Скорее Кристальная река потечет вспять, чем состоится Перестройка в Эквестрии!

Он стоял на балконе грандиозного дворца, смотря вниз на стотысячную толпу с румынскими триколорами. Уже старый президент Чаушеску устало встал возле нескольких микрофонов, зачитывая измученным голосом текст по бумажке. Это определенно был исторический момент, сейчас он продемонстрирует всему миру верность его народа и осудит провокаторов, которые развязали бойню в Тимошоаре. - Таким образом, наши враги пытаются подорвать независимость, целостность и суверенитет Румынии, - по территории огромной дворцовой площади были расставлены громкоговорители и динамики, чтобы каждый слышал голос Гения Карпат. Площадь была со всех сторон окружена монументальными постройками, одно другого грандиознее. Некоторые даже шутили, что таким образом Николае решил убрать с глаз долой находящиеся за площадью обветшалые дома, с регулярными перебоями с электричеством, больше напоминающие трущобы. Жесткая экономия уже который год давала о себе знать. А за пределы столицы и смотреть было страшно. - И вернуть страну во времена чужеземного господства. - Крыса! Долой! – достучался до президента какой-то выкрик из гигантской толпы, который заставил Чаушеску, у которого и так было не очень с дикцией, запнуться. Выкрик насторожил стоявших рядом охранников, да и парочку партийцев. - … Чужеземного господства и ликвидировать… - попробовал продолжить последний диктатор Восточной Европы, но гул в толпе нарастал все сильнее и сильнее. - Ти-ми-шо-а-ра! – продолжали орать люди в толпе, которая начала волноваться еще сильнее, агрессивно размахивая триколорами социалистической Румынии, а также портретами своего бессменного лидера. - И ликвидировать… Социалистические…. – Чаушеску даже повысил голос, пытаясь при помощи аппаратуры перекричать оппозицию в огромной толпе, но постепенно его голос становился все неувереннее. - … Завоевания… В ответ в толпе что-то взорвалось, скорее всего петарда, а разозленные люди начали рвать транспаранты с изображением Полноводного Разума Дуная, которые еще несколько минут назад поднимали как можно выше, чтобы привлечь внимание президента. - ДОЛОЙ ЧАУШЕСКУ! ДОЛОЙ КОММУНИЗМ! СВОБОДА! – яростные и полные ненависти крики, наверное, можно было слышать в другом конце страны. Через минуту в сторону балкона полетела брусчатка роскошной площади, но, благодаря предусмотрительности архитекторов, те даже не попадали в объективы камер, стоявших на этом же балконе. - Президент, вам нужно уходить, - вцепившись в руку своего повелителя, который махал толпе, словно отбивая летящие камни, испуганно пробормотал Бобу. Он был его самым преданным соратником, но выделялся лишь этим качеством. – Они же убьют нас всех! Сразу же рядом с Чаушеску появились несколько сотрудников Секуриате в форме и встали на балконе между своим правителем и разъяренной толпой. Один из них пытался что-то кричать в микрофон, но, поняв что это бесполезно, начал стрелять в воздух из пистолета, надеясь хоть так отрезвить людей. - Бобу, звони Миле, пусть приводит танки, попробуем справиться с ними, - одернув руку от своего приспешника, Николае ушел во дворец, лихорадочно соображая что ему делать. Ведь еще в ноябре съезд выбрал его президентом и все аплодировали ему десятки раз, произносили хвалебны речи, а народ маршировал на демонстрациях в его честь… Как все так поменялось, Гений Карпат понять не мог. – Теперь нас уничтожат, а я даже ядерное оружие не начал делать… Диктатор, будучи в какой-то прострации, ходил по роскошному помещению, украшенному немногим хуже Лувра или Петергофа, с собственными пафосными изображениями на стенах. Теперь все, скорее всего, было кончено, ведь даже танки могут не одолеть таких разъяренных людей. Находясь в подобных размышлениях, президент собирался зайти в свой кабинет и как следует обдумать дальнейшие действия. - Мой президент, - его прямо в дверях успел поймать Маня Мэнеску, несколько болезненного и уставшего вида очкарик, когда-то бывший его премьером и близким соратником. – Ситуация критическая, прикажете готовить вертолет? - Маня, погоди немного, к Дракуле вертолет, - погруженный в собственные мысли Полноводный Разум Дуная, почти не расслышал советника. – На всякий случай приготовь, но пока я покажу этим предателем всю силу социалистической Румынии. И не беспокой меня сегодня. Обо всем сразу же сообщай мне. Мэнеску, не понимая логику своего лидера, пощупал подбородок, пытаясь разгадать слова старого президента и, молча кивнув, отправился в сторону лестницы, ведущей на крышу огромного дворца. Сам Николае закрыл дверь и сразу сел в мягкое кресло с золотыми подлокотниками, не забыв предварительно протереть их дезинфицирующей салфеткой, забыв о том, что уже приказывал охране делать это утром. После этого на теряющего все диктатора нахлынули не очень приятные мысли. - «Проклятый Рейган, проклятый Буш, проклятый Илиеску, проклятый Апостол… Проклятый Горбачев! Почему бы вам всем просто не оставить меня в покое? Хотя бы до тех пор пока я бы не сделал бомбу. Я мог бы спокойно умереть в лучах славы, любви народа и роскоши, если бы не вы», - сжимая морщинистый лоб, старик другой рукой вертел золотую ручку с гербом своей страны. – «История несправедлива. Почему такие дураки и изменники как Горбачев получают самую сильную и большую в мире страну с ядерным оружием, которого хватит на весь мир, а кому-то достается во всем зависимая от капризов СССР страна, с желающими отвалиться венграми. Были бы у нас более равные условия, я бы стер его в порошок…» - Стереть кого-то в порошок мечтают все, разве по-твоему Помпей, уплывая навстречу смерти в Египет не желал сделать то же самое с Цезарем? Или маршал Антонеску Михаю, который приговорил его к казни? – в уши Гения Карпат впервые за непонятно какой промежуток времен пробилось что-то из внешнего мира. - Бобу, ну не имеешь права даже ты обращаться ко мне на «ты». Или решил уже в ФНС перебежать? – недовольно спросил Чаушеску, поднимая со стола свой президентский скипетр. Однако перед ним был вовсе не его преданный пес, а какой-то старик с длинной бородой и в белых одеждах. Правда, Чаушеску напрягло почти полное отсутствие каких либо внешних звуков. До этого он отрывками слышал крики и пальбу, но сейчас все стихло. – А как ты сюда попал? Куда еще глядит моя охрана?! У меня не приемный день. - Не волнуйся, Николае, я лишь пришел чтобы сказать, что твое время пришло, - странный старик, словно ожившая греческая статуя, достал из своей накидки нить. – Да, теперь твоя социалистическая Румыния лишь история со страниц учебников… Да и ты скоро станешь историей. У Героя из Героев нервно задергался подбородок, да и веко левого глаза тоже. Он совсем не понимал, кто этот старец, как он сюда попал и почему он постоянно говорит об истории. - Так кто же ты? Ты ангел, который пришел за мной, потому что я умер? – Чаушеску на всякий случай протер глаза, стараясь понять, сошел ли он уже с ума, покинул этот несправедливый мир или просто заснул. Может, тогда и Горбачева никакого нет? - А, прошу прощения, я забыл представиться, Геродот – Отец «Истории», - задумчивый старик словно вспомнил о хороших манерах и коротко поклонился диктатору. – И ангел придет за вами скоро, учитывая исторический опыт свержения тиранов разъяренной толпой. И тебе очень повезет, если не разорвут на месте. Николае, уже вставший из кресла, тут же приземлился обратно, выронив скипетр, заодно поцарапав золотые подлокотники. - Ха-ха… шутим? – конечно, Гений Карпат много знал об истории, учитывая сколько средств он положил на реставрации памятников и он отлично знал, кто такой Геродот. Но тот умер почти две с половиной тысячи лет назад, став историей. – А будущее мое, может, еще предскажешь? Или скажешь, куда я попаду? - Я Отец Истории и не могу сказать точно, что с тобой будет, только анализировать и мой прогноз неутешителен, - ходя по кабинету и посматривая на красочные, полностью лишенные недостатков портреты Румынского лидера, который к тому же был гораздо старше себя на них. – Но с моей точки зрения вы уже мертвы. Не физически. В том смысле, что твоя власть и страна стала историей, хотя может ты и умрешь лет через сто. Я подвожу итог жизни выдающихся людей с исторической, точки зрения, не моральной. Но на свалке истории, как это у вас называется, для Николае Чаушеску уже есть место. - А кто вообще дал тебе такое право, распоряжаться исторической оценкой людей? Особенно если учесть, что история в корне несправедлива? – уже несколько вспыльчиво возразил Гений Карпат, чувствуя сильное нежелание отправляться на какую-то свалку истории. – Я еще много могу сделать! Ответом ему стало минутное молчание старика, с сочувствием глядевшего на вспылившего тирана, потерявшего все. - Прости, сейчас я выскажусь не как древнегреческий мудрец, - Геродот, задумчиво пощупав бороду, неожиданно задрожал в бессильной ярости. – Аид меня побрал впервые написать что-то историческое и назвать это «Историей»! Теперь я вынужден ходить по миру и провожать исторические души людей туда, куда им и положено и решать, достойны они памяти или забвения. О, олимпийцы, почему в этом году мне так везет? Я уже по всей Восточной Европе прошел это лишь капля в море. Особенно эта ваша ГДР. Только проводил Хонеккера, а через месяц все Политбюро с их Берлинской Стеной. Геродот, выпустив таким образом пар, поправил растрепавшееся одеяние и вновь принял добрый и мудрый вид на глазах немигающего Чаушеску. - Ладно, я отвлекся, нам в любом случае пора идти на суд истории. Если очень повезет, он ошибется, но учитывая его богатый опыт, это почти исключено, - вытащив песочные часы, старик протянул руку Николае. - Но… Но я слишком мало успел сделать, да и как бы я мог это сделать в таких условиях? Я хотел сделать бомбу, построить свой культ, закрыть страну и спокойно умереть, передавая власть своим детям, - попробовал возразить Чаушеску, не протягивая руки в ответ. - Николае, понимаешь, ты и так сделал немало. Возможно, на твоем опыте какой-нибудь другой правитель в другой части света так и сделает, но у тебя в характеристике целая эпоха, - непонимающе смотрел на него старик, хотя он уже тысячи раз видел эту картину, когда давят на жалость. – Тем более отсрочки мы не даем… Ну, или крайне редко. - Дайте мне еще один шанс! Мне просто не повезло с миром и страной. Если бы я и Горбачев оказались в хоть немного более равных условиях я бы отправил его на свалку истории, а не наоборот, - постукивая кулаком по столу, продолжал упрашивать Николае. - Ну… Если бы смог… - Геродот сильно задумался над такой просьбой. С одной стороны это было не по правилам, но с другой стороны на это было бы очень интересно посмотреть. И он даже держал в голове пару миров. – Ты что-то можешь дать мне взамен? Чем ты готов рискнуть ради второго шанса? - Всем, чем хочешь. Ставлю свою добрую историческую память и историческую же душу, или как это называется у вас. Еще свой скипетр, золотую ручку, жену и ее золотой унитаз… Если он у нее есть, - Николае только в этот момент вспомнил, что прочитал об этом в одной из газет пару дней назад и потому не знал, правда ли это или нет. - Ну, последнее это скорее всего выдумка, но… - Геродот сильно задумался, все таки развлечений при такой работе практически не было. – Хорошо, если ты превзойдешь Горбачева при более равных условиях в другом мире, то можешь и дальше жить в том мире, а здесь румыны будут жалеть о твоем падении. Но если проиграешь, отправишься в самый низ, к наименее известным динозаврам. И даже Пол Пот будет лучше тебя, в памяти людей. Согласен, Гений Карпат? Николае, не долго думая, сразу же схватил протянутую руку, даже не слушав условий при проигрыше. Теперь он не проиграет. Однако он быстро опомнился, вспомнив о том, что кое-что забыл. - А что это за мир будет? Только пусть не Властелин Колец и не Звездные Войны. И чтобы не стариком был, как здесь, - попросил Чаушеску, вспомнив про этот пункт. - Ну… - Отец Истории выглядел немного расстроенным, поскольку хотел засунуть этого товарища в какой-нибудь из предложенных миров, но тут ему пришла в голову идея получше. – Хорошо. Я знаю тот, где тебе очень понравится.