, что металлист даже никак не показывает брезгливости, отторжения или даже самого небольшого испуга. Фишер поджимает губы, но все равно отстегивает фиксаторы.
«Мне нравится твое лицо».
Сал кладет протез на край. Цепляет с табуретки белые медицинские перчатки и с неприятным звуком, что растворяется в играющей музыке, натягивает их на руки. Ларри кажется, что это выглядит жутковато, словно он угодил в логово какого-то серийного маньяка. Но серьезность, отразившаяся на детском личике, заставляет отмахнуться от бестолковых мыслей.
Сал пальцами сжимает подбородок Ларри, чуть надавливая длинными ногтями на теплые губы. Металлист приоткрывает рот, дразняще проводя по кромке зубов кончиком языка. Сал цыкает, тут же резко надавливая на нижнюю челюсть металлиста, заставляя широко открыть рот. Мальчишка подсаживается ближе, оказываясь лицом к лицу с Ларри. У Джонсона поджимаются пальцы на ногах от предстоящей пытки. И все же, металлист с трудом, скрепя сердце готов признать, что ему нравится. Об этом говорит многое.
Очень многое. Потому что Салли сейчас такой серьезный и одновременно неуверенный в себе. Хмурится, смачивая ватку в хлоргексидине, а пальцами второй руки ловко ловит язычок Ларри, болезненно сжимая, когда тот пытается вырваться.
В голубых глазах, словно ледяными осколками застывает властность. Требование подчиниться. И Джонсон подчиняется, наверное, впервые за долгое время. Высовывает язык, позволяя Салу протереть его антисептиком. Страшно. Становится действительно страшно, когда Фишер берет в руки толстую иглу и стальной зажим. Его тонкие губы трогает улыбка, почти оскал. И когда Салли придвигается еще ближе, надавив своим коленями на бедра Ларри, тот чувствует исходящий от мальчишки сладковатый запах конфет.
Холодный металл давит на плоть, а острый кончик иглы ощутимо щекочет, пока Салли ищет правильную точку. Словно намеренно медлит, издеваясь. Яркий свет настольной лампы слепит глаза, и Ларри закрывает их. И тут же резко Сал пронзает иглой язык металлиста. Джонсон стонет и, наверное, он бы сжал челюсти от боли, но пальцы Фишера не дают ему сомкнуть их. На лбу выступает испарина, а в джинсах почему-то становится еще теснее, несмотря на расстегнутую ширинку. Ларри думает, что он совсем уже больной. Полетел с катушек. Стремительно так полетел, прихватив с собой заодно Салли, который не торопится вынимать иглу и только плавно раскачивается, задевая бедром член Ларри.
Они оба без крыши остались. Ее снесло, словно плотину волной полнейшего безумия. Джонсон чувствует, как по его нижней губе стекает слюна, а может, это кровь. Его колошматит всего, и руки подрагивают, как у подыхающего наркомана. И он готов распрощаться с остатками разума, когда Сал наклоняется вперед, прижимаясь губами к уху Ларри. Зубами чуть оттягивает сережку-гвоздик. Тихие смешки щекочут кожу, а Фишер просто ловит кайф от того, как металлиста потряхивает от слабого трения. Ткань боксеров темнеет от предэякулята.
— Не дергайся, Джонсон, и держи рот открытым.
Ларри прошибает от слов мальчишки, который вцепляется в длинные волосы металлиста, заставляя его запрокинуть голову назад. Тонкая ручонка тянется вниз и холодные от перчаток пальцы оттягивают резинку боксеров. Джонсон дышит громко и часто, словно боится задохнуться. Легкие горят, а в висках стучит так, словно он знатно накидался. И почему, черт возьми, его так вставляет от происходящего? Почему это скальпельно-острое удовольствие выворачивает его наизнанку? И почему так безумно заводит сбивчивое дыхание Фишера, который грубовато и отнюдь не нежно ласкает пальцами член металлиста. Быстро. Рывками. Такими, что у Ларри судорогой мышцы сводит. Царапает отросшими ноготками чувствительную кожу, а у Джонсона в голове будто салют. Смесь тянущей боли и убийственного кайфа.
Просто сдохнуть хочется. Вот сейчас, когда Сал стискивает зубы на сонной артерии Ларри, оставляя фиолетовые точки на коже от своих клыков. Сейчас, когда оргазм накатывает белой вспышкой перед глазами. Когда Салли резко убирает из прокола иглу, аккуратно вставляя в язык металлическую штангу. Джонсон просто недоступен, нет даже мыслей, только полнейшая тишина. Вакуум. Но проходит три секунды и его мир снова наполняется громогласным роком, что режет барабанные перепонки. Неосмысленным взглядом наблюдает за тем, как Сал слизывает сперму, стекшую с перчатки на запястье. Краснеет резко и мгновенно приходит в себя. Ларри просто не верит в происходящее. Он твердо уверяет себя, что это снова сон.
Музыка затихает слишком неожиданно и поначалу в ушах стоит звенящий шум. А Салли кидает небольшой пульт на покрывало. Они совершенно точно ничего не пили, но Фишер чувствует себя сейчас глупой девицей после пьяной ночки. Просто так в один миг все пошло не по плану Фишера.
Слабыми руками дергает за край ремня, стараясь высвободить руки Джонсона из крепких пут.
— Сал?
— Ммм? — Фишер как-то неуверенно поднимает голову, явно стесняясь смотреть на Ларри сейчас.
— Совет чисто из добрых побуждений: развяжешь — беги. Желательно далеко. Желательно, чтоб я тебя не нашел… Если ты понимаешь о чем я.
***
Салли вздрагивает. Салли давит улыбку, внутренне подбираясь от вкрадчивых интонаций Ларри. Они оба понимают, что это бесполезно, ведь в прятках Сал отнюдь не силен.
