Хену нравятся горничные

На самом деле это не должно обижать или ранить. Наоборот, стоит этим гордиться, весело рассказывать друзьям и близким, лучезарно улыбаясь. Так уверенно говорит Намджун, а ему поддакивает активно Джин. Мол, тут ничего нет стыдного или ужасного. Чонгук же молод, поэтому не особо плечист, довольно худ и тонок, что обыкновенное явление для парней его возраста, которые только-только начинают расцветать. Он еще не оперившийся птенчик, совсем юный и зеленый, с плавными чертами лица, легкой детской припухлостью, умилением, искрящимся в глазах. В нем еще нет мужественного шарма, нет того истинного мужского обаяния, которое появляется годами позже вместе с волосами на груди. Сейчас Чонгуку семнадцать, он худенький, не особо высокий и приятно-миловидный с большими наивными глазами, непослушными волосами и проблемной кожей. А еще ему ужасно идет костюм горничной… Это было что-то вроде спора. Чимин предложил. Ему показалось это невероятно забавным. Он пощеголял в милом розовом костюмчике горничной с фартучком, изведал все радости ношения и решил поделиться с другими, захватив реквизит с собой. Конечно, никто желания не изъявил, но дух авантюризма и горячая кровь все же имеют силу, поэтому ребята согласились на игру ради интереса. Условились, что костюм горничной проигравшему в камень-ножницы-бумагу придется носить целый час. К всеобщему удивлению проиграл младшенький. Тэхен тут же встал на его защиту, предложив нарядить себя. — Да, он же еще маленький, — соглашается Чимин, хитро улыбаясь, — такое под силу только людям постарше. Хен откровенно насмехается. «Ты такой маленький, что за тебя всегда должны вступаться старшие», — Чонгука ранят такие вещи, он злится, хмурится, кусает щеку изнутри, забывает о том, что должен реагировать на такие подколы просто и с юмором. Он резко выхватывает из рук Чимина поганый мерзко-розовый костюм. Пак от удивления складывает пухлые губы в трубочку и переводит взгляд на опешивших ребят, которые удивленно переглядываются, боясь вставить слово. Чон натягивает на себя костюм и тут же глубоко жалеет об этом. Ему казалось, что он будет выглядеть в нем ужасно нелепо, тем самым подчеркнет свою мужественность и брутальность, но в итоге он наоборот выглядит мило, трогательно и уютно. Тэхен без конца делает фотографии, приговаривая, какой он симпатяжка и милашка, а рядом ютится Чимин, отпуская похожие комментарии, восхваляя андрогинную красоту макнэ. — Тебе он действительно идет, — пытается подбодрить Чонгука Намджун, похлопав его по плечу. — Даже больше, чем мне! — влезает в разговор Чимин. — Такой миленький, прямо от девушки не отличишь! Интересно, есть у нас парики? Такого Чонгук не выдерживает, смахивает руку Кима и удирает в свою комнату, под звонкий протест Чимина: «Эй, мы так не договаривались!». Чону безумно стыдно за свое мальчишеское лицо и телосложение. За тонкую талию, недостаточно широкие плечи, плоский живот, проблемную кожу, не особо густой волосяной покров. Ему стыдно, что он так сильно смахивает на девчонку. Ему запрещают набирать мышечную массу, заставляют быть цветочным мальчиком, хорошо, что хоть волосы в косички да хвостики не заплетают. Чонгуку обидно. Он хочет поскорее вырасти и быть мужественным, брутальным, суперсексуальным, чтобы никто и в мыслях не допускал, что ему идут платья и костюмы горничных. — Ну, Чонгук-и, — раздается слащавый голос, — не обижайся, но тебе реально оно идет. Дверь в комнату открывается и на пороге показывается Чимин с баночкой бананового молока. Выглядит он не особо раскаявшимся, но по невинной улыбочке видно, что очень хочет прощения. Чон только хмыкает, скрещивая руки на груди. Он становится около трельяжа и с презрением глядит на белоснежный передник и розовую юбку. — Тебе правда очень идет! — заверяет Чимин, становясь рядом, ставя баночку с молочком на край трельяжа. Хен с Чонгуком практически одного роста, но он крепче, крупнее, сильнее. В костюме горничной он выглядит потешно, а никак не мило. Чимин-то мышцы спокойно качает и радует фанаток своим превосходным натренированным телом с упругими мышцами, красивыми рельефами. Хотя лицо у Пака выглядит детским из-за больших щек. Может, хену меньше повезло? Детское лицо вкупе с таким шикарным и мужественным телом? Чонгук не уверен. Он бы от такого тела точно не отказался, и плевать на милое лицо. — Ты о чем там напряженно думаешь? — интересуется Чимин, щипая Чонгука за бедро. Чон хмурится, все не желая прощать старшего за его выходку. Хену придется хорошенько постараться, чтобы он его простил. Взгляд Чонгука цепляется за бедра, которые так отличаются от его собственных: сильные, крепкие и твердые. Чимин много времени им отдает, качает ноги, ягодицы… Чон делает пару шагов назад, с интересом пялясь уже на задницу Пака, обтянутую тканью домашних шорт. В них не так хорошо видна их идеальная форма, их невероятная упругость и красота. Заднице Чимин уделяет ненормально много времени, делая ее настолько невероятной, что за ним абсолютно всем неловко стоять во время разминки. Девушек и так не хватает, а эти соблазняющие ягодицы только и делают, что эрекцию вызывают двадцать четыре часа в сутки. Сейчас кстати тоже. Чимин о чем-то монотонно болтает, трогая баночки с кремами, вращая их в руках и открывая, принюхиваясь, а Чонгук не может оторваться от заветных полушарий. Вроде надо еще злиться, но уже не выходит. Он же с чистосердечным пришел, молочко принес, свои сочные ягодицы показал, Чонгука возбудил. Можно простить. Чон решает, что да. Он подходит близко-близко, обхватывает Чимина за талию, мнет бока и прижимается каменным стояком к желанным ягодицам. — Какая интересная у меня горничная, — ухмыляется хен, смотря через зеркало в лицо покрасневшего Чонгука, кусающего губы от возбуждения. Чон толкается, трется, неловко имитирует толчки. Эта долбанная юбка мешает. Да и одежда Чимина тоже. Хочется все снять. Надо все снять. Пак вдруг тоже начинает подыгрывать, опирается о трельяж, выпячивает задницу, расставляет ноги шире и все продолжает смотреть на выражение лица Чонгука в зеркале. — Так кончишь? — весело интересуется Чимин. — Нет, — злится Чонгук: Пак точно намекает на их первый опыт, когда Чон позорно кончил, пару раз проехавшись членом по крепкому бедру хена. — Я вот помню… Чонгуку совсем не хочется слышать такой веселый голос хена, тем более, когда он сейчас так возбужден и зол, поэтому ловким движением руки он задирает футболку Чимина и запихивает краешек ему в рот. — Лучше этим займись, — бормочет Чон, поглядывая на довольную рожу старшего в зеркале с непередаваемым наслаждением прикусывающую край футболки. Ничего нового на самом деле. Чонгук и так знал, что Чимин — долбанный извращенец. Младший поправляет футболку так, чтобы хорошо были видны спина и соски. Есть что-то в напряженной спине Чимина невероятно привлекательное и соблазнительное, особенно когда она покрывается испариной, а загорелая кожа блестит в ярком свете ламп, прогибаясь под напором Чона. Соски хена Чонгуку тоже нравятся. Они маленькие, твердые, темные, как бусинки, особенно приятно их зажимать между пальцами и растирать до тех пор, пока Пака не начнет бить дрожь. Еще лучше их облизывать, а потом легко прикусывать, оттягивая на себя, наблюдая за тем, как протестует Чимин, при этом истекая естественной смазкой, стараясь прикрыть это интригующее компрометирующее зрелище, сдвинув колени. Затем Чонгук стягивает с хена шорты вместе с трусами до самых щиколоток, а из ящичка достает смазку и презерватив. Чимин наблюдает за всем происходящим с интересом и явно горит желанием как-нибудь высказаться, определенно не в тему, поэтому хорошо, что рот его закрыт импровизированным кляпом. Тут Пак выхватывает смазку из рук младшего, подмигивает ему и выдавливает себе на руку густую жидкость, а затем заносит ее за спину и начинает себя растягивать сразу с двух пальцев, активно проталкивая их в тугое отверстие. Чон лишь хмыкает (он на такую дешевку не поведется), поднимает свою пышную юбку и поглаживает болезненно стоящий член, размазывая по нему предэякулят и жадно смакуя каждое движение пальцев Чимина. У Пака пальцы короткие, но полные и, к стыду Чонгука, они ему безумно нравятся: их облизывать, кусать, ласкать языком… Старший облокачивается на трельяж, задирает задницу, покачивает ей из стороны в сторону и трахает себя пальцами, тихо постанывая в свою пропитанную слюной и потом футболку. Чон смотрит на это и на автомате натягивает на член презерватив. — Все, хватит, — вырывается у Чонгука, он убирает руку Чимина и прижимает запястье к спине, давит не сильно, зная, что старший потом жаловаться будет, но достаточно, чтобы ее зафиксировать. Чон касается головкой подрагивающей дырки и слегка толкается внутрь. Юбка мешает обзору, но Чонгук не решается ее снять, чувствуя, что просто обязан нагнуть хена именно в этом костюме, поэтому отпускает руку Чимина и поднимает юбку, но не успевает продолжить начатое, как Пак хватает его член и сам вводит себе в анус, поглядывая на младшего из-за плеча. «Это он так извиняется», — понимает Чонгук, хватаясь рукой за плечо Чимина, чувствуя, как все стремительней становится теснее и горячее. Он обожает это тугое жаркое чувство, напряжение, растекающееся от паха и по всему телу. Словно весь он натягивается струной, готовится к взрывному аккорду. Особенно приятно это тягучее напряжение вкупе с выражением лица Чимина: полуприкрытые веки, дрожащие губы, капли пота на висках и яркий румянец на щеках. Особенно хорошо (пожалуй, даже слишком), когда Пак открывает глаза и долго смотрит на Чонгука в упор: тогда Чон чувствует, как все его существо плавится, рассыпается, мыслей совсем не остается, только одно голое желание — не останавливаться. Член входит наполовину. Чимин нереально узкий. Чонгук пытается вспомнить, когда они занимались сексом в последний раз, но не может: Пак неловко насаживается на его член, придерживая за основание одной рукой, а другой скребет трельяж. — Я сам, — бурчит Чон, убирая руку старшего, и делает первый самостоятельный толчок, входя полностью в дрожащее тело. Чимин вдруг роняет голову и невнятно скулит. Чонгуку не очень нравится такой расклад (хочется смотреть на поплывшее лицо хена в зеркале, а не на темную макушку). Он вытаскивает край футболки изо рта старшего, быстро спрашивая: — Не очень больно? — Мой милый маленький Куки, — запыхаясь, выговаривает Чимин, поднимая голову и пялясь на Чона через зеркало. — Ясно, — холодно чеканит Чонгук и возвращает футболку в рот Пака. Чон толкается в старшего аккуратно, по чуть-чуть, чтобы тот привык, а пока ласкает спину, наслаждаясь тем, как дыбится кожа под его пальцами. Чон опускает руки ниже и мнет упругие ягодицы, царапая их короткими ногтями. Через зеркало видно, как дрожат ресницы Чимина и плотнее сжимаются губы на футболке. Чонгуку нравится взволнованное выражение лица, выдающее одновременно и боль, и жажду, и смущение. Когда еще хен будет таким откровенным? Чону хочется похвалить его за это, и он берет член хена, собирает естественную смазку, а затем пачкает ей твердый и рельефный живот Чимина. Тут Пак что-то говорит. Чонгук понимает и без слов. «Трахни уже меня», — вот, что говорит его взгляд. Чон довольно улыбается, сжимает руки на бедрах старшего, решая смотреть на лицо Пака, а не на свой член, проникающий в партнера (первое возбуждает значительно сильнее). Стоны Чимина слышно и с кляпом. Они сдавленные, смутные, но чертовски возбуждающие. Чонгук берет на заметку: чаще затыкать рот старшего. Под невнятный аккомпанемент Пака Чон начинает его искусно трахать. Сначала легко, рассчитывая силу и глубину, но Чимину этого мало: он от нетерпения опять заводит руку за спину, хватает Чонгука за его костюм и дергает на себя, подгоняя. — Да ты точно конченый извращенец, — довольно резюмирует Чон, перехватывая руку и заламывая ее за спину. «Сам напросился», — решает Чонгук и спускает себя с цепи, машет ручкой самоконтролю и начинает вдалбливаться в безумном ритме. Чимин такого не ожидал, поэтому теряется и выпускает футболку изо рта, Чон чуть жалеет, что теперь не видно вставших сосков, но лицо Пака с надломленными бровями и слюной, стекающей с уголка рта, компенсирует утраченное зрелище. Чонгук довольно наблюдает за тем, как слюна стекает с подбородка и опадает на пол. Трельяж стонет вместе с Чимином. Он весь трясется, баночки опрокидываются, хорошо, что не падают на пол, а Чон самозабвенно продолжает трахать хена, насаживая на свой член, запуская руку под футболку старшего и массируя упругие соски. — Господи, — шепчет сбито Пак, наклоняя голову в сторону. — Я чувствую твой член. — Тоже мне открытие. — Он такой твердый, — продолжает Чимин, — я чувствую его весь… «Мы что в порнухе?» — негодует Чонгук, понимая, что странные речи, толкаемые сейчас Паком, его жесть, как возбуждают. Комната наполняется множеством звуков: шлепки, сбивчивые речи Чимина, утробное рычание Чонгука и стоны трельяжа, молящего, чтобы все закончилось, иначе он развалится от напряжения. Чону трельяж нравится, потому что он удобный и вместительный, а Пак тесный, жаркий и какой-то сегодня слишком извращенный, поэтому Чонгук собирается кончить. Чон прикрывает глаза, сос­ре­дота­чива­ясь на сво­их раз­го­ра­ющих­ся ощу­щениях, на дрожащем голосе Чимина и на юбке. Проклятой юбке, из-за которой все и случилось. Ее подол щекочет внутреннюю сторону колена Чона, доставляет странное удовольствие. Чонгук подмечает, что в юбке легко, свободно. Трахать Чимина — самое то. Напоследок Чон приоткрывает глаза, чтобы взглянуть на свою задранную юбку, на лицо Чимина с широко открытым ртом и на себя, изнывающего от удовольствия. — Кончаю! — пожалуй, слишком громко произносит Чон, прижимая к себе за талию Чимина и ловя перед глазами розовые пятна. Чонгук немного стоит, ощущая, как сжимается Чимин, вслушивается в его постепенно восстанавливающееся дыхание и тихие причитания. Рука Чона двигается сама, огибает талию, мускулы живота и спускается к члену. «Все еще стоит», — понимает Чонгук, а затем выходит из Чимина. Снимает презерватив и, связав, кидает в мусорку. Пак все еще стоит с оттопыренной задницей и что-то бормочет. Его покрасневшая дырочка сжимается и разжимается, выпрашивая еще один раунд. Чон касается ягодицы рукой и нежно поглаживает. — Ты опять не кончил, — тихо произносит Чонгук. — Младшие вперед, — выдает радостно-издевательски Чимин. Похоже, миссия Пак Чимина на этой земле заключается в том, чтобы злить Чона. Иначе и быть не может. Чонгук хватает старшего за шиворот и заставляет встать ровно, а затем разворачивает и толкает к трельяжу, практически усаживая Чимина на него. — Ты чего? — удивляется Пак. Чон берет влажный край футболки Чимина и опять пихает ему в рот. Пак уже не такой поплывший и раскаявшийся, поэтому начинает сопротивляться, но его останавливает фраза Чонгука, полностью обезоруживая: «Сейчас ты кончишь». Старшему становится интересно. Он расслабляется и вовсю глядит на Чонгука, который поправляет юбку и смявшийся передник. Чон замечает этот жадный взгляд и трогательно улыбается в ответ. — Хозяин, наверно, пить хочет, — выдает Чонгук с самым честным видом, беря со стола баночку с банановым молоком. Чимин отрицательно качает головой, не понимая, к чему клонит младший, но глупо радуясь обращению («Хозяин» — звучит солидно). — Сейчас я все устрою, — говорит ровно Чон, открывая баночку с молоком и поднося к лицу Пака, но, не донося до него, проливая нежно-желтоватую жидкость прямо на крепкие плиты груди. — Ой, какой я неаккуратный, — смеется Чонгук, явно показывая, что делает все специально. Чон ставит баночку на край, а сам проводит пальцем, снимая банановое молочко, а затем слизывая с пальцев. — Вкусно, — шепчет он, глядя в глаза растерянного Чимина. — Сейчас я все уберу. Чонгук наклоняется к груди старшего и проводит языком, ощущая нежный вкус банана и молока. Чимин мычит на фоне, подтверждая, что ему такое обслуживание очень нравится. Чонгук вылизывает грудь, сантиметр за сантиметром, проходясь то широко языком, то только кончиком, а рукой ритмично надрачивает член хена. Чимин растерянно стонет, руками придерживает Чона за плечи и сам, насколько позволяет его положение, толкается в руку. Чонгук решает повысить градус разврата и берется вылизывать сосок, попеременно целуя его и посасывая, наблюдая за тем, как на все это реагирует хен. По лицу видно, что Чимин почти на пределе. Хену очень нравятся горничные. Больше ему нравится только Чонгук. Младший решает похвалить старшего за его выдержку и готовность заглаживать перед ним вину, поэтому опускается на колени и выливает оставшееся молочко на стоящий член. — Холодно! — пищит Чимин, выпуская изо рта край футболки, а Чонгук тут же вбирает член в рот, согревая. Во рту горячо, мокро и так сладко. Чон обожает этот банановый вкус. Он активно сосет член старшего, приобнимая его ноги, заглатывает так глубоко, как не брал еще ни разу. Чимин восторженно стонет на фоне, опять царапая невинную мебель и поглаживая Чона по волосам. Чонгук не отвлекается на сторонние раздражители, даже забивает на то, что от их телодвижений на пол попадало куча кремов и сейчас вот-вот кто-нибудь зайдет, возмущенный шумом. Чон сосредотачивается только на одной шальной мысли: «Хен должен кончить». Чимин долго не выдерживает. Впервые Чонгук так у него сосет. Обычно Чон не любит этого делать, краснеет и говорит, что как-нибудь в другой раз. Невероятно, но факт: другой раз, наконец, настал. Но Пак не был к этому готов. Он слишком возбужден, а Чон безумно напорист, он сосет без остановки, елозит языком, а руками массирует ляжки и мышцы живота. Слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. Чимин бы потянул этот момент подольше: сказочное зрелище наблюдать за тем, как Чон в смятом костюме горничной на коленях жадно обрабатывает его член (так еще и хозяином зовет!). Такого он больше точно не увидит. Но сдержаться не выходит: старший шипит, что кончает и закрывает рот руками, чтобы никто его больше не услышал. Чонгук слышит, но отпускает член только после того, как выстреливает теплая сперма, мешаясь с банановым молочком. Чон отпускает уже обмякший член изо рта и облизывает губы, а затем сглатывает необычный коктейль. — С банановым молоком вполне ничего, — констатирует деловито он, а Чимин шлепается рядом с ним на голую задницу. — Извращенец, — возмущается красный как рак Чимин. Чонгук встает, поправляет платье, которое почти не запачкалось, не считая воротничка. Пак же весь липкий от бананового молочка, так и блестит. Чон глядит на него сверху вниз и усмехается: — Как будто в порно побывал. — Вот совсем не смешно! — злится Чимин, натягивая на себя трусы. — Мне срочно надо в душ. От меня воняет! — От тебя пахнет, — поправляет Чон. — Банановым молочком. — Если хочешь, то можешь пойти со мной в душ и полностью вылизать меня, — подмигивает Пак, сменяя гнев на пошлость. — Нет, спасибо, — тут же отказывается Чонгук, уже размышляя, что он будет слизывать с хена в следующий раз. Чимин поднимается и смотрит на себя в зеркало, возмущаясь, пока Чон собирает крема с пола и думает, где ему раздобыть тряпку, чтобы все тут убрать. — Чем тебе так этот костюм не нравится? — вдруг спрашивает Чимин. — Я парень, — тихо цедит Чон. — И что? Платье тебе набор хромосом поменяло? — Ничего ты не понимаешь. Чимин хмурится, но соглашается. Он ничего не понимает. Платье — всего лишь красивый кусок ткани. Какие с ним могут быть проблемы? — Если бы кто-то зашел, у нас бы было столько проблем, — решает еще покапать на мозги Чонгуку Пак. — Эй, ну ты слышишь? — Ну не зашли же, что придумываешь. — Так что у нас с тобой? Трахаемся только время от времени или что? Опять эти каверзные вопросы. Чонгуку от них всегда безумно неловко. Он знает, что чувствует к Чимину что-то большее, что-то сильное, но ему только семнадцать и в таких материях он совсем не разбирается, они его пугают и путают. Ему проще пока игнорировать все эти вопросы и жить спокойно и весело, совершенствуя свой голос и тело, периодически отвлекаясь на секс-марафоны со старшим. — Или что. — Чонгук! — Еще не время. — А? Что? Только вот не надо говорить загадками, — расстроенно мычит Чимин. — Тебе придется подождать, хен, пока я не могу тебе этого сказать. У Чонгука покраснели даже уши. Чимин смотрит на своего смущенного птенчика и улыбается, смиряясь со своей незавидной участью. Когда-нибудь настанет то самое время и Чон скажет. Пак ему верит, а пока остается только ждать. — Но костюмчик тебе идет, думаю, надо такой купить, — переводит тему Чимин, дергая Чона за передник. — Покупай, — равнодушно бросает младший. — Ура! — Только вот, — Чонгук нагибается к уху хена и обжигает шепотом: — В следующий раз в нем будешь ты. Чимин довольно улыбается: — Еще посмотрим.