Примулы не расцветают в шестнадцать

В десять лет у Примроуз несформировавшаяся талия, абсолютно розовый взгляд на мир и солнечная улыбка с выпавшим передним зубом. В десять лет Примроуз верит в несколько нерушимых истин: в ласковые руки матери на своих щеках, в тёплое парное молоко от Леди и в свою любовь к Китнисс. Прим десять, и она с детским восторгом смотрит на старшую сестру (ей ведь уже четырнадцать) и её лучшего друга Гейла (ему целых пятнадцать лет, для Примроуз он самый что ни на есть взрослый). Они часто проводят совместное время все втроём, и Прим испытывает от этого невероятную радость и даже маленькую толику гордости и превосходства перед своими одногодками в школе, — она ведь ещё совсем ребёнок, а уже дружит со взрослыми. Китнисс играется с ней самодельными куклами, а Прим плетёт сестре венки из желтобоких одуванчиков тёплой весной; Гейл катает малышку Примроуз на раздавшейся вширь от переходного возраста спине, и часто подкидывает её вверх на руках, до громкого девчачьего визга в котором сквозит скрытое удовольствие и азарт, ничуть не страх высоты. В десять Примроуз убеждается в ещё одной нерушимой истине: лучший друг её сестры крепок, высок и донельзя надёжен. . В двенадцать лет мир для Примроуз по-прежнему походит на кусок мягкого облака, но добавляются и свои сложности: приготовление целебных мазей и отваров для заболевших людей из Шлака, впадающая в периодические апатии мать и первая, заляпанная кровью чуть ниже живота, ночная рубашка. Но Примроуз не грустит — ей ведь двенадцать, она просто немного повзрослела — у взрослых ведь бывают трудности, малышка Прим справится. Китнисс всё также играет с ней в куклы, но теперь ещё и раз в неделю берёт Прим с собой в лес. Маленькая Эвердин не понимает, зачем сестра даёт ей большой и громоздкий, как для её кистей лук, и остро наточенные стрелы. Примроуз плачет горько и навзрыд, когда Китнисс подстреливает в бок длинноного зайца; Прим всего двенадцать, ей совсем не нравится видеть смерть. Гейл всё также катает Прим на своей спине, но делает это уже немного реже, только когда младшая Эвердин жалобно попросит, поджав губы и подняв наивный взгляд чистых глаз вверх, к загорелому лицу. Гейлу исполняется семнадцать, теперь он совсем взрослый и Прим по-детски приятно чувствовать, как крепко перекатываются мышцы уже сформировавшейся юношеской спины под её тощими белыми коленками. . В четырнадцать у Прим округляются бёдра, вырастают все коренные зубы и формируется трогательно-узкий изгиб талии; мать с улыбкой замечает, что Примроуз уже почти что взрослая девушка. Младшей Эвердин это замечание приходится не по душе; ей исполняется четырнадцать, и Прим начинает понимать, что жизнь далеко не радужная сказка, покрытая белой сахарной глазурью — всё вокруг открывается совсем с другой стороны, и эта сторона, с налётом взрослой осознанности, Прим совершенно не нравится. На узкие девичьи плечи ложится слишком много забот и ответственности — гляди только, как хрупкая тонкость фарфоровых костей крошится под таким грузом. Но Прим всегда была крепче, чем казалась на вид, Прим не жалуется на тяжёлую жизнь в Дистрикте и ноющий пустой желудок по вечерам. . В четырнадцать Прим замечает, насколько Китнисс и Гейл действительно повзрослели. Замечает уже совсем по-другому, разглядывая сестринскую стройность ног, округлую тяжесть её груди и блестящий шёлк волос; Китнисс кажется малышке Прим куда красивее её самой. На девятнадцатилетнего Гейла Примроуз засматривается куда дольше положенного; молодой девчачий взгляд вылавливает поджарые предплечья, размашистую линию плеч и широкую крепкость мужских мозолистых пальцев. Детская восхищённость лучшим другом сестры формируется в нечто другое — плавно и постепенно, так, что малышка Прим замечает это, только когда чувствует внутри своей узкой грудной клетки щемящее чувство, которое сжимается болезненными и одновременно приятными спазмами при вида широкой спины и черноволосого затылка. Гейл теперь совсем мужчина, он работает в шахте и заботится о своей многочисленной семье; ему больше не до совместных забав на заднем дворе дома Эвердин, Прим понимает. Она и сама уже давно не девочка, но желание взобраться на крепкую спину Хоторна и почувствовать горячие ладони на своих икрах с возрастом никуда не пропадает. . Взросление Прим привносит ещё и осознание — не одной ей Китнисс кажется красивой. Прим не обижается на сестру, она понимает, почему Гейл засматривается на волнистую густоту чёрных волос и миндалевидный разрез глаз, — куда там малышке Примроуз с её несуразно тонкими лодыжками и выбеленными прямыми прядями. Примроуз четырнадцать, и она знает, что в этом нет совершенно ничего хорошего. . Когда Примроуз исполняется пятнадцать, её объявляют трибутом семьдесят четвёртых Голодных игр. У Примроуз дрожащие от страха сухожилья ног готовы вот-вот подкосится, сложится пополам, подобно крышке от сундука, но она с девчачьей силой в тощих кулаках старается протолкнутся сквозь толпу из чужих рук и тел, крича, подобно раненной птице, когда Китнисс дрожащим переломанным фальцетом говорит, что хочет стать добровольцем. До сестры Прим добраться не успевает — её подхватывают на полпути поджарые руки, совсем как в детстве, вот только сейчас Прим вовсе не хочется оставаться в объятиях Гейла как можно дольше, — сейчас она с неистовой силой лупит острыми коленям по крепкой грудной клетке, стараясь выбраться из металлических тисков. В пятнадцать Примроуз лишается сестры и становится единой опорой для своей сломленной матери; в пятнадцать единой опорой для Примроуз становится Гейл Хоторн. . «Я ведь обещал Китнисс позаботиться о её младшей сестрёнке», — улыбается Гейл и треплет Прим по белокурой макушке, портя её аккуратно заплетённую матерью косу. Малышка Прим ничуть не обижается испорченной причёске, она мягко смущается от широкой улыбки Хоторна и смотрит на него искрящейся голубизной светлых глаз всё также вверх; на свои двадцать Гейл вытянулся в шесть с половиной футов, низенькая Примроуз еле достаёт темечком до его широкой плечевой кости. Хоторн приходит к ней в дом почти каждый день, чтобы отдать тушку какого-нибудь пойманного в лесу животного или посмотреть вместе с Прим и её мамой транслируемые Голодные игры. Диванчик в их доме совсем небольшой и тяжело умещает на себе двоих взрослых людей, и одну девочку; Прим всегда оказывается зажатой между потрепанным подлокотником и разгорячённым бедром Гейла, но она ничуть не жалуется на тесное пространство старой обивки. Прим уверяет себя, что это всего-лишь из-за волнения за сестру — человеку ведь нужно чувствовать успокаивающее тепло другого человека, — потому что она скользит под размашистую, натруженную от работы в шахтах ладонь, переплетая узкие пальчики с мужскими фалангами. Прим страшно и стыдно, — она знает, что может делать это только и-за того, что её сестра сейчас далеко-далеко от них. Но Гейл сжимает её пальцы в ответ, надавливая на фаланги успокаивающим жестом, и Прим забывает об угрызениях совести, пряча в уголках губ довольную улыбку. Примроуз даже позволяет думать себе, что Гейл беспокоится о ней не из-за просьбы Китнисс и своего чувства долга, а именно из-за неё, Примроуз. Эти секундные иллюзии кажутся самыми сладкими и волшебными, словно Прим вновь десять, и она вновь верит в то, что мир похож на лёгкие взбитые сливки. Но мнимые фантазии разбиваются вдребезги, когда в ответ на поцелуй Китнисс и Питы, Гейл расцепляет пальцы на ладошке Прим, ревностно сжимая их в кулак так сильно, что на них проступают жилистые вены. Прим ничуть не глупа, она замечает такие мелочи, и знает, что они означают. Примроуз снова возвращается в реальность; ей, к сожалению, совсем не десять. . Прим исполняется шестнадцать, и весь её Дистрикт горит от капитолийских бомб. Неконтролируемый столб огня выжигается на испуганной сетчатке глаз всеми оттенками оранжевого и красного; младшая Эвердин до смерти напугана и совсем сбита с толку, она лишь крепко хватает застывшую от ужаса мать за рукав её ночнушки, чувствуя, как их со всех сторон сжимают обезумившие от страха люди. Знакомая тяжесть руки кажется для малышки Прим спасательным кругом, и она с облегчением смотрит на высокую, покрытую сажей, но всё же невредимую фигуру Гейла. Он кричит им, что нужно бежать как можно быстрее в лес, но Примроуз не успевает послушаться, вскрикивая от боли; горящая деревяшка мажет по её ноге, плавя кожу до вздутых болезненных волдырей. Гейлу приходится взять Прим себе на спину, и это впервые за много-много лет, когда Эвердин чувствует себя вновь в безопасности, мягко повиснув на крепких мышцах и скрестив ладошки на загорелой шее. Прим даже позволяет себе прикрыть глаза, не выдерживая боли в ноге и эмоционального шока. Все крики и стоны слышатся теперь сквозь вакуум, а жёлтые всполохи под плотно сжатыми веками можно даже списать на весело пляшущие огоньки. Прим старается уверить себя, что она просто-напросто попала в самый страшный в её жизни сон, не более. Жаль только, что Примроуз уже шестнадцать, и она не может погрузиться в воображаемую реальность, как это было раньше. . В тринадцатом Дистрикте Примроуз радостно виснет на шее Китнисс; ей совсем не нравятся серые помещения, уходящие в несколько километров под землю и распорядок занятий, выжженный каждый день на запястьях, но тут есть горячо любимая сестра, врачебные курсы и тепло рыжей шерсти Лютика, — Прим о таком и мечтать не могла, после того, как её дом сгорел на её глазах за пару секунд, вспыхнув, подобно спичке. . Примроуз шестнадцать, она знает про взаимоотношения юноши и девушки; в миг оторвавшиеся друг от друга Гейл с Китнисс, из-за заставшей их Прим, выглядят яснее некуда, Примроуз даже не нужно смотреть на взлохмаченный затылок Хоторна и припухшие губы старшей Эвердин. Прим уже совсем взрослая, но она бы всё на свете отдала за то, чтобы вновь стать маленькой несмышлёной девочкой. . Примроуз шестнадцать, у неё огромное сердце, поражающие, как на её возраст, познания в медицине и желание помогать пострадавшим людям. Примроуз шестнадцать, и всё вокруг неё алеет красным от взорвавшихся в руках детей парашютов; она укрывает ещё дышащего мальчика своим пальто, оборачиваясь на зов Китнисс, прежде, чем оставшиеся бомбы срабатывают во второй раз, поражая огнём всех вокруг. Прим шестнадцать, и она понимает, что это самый худший возраст.