Покинь священное место немедленно…
Голос был обворожителен, даже можно сказать, гипнотизирующий, но в то же время прямой, холодный как сталь в его ножнах. Яойорозу прежде не подходила так близко к людям. Она чувствовала его неровное дыхание, его кровь, бегущую по венам, мурашки на затылке. Момо чувствовала его полностью… словно Яойорозу сама стала частью юноши. — Людям запрещено ступать здесь… но… — Но я не человек ведь, да? — с некой усмешкой говорит парень и у жрицы перехватывает дыхание. — Твоя мать тоже жрица. Жрица людских чувств. — Её убили. — слишком безразлично говорит Шото. — Она сгорела для меня. В пламени этих самых чувств. — Тебе её не жаль? Разве люди не испытывают подобных чувств, когда их близкие умирают? Жалость, злость, страх, волнение. Может, боль? — Испытывают люди, а я не человек. — и Тодороки переводит на неё взгляд. — Ты ненавидишь людей? — Нет. — Для меня они все одинаковые. Мир — серый. — У тебя есть чувства? — Практчески нет. Раз в неделю ходить к Момо стало привычным занятием. Они всегда находили что обсудить. Жрица стала пускать его в свой лес и чувствовала, что как только нога юноши ступала на лесную тропу, то стоило упростить его путь, убирая лесные лабиринты между ними двумя. Тодороки и Яойорозу не замечали, как становятся потихоньку ближе к друг другу. Стали ощущать друг друга, теплоту рук… Это все не так обыденно для них. Цвет мира больше не серого тона. Он приобретает краски. Лес становится зеленее. Наполняется изумрудными бликами. Дворец не внушает панического цепенения и страха. Ходить к Яойрозу раз в неделю уже вошло в привычку. Только в этот раз он не пришел. И в следующий тоже… Некое гнетущее чувство привязанности к юному принцу откликнулось в ней. — Если он не пришел, значит на то есть причины — именно к такому выводу пришла жрица. Только вот в душе сразу стало пусто. Момо чувствовала, что-то произошло. И ведь правда… Яойорозу рискнула один раз появиться в городе и узнать, не случилось ли чего… Тодороки Шото, наследника трона, признали предателем своей страны. Абсурдно, но все доказательства пали на него. Дворцовые козни оплели кольца вокруг его шеи. Улицы города были опустошены, брошенные. Только центральная площадь наполнена людьми. С опаской она медленно продвинулась поближе к эшафоту, на котором должна была решатья судьба юного принца, предавшего свое государство. Шумная толпа сбивала гулом мысли и заставляла жрицу чувствовать себя некомфортно. Шестым чувством она ощущала его присутствие где-то рядом, но никак не могла понять где он находится. В одно мнговенье толпа замолка и устремила свои взгляды на выходящего из темницы палача, который вел за собой предателя. Взгляд его был опущен вниз. Слышался лишь звук бьющих друг о друга кандалов. Момо впервые видела такую картину перед своими глазами, поэтому не понимала чем это могло закончится. Перед его взглядом престал простой люд, собравшийся на площади. И тут в толпе негодование он встретился взглядом с ней — со жрицей. Через все тело будто прошел разряд. И еле слышно для людей он прошептал «Уходи», вот только она услышала это достаточно четко. Но вместо того, чтобы покинуть это место, девушка решила остаться. Палач грубо толкнул парня в спину и подводя к середине эшафота. — Тодороки Шото, некогда наследник трона, за свое предательство приговаривается к смертной казни. Холодный и пронзающий голос палача резко ударил по вискам Жрицы, она начала осознавать всю ситуацию… Гримаса некоего ужаса застыла на её лице и она замерла на месте, не в силах что-либо сделать. Грудину предателя пронзило холодное орудие, будто намертво застыв там. Тело принца упало на деревянные доски, окутывая пространство кровавой пеленой. Струились по лицу, огибая сантиметры боли, содрогаясь и падая на стол, поддерживали или, может, ухудшали душевное состояние, и без того шаткое в момент безумного отчаяния, уже обнявшего за плечи и целующего в шею ледяными губами. Она понимала, что они спасут ее душу от падения, покуда они есть, зло не сможет прорваться в глубины сознания и взять ее под контроль, потому печальные друзья продолжали прокладывать новые дорожки на ее щеках, уходя вниз по скулам к ключицам и отгоняя нависший над ней дух бессилия и страха. До тех пор, пока они не иссякнут, ты будешь в безопасности. Это волшебное и печальное нечто, которым обладают все живые души, все еще способные бороться за свое место под солнцем. Это слёзы жрицы земли. Расталкивая зевак, что попадались по пути, она бежала к человеку, что пробудил в ней чувства, научил любить и заставил увидеть в мире не только серые краски. Она давилась слезами и прижимала его тело к своей груди, окропляя белоснежную одежду багровыми разводами.***
Момо ненавидела людей. Понимание их сущности более не привлекало её. Единственное, что она чувствовала — пропитавшую от крови землю, и желание мести всему роду человеческому. Лес большее не являлся приветливым местом, он зарос огромными, непролазными терниями. Местные прозвали его прозвали проклятым. Жрицы — бессмертные. И все, что ей оставалось — провести свой остаток вечности в одиночестве, которое она сама избрала для себя. Цвет мира — серый.