Merciless eyes of deceived

Ощущение, что что-то идёт не так, не отпускало его с самого начала операции. Слишком легко им двоим удалось проникнуть на охраняемую территорию, слишком быстро они справились с охраной. С Бондом всегда было легко, но инстинкты Алека Травельяна твердили ему, что в этот раз всё по-другому. И когда помещение хранилища, откуда они должны были вынести прототип прибора, оказалось ловушкой, Алек почти не удивился. Прорываясь обратно к выходу с пустыми руками, они вынуждены были разделиться — вернее, Алек отступил в какой-то коридор и только тогда обнаружил, что Бонда с ним больше нет. Он был окружён со всех сторон и впервые в жизни не имел ни малейшего представления о том, где находится выход из сложившейся ситуации, однако инстинкт выживания взял верх над отчаявшимся разумом, и выход нашёлся. Он с трудом помнил, как добрался до того места, где они спрятали снегоходы. Обнаружив там только одну машину, Травельян понял, что Бонд жив, и в тот момент ему показалось, что случилось чудо. Они сумели оба выскользнуть из ловушки русских, обмануть верную смерть. В удаче Бонда Алек, в общем-то, никогда не сомневался, но знал, что Бонд почти всегда перетягивает на себя удачу своих напарников. Адлер, Бэйн, Роквэлл — их имена Травельян знал исключительно потому, что тоже с ними работал, и все они погибли на совместных заданиях с 007. Однако, в этот раз удачи Бонда хватило на двоих. Встретились они только в Праге, откуда по изначальному плану их обоих должны были перебросить в Англию. Там выяснилось, что Бонду всё же удалось прихватить с собой прототип, и они отметили успешное выполнение задания вместе с коллегами из пражской резидентуры, часть которых оказалась очаровательными блондинками. Бонд пил за возвращение Алека из мёртвых, Алек, соответственно, — за чертовскую удачливость своего друга, и оба они поднимали тосты за Англию, за М и за прекрасных чешских коллег. Всё это, за исключением, разве что, последней части, Алек Травельян рассказывал по возвращении в Лондон лично М. Присесть ему предложено не было, поэтому свой устный отчёт Травельян делал стоя, глядя куда-то в стену чуть выше головы своей начальницы. Он не очень понимал, почему М не устроил его письменный доклад, содержавший абсолютно те же сведения, но, в конце концов, это было не его дело. Его делом было выполнять приказы, и он их выполнял безукоризненно. — Значит, не найдя Бонда в условленном месте, вы сразу поехали в Прагу? — спросила М отстранённым, но резким тоном, который всегда вызывал у Травельяна неуютное ощущение. Её взгляд при этом не отрывался от бумаг, которые она изучала. Возможно, это был письменный отчёт Алека, но он не был в этом уверен. — Так точно, мэм, — бодро ответил он. М удостоила его холодным взглядом, затем снова уставилась в бумаги. — Как вы потеряли Бонда на советской базе? — задала она новый вопрос. — Хранилище оказалось ловушкой, нас атаковали, и мы оба прорывались наружу самостоятельно. В какой-то момент нас оттеснили в разные коридоры, и я остался один. — По вашему мнению, 006, — М сделала паузу, — почему русские вас ждали? — Вероятно, нас засекли на подступах к базе, — Травельян пожал плечами. — Тогда почему они оставили ваши снегоходы на месте? — Простите, мэм? — Алек удивлённо приподнял брови. — Как это связано? — 006, включите голову, — в голосе М прорезалось раздражение. — Вы засекли двух вражеских шпионов, устроили для них ловушку, обоим удалось ускользнуть. Алек стиснул зубы. Да, умным из них двоих всегда считался Бонд, но Травельян прекрасно понял, к чему клонит М. — Вы считаете, что нас кто-то сдал. И так как о самой операции знали немногие, а её деталях — и вовсе всего пара человек, вероятнее всего, предатель — кто-то из нас. И моё чудесное спасение в этом ракурсе выглядит более чем подозрительно. М недовольно поморщилась, затем её взгляд чуть смягчился — почти неуловимо, но Алек Травельян не был бы секретным агентом, если бы не умел замечать такие вещи. — Нет, этот вариант мы уже отсекли. Иначе этого разговора бы просто не было. Но, возможно, вы вспомните что-то, что поможет вычислить настоящего предателя. Пока же вы свободны, 006. Алек сдержанно кивнул и покинул кабинет начальства. Бонд ждал его в приёмной, сидя на краешке стола Манипэнни и флиртуя с ней, так что Алек даже не был уверен, что Джеймс действительно его ждал. Увидев Травельяна, Бонд соскочил со стола, тут же, по своему обыкновению, засунув руки в карманы брюк. — Простите, дорогая Пэнни, но я вынужден вас покинуть. — Чтобы вернуться, как обычно, через пару месяцев? Это будет спокойное время, — в ответной улыбке Манипэнни тепла было куда больше, чем язвительности. — Ради вас, Пэнни, я готов приходить к М хоть каждый день. Он подмигнул девушке и первым вышел в коридор. Алек, чуть задержавшись, улыбнулся на прощание Манипэнни, но та окинула агента пренебрежительным взглядом и демонстративно отвернулась обратно к своему компьютеру. Травельян вздохнул и вышел вслед за Бондом. — Что тебе сказала М? — спросил Джеймс, когда они вдвоём шли по коридору. Алек неопределённо пожал плечами. — Намекнула, что нас кто-то сдал русским. — Да, М и со мной об этом говорила, — небрежно кивнул Бонд. — Она решила почему-то, что это мог быть ты. — Травельян быстро посмотрел на друга, и тот усмехнулся. — К счастью, мне удалось убедить её в том, что это бред. А ведь иначе тебя сейчас уже допрашивал бы какой-нибудь молчаливый коллега из смежного отдела. Бонд снова с удовольствием усмехнулся. Травельян хмыкнул и пробормотал что-то неразборчивое себе под нос, однако настроения шутить у него не было. Откровенно говоря, ему стало сильно не по себе от той мысли, которая так развеселила Бонда. Будь на месте 007 любой другой агент, никакие аргументы не повлияли бы на решение М. Хоть она и продолжала постоянно ворчать на Бонда, все в МИ-6 знали, что он её любимчик. Самый непредсказуемый, самый неуправляемый и самый блестящий из агентов Секретной Службы — неудивительно, что ему прощались постоянные отступления от предписанного протокола и бесконечные разрушения, производимые им на пути к цели. Нахальное обаяние Бонда не оставляло равнодушным никого — и даже Алек, которого обычно раздражало свойство друга располагать к себе абсолютно всех, на этот раз был искренне за него благодарен. — Есть планы на вечер? — спросил он, пытаясь сменить тему. Бонд мечтательно улыбнулся. — О да, я ужинаю сегодня с обворожительной девушкой. Она работает переводчиком в итальянском посольстве и работает на МИ-6. — Тебя возбуждают иностранные языки? — ухмыльнулся Травельян. Бонд рассмеялся, сверкнув зубами. — Не то слово. Он крепко хлопнул Алека по плечу, шутливо козырнул — по-русски, чем вызвал у 006 невольную улыбку, и ушёл. Травельян задумчиво посмотрел Бонду вслед, и улыбка на его губах погасла, сменившись невесёлой усмешкой. Может, для Джеймса достаточно было того, что с его друга сняли подозрения, но самому Алеку легче от этого не стало. Как в том русском анекдоте, который рассказал Алеку резидент ЦРУ в Москве пару лет назад за бутылкой водки, — ложечки нашлись, но осадок остался. М готова была допустить мысль о том, что 006 — предатель, и этот факт не давал ему покоя, отзывался горечью на языке и глухой болью где-то у солнечного сплетения. Он вздохнул и решил просто выбросить всё из головы. Это МИ-6, в конце концов, и их работа — подозревать всех и каждого. Издержки профессии, так сказать. Вычислять предателя в рядах МИ-6 — задача сотрудников соответствующего отдела, которых упомянул Бонд, для Алека же самое правильное — просто делать своё дело и не мешать работать другим. Однако вместо того, чтобы пойти домой, он направился обратно в свой кабинет и до утра просидел, перечитывая собственные отчёты с последних миссий. Когда Бонд следующим утром пришёл на работу, опоздав настолько, что это уже сложно было назвать утром, Алек сосредоточенно чертил что-то прямо поверх уже исписанного листа. — Почему у меня такое ощущение, будто ты пришёл сегодня слишком рано? — Джеймс озадаченно хмыкнул, разглядывая друга и подмечая вчерашнюю одежду, лихорадочный блеск глаз и тёмные круги под ними, а также штабель из пустых чашек из-под кофе, выстроившихся на другом конце стола. — Я не уходил, — рассеянно отозвался Алек, сверяя записи с документом, открытом на компьютере. Что-то явно не сходилось, и он нахмурился, пытаясь найти ошибку. Бонд удивлённо приподнял брови, затем сел на край стола и решительно развернул экран компьютера в сторону. Когда Алек поднял на него взгляд покрасневших от бессонной ночи глаз, Джеймс широко улыбнулся. — Друг мой, мы только вчера вернулись с очередного задания. Мы сдали отчёты, и теперь нам обоим положен отдых. — Я не могу просто встать и уйти, Джеймс. Смотри, — Алек развернул экран обратно и, пару раз клацнув по клавиатуре, открыл ещё несколько документов. — Кое-кто из наших коллег поделился своими отчётами, — пояснил он Бонду, которому пришлось практически лечь на стол, чтобы иметь возможность что-то увидеть. — Это против правил, — заметил 007, но его усмешка ясно давала понять, что подобные нарушения регламента его совершенно не волнуют. — И что же ты нашёл в этих отчётах? — У разных агентов случались сбои за последнее время. Но самые серьёзные — на заданиях в Союзе. — Это логично, — фыркнул Джеймс, — у них хорошая контрразведка. — И двойной агент в наших рядах, — добавил Алек, обрывая явно не воспринимающего его всерьёз друга. — Все самые существенные провалы — у агентов, которые работали с нашим куратором. — Ты считаешь, что нас сдаёт М? — скепсиса в голосе Бонда хватило бы на всю МИ-6. — Нет, я считаю, что нас сдаёт кто-то из своих. Один из агентов категории два нуля. У каждого из нас есть доступ к информации, которой обладают остальные. Применив минимальные усилия, её можно восстановить по косвенным свидетельствам, обрывкам данных из внутренней сети, или же аккуратно вытянуть у коллег. Мы — лучшие агенты одной из лучших секретных служб современного мира, но при этом мы чудовищно уязвимы для ударов изнутри. — Ты говоришь так, словно потратил немало времени, выискивая эти слабые места, — с неожиданным холодком в голосе заметил Бонд, выпрямляясь и приглаживая растрепавшиеся волосы. — На твоём месте я бы перестал думать обо всём этом. Он спрыгнул со стола и направился к выходу из кабинета, однако в дверях обернулся и ткнул пальцем в сторону Алека. — Будь осторожнее, слышишь меня? — сказал он уже мягче. — Не думай, что я не понимаю твоих опасений, но, в свете недавних подозрений М, твои действия могут показаться кому-нибудь очень неоднозначными. Алек остался сидеть, задумчиво уставившись в экран. Затем, словно очнувшись, он сохранил все данные на чистую дискету и тщательно удалил всё с компьютера — ему не хотелось, чтобы кто-то случайно наткнулся на следы документов, обладать которыми 006 было не положено. Решительно встав из-за стола, он снял с вешалки пальто. Джеймс был прав: нарушая правила, чтобы заполучить нужную информацию, он только вызовет больше подозрений, и к его находкам не отнесутся с доверием. А значит, ему не оставалась ничего иного, как уйти уже, наконец, домой и постараться насладиться заслуженным отдыхом. Джеймс разбудил его звонком в дверь в час ночи. Алек открыл, сонно щурясь на свету и зябко кутаясь в слишком короткий для него халат. Бонд окинул его насмешливым взглядом и хмыкнул, но промолчал, что уже должно было насторожить Травельяна. Алек отступил в сторону, пропуская друга внутрь, и, заперев дверь, поплёлся следом за ним вглубь квартиры. К его удивлению, Бонд направился прямиком в спальню, где начал быстро выгребать вещи из ящиков. Не обращая внимания на протестующий вопль Травельяна, он вытащил из-под кровати один за другим два чемодана, а затем, не удовлетворившись обоими, простую спортивную сумку. — Что, чёрт возьми, ты делаешь?! — Заткнись и помоги мне, — огрызнулся Бонд. — Я всё объясню позже, а сейчас у нас мало времени. И Травельян послушно заткнулся и принялся помогать. Из них двоих Джеймс всегда был главным, и Алек привык доверять его интуиции и подчиняться его приказам. Сейчас они были не на задании, но у Алека почему-то возникло ощущение, что они вот-вот окажутся под огнём противника и лучше делать то, что говорит Джеймс. Вдвоём они быстро сложили в сумку самое необходимое, напоследок Бонд швырнул поверх вещей несколько пачек с бумажными банкнотами. Только на улице, уже сев в машину, Бонд решил дать хоть какие-то объяснения. — Я знаю, что не должен этого делать, и что за такое грубое нарушение правил меня по голове не погладят, — начал он, и Травельяну сразу стало нехорошо: это должно было быть что-то по-настоящему серьёзное, если даже Бонд это понимал. — Но, чёрт возьми, Алек, я знаю тебя и верю тебе, как самому себе. И просто не мог сидеть, сложа руки. — Может, скажешь уже, наконец, в чём дело? — хмуро перебил его Травельян. Он терпеть не мог чего-то не понимать, а в данный момент он не понимал вообще ничего. — Они всё-таки считают, что предатель — это ты, — почти спокойным голосом произнёс Бонд. — Я думал, что опасность миновала, потому что М больше не затрагивала эту тему в разговоре со мной, но потом случайно узнал от Манипэнни, она считала, что я уже в курсе. Алек ошеломлённо наклонился вперёд, опираясь локтями в колени, и сложил перед собой кончики пальцев. Пальцы явственно дрожали, и он резко сжал их в кулак. — Что мне делать? — отрывисто спросил он. — Бежать. Поверь, это лучший вариант, — заверил его Бонд, заметив удивлённый взгляд Травельяна. — Но этим я просто распишусь в своей вине, — возразил тот. — Да, и настоящий предатель решит, что сумел отвести от себя подозрения. И пока МИ-6 будет гоняться за тобой, я докажу твою невиновность. — Если меня не убьют прежде, — мрачно уточнил Алек. В глубине души он понимал, что выбора у него и правда нет: оставшись и позволив себя схватить, он не облегчит свою судьбу, и шансы уцелеть куда выше, если он сбежит. Но разум продолжал судорожно искать какой-нибудь ещё выход, более надёжный, гарантирующий спасение. Джеймс протянул руку и опустил ладонь на стиснутые кулаки Алека, чуть сжав их. Травельян вскинул голову и перехватил взгляд 007 — тревожный, но уверенный и решительный, и только тогда понял, что должен принять неизбежное. Он неловко дёрнул головой, изображая кивок, и Бонд отлично его понял. Через полчаса он высадил Травельяна на окраине Лондона, возле уже дожидавшейся их машины. Они не стали прощаться, лишь молча кивнули друг другу, а затем БМВ Бонда скрылся в темноте. Его гнали, как дикого зверя — методично и безжалостно, как умеют только секретные службы и мафиозные кланы. С мафиозными кланами Алек дела никогда не имел, зато о секретных службах знал всё, и именно это позволяло ему раз за разом уходить от преследователей, хотя, замести следы с концами всё никак не удавалось. Травельян прекрасно знал, как МИ-6 обходится с предателями, он и сам пару раз участвовал в таких охотах, но никогда не думал, что окажется однажды по другую сторону. Ему всегда было интересно, что руководит агентами, которые переходят на сторону врага? Не теми, кто изначально работает на чужую разведку и специально заслан в ряды МИ-6, а обычными британскими парнями, которые добровольно пошли в своё время служить в секретной службе, а потом по какой-то загадочной причине начали работать на кого-то другого. Особенно, если этим «другим» был Союз. Дело было даже не в социализме и не в том, что коммунисты отрицали монархию. В конце концов, рассуждал Алек, с монархами русским действительно не везло, да и не только им. Однако внутренняя политика Союза повергала в шок. Неужели все те, кто предавал Англию, всерьёз желали родной стране такого же кошмара? Это совершенно не укладывалось у Травельяна в голове. Кроме того, он просто слишком любил Англию. Он понимал это всегда, но особенно остро осознал именно теперь. Покинув Лондон, он почти сразу перебрался на материк, а затем, обхитрив погоню, сел на самолёт до Ванкувера. Это оказалось проще, чем он ожидал: считая его советским шпионом, коллеги из МИ-6 были уверены, что Травельян попытается добраться до Советского Союза либо до дружественной Кубы, и никому и в голову не пришло искать его в Канаде. Это дало ему небольшую фору, которую Алек использовал с умом. И вот тогда-то, оторвавшись в очередной раз от преследователей и сидя на террасе небольшого кафе на одной из улочек Амстердама, он понял, что должен вернуться. Во что бы то ни стало, несмотря на весь риск. Он не может прятаться, как крыса, по подвалам чужих домов — у него есть собственный. Может быть, Бонду удалось найти доказательства, и преследовавших его агентов просто отозвали? Узнать наверняка Травельян не мог — 007 ни разу за это время не выходил на связь, очевидно, опасаясь слежки. Да и, мало ли, его вполне могли отстранить от работы за то, что он помог Алеку бежать. Поэтому и сам Алек не пытался связаться с другом. Он вернулся в Лондон в начале апреля. Едва только выйдя из аэропорта и вдохнув густой молочный туман, Травельян понял, что принял правильное решение. Здесь, на родной земле ему совершенно не верилось, что его могут убить или посадить в какую-нибудь секретную тюрьму. Поразмыслив, он решил попытаться выяснить обстановку через Манипэнни, ведь она всегда была в курсе всего, что делал Бонд. Соваться в МИ-6 было слишком рискованно, но, к счастью, Травельян знал её адрес — как-то раз Джеймс попросил его закинуть к ней домой какие-то документы, которые он забыл оставить в офисе, а передать лично не успевал, так как торопился на самолёт. Манипэнни жила на маленькой тихой улочке в одном из старых районов Лондона, её квартира располагалась на втором этаже, и из окон была видна парадная. Поднимаясь по лестнице, Травельян кожей чувствовал внимательные взгляды сквозь дверные глазки — наверняка в этом доме жили исключительно добросовестные старушки, бдительно следившие за всем, что происходило вокруг. Поэтому Алек старался идти спокойно и неспешно, словно был здесь не незваным гостем, а своим. Остановившись перед нужной дверью, он вытащил из кармана связку с ключами и разыграл целый спектакль, выбирая из них нужный и мучительно долго копаясь с замками. Он был уверен, что «наблюдатели» увидели только ключи, не заметив, что дверь он открыл вовсе даже отмычкой. Манипэнни пришла домой через час после него. Сидя в тёмной кухне, он слышал, как она кладёт на табуретку в прихожей свою сумочку, снимает обувь и вешает пальто. Затем она прошла по коридору и щёлкнула включателем. В кухне вспыхнул свет, и Травельян, в одно мгновение преодолев разделявшее их расстояние, быстро схватил женщину, одной рукой обездвиживая её, а другой зажимая ей рот. — Спокойно, это я. Пэнни начала судорожно биться в его руках, её испуганный взгляд заметался по кухне, пытаясь найти что-то, что могло бы помочь. Алек несильно встряхнул её и повторил: — Всё в порядке, это я. Не дёргайся, я сейчас тебя отпущу. Он разжал руки и отступил на шаг; Манипэнни быстро ударила его по колену и кинулась мимо него обратно в коридор, где на стене висел телефон. Алек, шипя сквозь зубы, перехватил её на полпути. В этот раз удержать её оказалось сложнее, Травельян боялся причинить ей боль, Манипэнни же явно считала, что в борьбе с ним хороши любые средства. — Чёрт подери, да успокойся же! — прикрикнул Алек. Манипэнни замерла, недоверчиво уставившись на него. Алек снова выпустил её, теперь уже не теряя бдительности и оставаясь наготове на случай, если она снова попытается проскочить мимо него. — Что тебе надо? — почти выплюнула Манипэнни. Алек нахмурился. Очевидно было, что женщина считает его врагом, но это означало, что она не в курсе расследования Джеймса. Он не рискнул ей довериться? Но почему? Боялся, что об этом узнает М, или подозревал Манипэнни в предательстве? Последнее показалось Травельяну слишком невероятным и он принял для себя первую версию. — Позволь я всё объясню, — примирительно начал он. — Я понимаю, ты меня боишься. Но я не предатель. Меня подставили, и Бонд помог мне бежать, чтобы в моё отсутствие найти настоящего шпиона. Манипэнни презрительно фыркнула. — Не очень-то убедительно, попробуй ещё раз. — Почему это неубедительно? Мы с Джеймсом — старые друзья, он знает меня лучше других и сразу понял, что всё подстроено. — К твоему сведению, — голос Манипэнни сочился сарказмом, — именно Джеймс представил М доказательства твоего предательства. А когда за тобой пришли, тебя уже и след простыл. — Джеймс... представил доказательства? — медленно переспросил Алек. Он не понимал, что происходит, хотя его разум, холодный и ясный разум агента секретной службы уже предложил очень простое объяснение, только вот было оно слишком странным и неправильным. Травельян озадаченно потёр подбородок и прошёлся по кухне, почти забыв о Манипэнни. — То есть ни у кого больше не осталось никаких сомнений в моём предательстве? — уточнил он. — Ни у кого их и не было. Только Джеймс не хотел сначала верить, потому и попросил у М разрешения лично провести расследование. Манипэнни явно не считала эту информацию важной, потому говорила, не колеблясь, с явным удовольствием вбивая каждое слово, будто гвоздь в распятие. И эти слова действительно причиняли боль, потому что подтверждали ту страшную догадку, которая пронеслась в сознании Травельяна, наконец, оформившись в чёткое осознание. Двойным агентом, работавшим на Советский Союз и сливавшим КГБ информацию об операциях МИ-6, был никто иной, как Джеймс Бонд. Джеймс Бонд, которого Алек Травельян думал, что знает, как самого себя. Которому Алек Травельян верил, как самому себе, и даже больше. Джеймс Бонд, лучший из агентов МИ-6, личный любимчик М, которого всегда ставили в пример всем остальным «двойным нулям», оказался предателем, и Алек просто не знал, как жить дальше с этим знанием. Он с трудом выдохнул и только тогда заметил, что до крови вонзил ногти в ладони. Манипэнни перед уходом пришлось оглушить и связать. Алек предпочёл бы этого не делать, но он не видел иного выхода. Он и так не сомневался, что, едва придя в себя, Пэнни кинется сообщать Ричардсу либо лично М, что 006 в Лондоне. Бонд узнает об этом вторым. Этот вариант Травельяна не устраивал абсолютно. Он хотел, чтобы Бонд узнал первым и вовсе не от Манипэнни. Машину он угнал, пройдя пару кварталов. Это был старый «форд» послевоенного производства, потрёпанный, но в отличном состоянии. Автомобиль завёлся с первой же попытки; Алек с удовольствием прислушался к ровному гулу двигателя и довольно кивнул самому себе: в машинах он всегда разбирался даже лучше Джеймса. До дома Бонда он добрался уже в сгустившихся сумерках. Окна его квартиры, расположенной на четвёртом этаже, были темны, но Алек почему-то был уверен: Бонд там, видимо, Манипэнни уже успела его оповестить. Судя по тому, что его не ждал на подходах тяжело вооружённый спецназ, никому не пришло в голову, что Травельян придёт именно сюда. Никто, кроме самого Бонда, но тому не нужны были свидетели. Алек вытащил пистолет, убедился в том, что он полностью заряжен, проверил запасные магазины. Он жалел о том, что не стал брать дополнительное оружие: ни нож, ни второй пистолет. С другой стороны, возможно, это было и к лучшему — имея дело с Бондом, глупо возлагать надежды на преимущество в вооружении. Он вышел из машины, неспешно пересёк улицу и вошёл в парадную. На входной двери стоял кодовый замок, но код за это время, как выяснилось, не изменился. Поднимаясь по лестнице, Травельян чувствовал себя совсем не так, как парой часов назад, когда шёл в квартиру Манипэнни. Тогда он не чувствовал угрозу и не опасался засады — он шёл к человеку, которого считал если не другом, то, по крайней мере, своим союзником; не говоря уже о том, что Манипэнни в принципе не представляла для него никакой опасности. Сейчас же всё было совершенно по-другому. В его руке был крепко зажат вальтер, точно такой же, как у Бонда. Дверь в квартиру Джеймса была гостеприимно распахнута. Свет в прихожей тоже не горел, и Алек несколько секунд стоял на пороге — не то давая глазам привыкнуть к темноте, не то пытаясь смирить бешено колотившееся сердце. Наконец, он вошёл внутрь, оставляя дверь открытой, чтобы не лишиться единственного освещения. Квартира у Бонда была большая: три просторные комнаты, не считая столовой, кухни, ванной с туалетом и служебных помещений. Но Травельян, повинуясь какому-то инстинкту, двинулся сразу в кабинет. Настольная лампа зажглась, ослепляя глаза, едва лишь 006 вступил в комнату, и он едва удержался от того, чтобы рефлекторно заслониться ладонью. — Добрый вечер, дорогой друг, — произнёс Бонд. Он сидел в своём любимом кресле, держа в одной руке пистолет, а в другой — рюмку с водкой. На Бонде была белая рубашка, перечёркнутая ремешками наплечной кобуры; его неизменный пиджак был небрежно перекинут через подлокотник небольшого диванчика, стоявшего у противоположной стены — диванчик раскладывался во вполне приемлемых размеров кровать, на которой Травельян не раз ночевал после их совместных попоек. — Хочешь что-то спросить? — вежливо предположил Бонд. Травельян хмыкнул, поудобнее перехватывая рукоять вальтера. — Только одно, — ровно ответил он. — Почему именно я? Он не стал спрашивать, зачем Джеймс в принципе сделал всё это, — потому что знал, что всё равно не сможет понять. Бонд пожал плечами. — Я говорил тебе не лезть в это дело. Ты слишком глубоко закопался. В МИ-6 рано или поздно догадались бы, что это кто-то из «двойных нулей», а после той последней операции в Борисов-18 к тебе начали присматриваться внимательнее. Подставив тебя, я избавился сразу от двух угроз. Что называется — ничего личного. Ты не поверишь, я даже хотел предложить тебе работать вместе со мной, но ты всегда был слишком предан Англии. Алек горько усмехнулся. Почему-то до этого момента он мысленно продолжал отделять своего лучшего друга и собутыльника Джеймса от предателя и двойного агента Бонда. Однако теперь, глядя в спокойные, чуть насмешливые глаза Бонда, Травельян неожиданно понял: это тот же самый человек. Который, возможно, когда-то служил МИ-6 верой и правдой и не думал, что однажды станет сдавать секреты своей родины русским и целиться в того, кого называл другом. Он молча кивнул. Бонд залпом допил водку и потянулся, чтобы поставить пустую рюмку на стол. Алек выстрелил дважды, не дожидаясь, пока она опустится на тёмно-вишнёвую столешницу. Время игры в догонялки закончилось, наступило время расставлять точки, и Травельян не желал с этим затягивать. Однако Бонд явно предугадал его действия — у него всегда была потрясающая интуиция. Резко толкнувшись ногами, он опрокинул кресло, заваливаясь вместе с ним назад, ещё прежде, чем Травельян в первый раз нажал на курок. Первая пуля прошла выше, вторая перебила одну из ножек кресла и чиркнула по обивке, взметнув в воздух мельчайшие обрывки ткани; рюмка, так и не успевшая коснуться стола, покатилась по полу. Джеймс ушёл в перекат отточенным за долгие годы движением и, используя перевёрнутое кресло как прикрытие, открыл ответный огонь. Алек выругался и, пригибаясь, рванул обратно к двери, намереваясь укрыться за выступом стены. Где-то в глубине сознания колыхнулась мысль о том, как легко они двое дошли от крепкой дружбы с совместными попойками до схватки всерьёз, до победного конца. Пуля Бонда, пущенная с небольшим опережением, настигла Алека, пройдя насквозь через нижнюю треть плеча и силой инерции уводя его в сторону, когда до цели оставалась всего пара шагов. Травельян длинным прыжком нырнул в коридор, стремясь уйти с открытого пространства прежде, чем Бонд выстрелит снова; перекат вышел не очень удачным, удар о пол не удалось погасить, и он пришёлся в раненое плечо. Руку пронзило болью, пальцы, словно сами собой, разжались, выпуская рукоять вальтера. Алек снова чертыхнулся. Сейчас идея идти напрямую к Бонду уже не казалась такой удачной; и даже не потому, что они находились в его квартире, на его территории, — он просто был лучше. Всегда, во всём. В поле, во время выполнения заданий, в рукопашном бою и в тире, в аналитической работе. Он просто был лучшим агентом МИ-6, и максимум, на что мог рассчитывать Алек, это стать вторым. И теперь превосходство Бонда было очевидно: они едва успели начать, а он уже опережал Травельяна на три очка. Алек потянулся за выпавшим пистолетом левой рукой, но Бонд оказался рядом раньше. Удар ногой в область диафрагмы стал для него неожиданностью, и это дало Травельяну драгоценные доли секунды, чтобы подняться; следующий его удар пришёлся Бонду по сжимающей пистолет руке, и ещё один вальтер со стуком упал на пол. Но на этом успехи Алека закончились. Бонд рывком ушёл назад от метящего ему в подбородок кулака, отвёл следующий выпад перекрёстным ударом в запястье и хуком справа разбил Алеку нос. Удар в опорную ногу — и Травельян, потеряв равновесие, упал на одно колено. Всё происходило быстро, слишком быстро для уже раненого Травельяна, и он чувствовал, что не сможет долго выдерживать заданный темп. Лишь по чистой случайности он сумел остановить апперкот Бонда и тут же, воспользовавшись удачным моментом, попытался провести подсечку; Бонд ушёл в перекат, но Травельян, извернувшись, успел схватить его одной рукой за ногу, резко дёргая на себя. Джеймс неловко грохнулся на пол, едва не приложившись об него затылком. Алек злорадно подумал, что было бы смешно, если бы великий Джеймс Бонд погиб, раскроив себе голову при падении. Но Бонд не дал ему насладиться этой маленькой победой. Пяткой свободной ноги он врезал Травельяну в челюсть, не позволяя подтащить себя ближе и заставляя ослабить хватку. Отпихнув противника, Джеймс перевернулся на живот и почти на четвереньках рванул к валявшемуся в паре шагов от него пистолету. Алек кинулся следом, пытаясь остановить Бонда и не дать ему завладеть оружием, но удар локтём в уже сломанный нос едва не лишил Травельяна сознания. Бонд схватил вальтер и выстрелил почти в упор, но Алек в последний момент успел перехватить и отвести руку Джеймса, так что предназначавшаяся ему пуля ушла в сторону, пробив оконное стекло. Травельян отстранённо подумал, что, судя по звуку выстрела, это был именно его пистолет, но сказать наверняка не мог. Алек попытался произвести захват, но они с Джеймсом проходили одну и ту же подготовку, к тому же у того не была прострелена рука и не был сломан нос, и результатом манёвра стал лишь вновь потерявший владельца пистолет. Драка превратилась в возню; оба противника катались по полу, осыпая друг друга ударами и дожидаясь того момента, когда один из них выдохнется. Вернее, мысленно поправил себя Алек, того момента, когда окончательно выдохнется он сам, — силы Бонда казались неистощимыми. В какой-то момент ему удалось взять верх, и Алек оказался прижатым к полу. Это могло стать последним поражением в его жизни, и он предпринял единственное, что ему оставалось. Удар в пах вне правил, но это была не тренировка, а реальный бой не на жизнь, а на смерть, и здесь не могло быть запрещённых приёмов. Бонд издал сдавленный стон, и Травельян вывернулся из-под него, наградив по пути ударом ногой в голову. Он вложил в этот удар всю свою злость, всё отчаяние проигрывающего, всё разочарование от чужого предательства. Голова Бонда дёрнулась, он отшатнулся, пытаясь прийти в себя, и Алек воспользовался выигранным временем, чтобы, наконец, подобрать пистолет. Комната расплывалась перед глазами Алека, из дважды сломанного носа сочилась кровь; судя по всему, у него было сотрясение, но сейчас это не имело значения. Держа оружие левой рукой, он навёл его на Бонда, который, пошатываясь, поднимался с пола. Джеймс ухмыльнулся, стирая кровь из разбитой брови, заливавшую ему один глаз, и Алек выстрелил три раза, выпуская в тело противника все три оставшиеся в магазине пули. Это был всё-таки его пистолет, он понял это, едва коснувшись рукояти. Не будь Алек так дезориентирован, он бы целился в голову, но сейчас слишком боялся промахнуться, хотя и понимал: три пули в грудь вряд ли остановят Бонда, тот будет драться до последнего. Травельян знал, что другого шанса у него не будет, поэтому, отбросив уже бесполезный вальтер, он с низким криком бросился на противника, тараня его плечом, и они оба выпали из окна. Окна в квартире Бонда были огромные, почти до самого пола, с очень низкими подоконниками, и вытолкнуть Джеймса наружу оказалось совсем нетрудно. Зазвенело, разбиваясь, стекло; апрельский воздух, пропитанный ароматами весны и влажной земли, ударил в лицо. Падение было недолгим — всего лишь четвёртый этаж. Почти вся сила удара пришлась на Бонда, но даже от смягчённого чужим телом столкновения с землей Травельян потерял сознание. Кажется, его поднимали и куда-то несли. Кажется, его долго везли на машине, возможно, даже за город. Открыв глаза, Алек обнаружил себя в комнате для допроса — он хорошо знал это место, оно располагалось в одном из предместий Лондона, в подвалах давно заброшенного дома. — Вы знаете своё имя? — спрашивал его чужой холодный голос; лица говорившего было не разглядеть из-за бившего в глаза света. — Алек Травельян. — На кого вы работаете? — На МИ-6. Удар по лицу чем-то тяжёлым. Привкус крови на губах. — На кого вы работаете? Зачем вы хотели убить агента Бонда? — Он был двойным агентом, работавшим на Советский Союз, — покорно отвечал Алек и получал новый удар. В какой-то момент он отключался, и его ненадолго оставляли в покое. Потом всё начиналось сначала — на кого вы работаете? Зачем хотели убить Бонда? У Алека постоянно болела голова, взгляд было невозможно сфокусировать, его часто тошнило желчью, пару раз, кажется, на ботинки допрашивавшего его агента. Его били, погружали в холодную воду, опять били, накачивали какой-то дрянью — и снова, и снова задавали одни и те же вопросы. На кого вы работаете? Как вас завербовали? Кто ваш связной? Как вы передаёте сведения? Зачем вы хотели убить Бонда? На кого вы работаете? Алек отвечал одно и то же, почти на автомате. Он рассказал им всё: и о блондинках из пражской резидентуры, и о диване в кабинете квартиры Бонда, и о своей обиде на М за то, что поверила в его предательство, и о дискете, на которую он записал все данные, а потом просто бросил на стол Бонда. Он никогда не думал, что говорить на допросах правду так легко и так больно. Впрочем, боли он почти не чувствовал — она не могла пробиться сквозь туман, заполнявший его голову; куда неприятнее были тошнота и чувство усталости. Каждый раз, теряя сознание, он думал, что уже не очнётся. Но затем его приводили в себя и заставляли съесть какую-то безвкусную еду; его осматривал врач, давал несколько рекомендаций тюремщикам и уходил, после чего Травельяна снова тащили на очередной допрос. На кого вы работаете? Скольких агентов вы сдали? Сколько ещё шпионов засланы в ряды МИ-6? Он не знал, сколько прошло времени. Неделя? Месяц? Два? Однажды его вытащили из камеры, отвели в душ, затем дали чистую одежду, обработали раны и вкололи обезболивающее и что-то ещё, отчего сознание Травельяна впервые за всё это время прояснилось. Он даже узнал одного из сопровождавших его агентов, видел пару раз в коридорах МИ-6. Алека снова посадили в машину — достаточно вежливо, но настойчиво, ни на секунду не спуская с него пристальных взглядов. Работай он на Советский Союз, думал бы, что его везут на расстрел, но, к счастью, в Англии так не делалось. Поймав себя на этой мысли, Алек невольно усмехнулся: чем не аргумент при выборе своей стороны? Его привезли в штаб-квартиру МИ-6. Это было хорошим знаком, государственного преступника вряд ли стали бы открыто, на глазах у всех, проводить через главные двери и вести по коридорам к кабинету директора. К М он вошёл уже один, сопровождавшие агенты остались снаружи. Он коротко поздоровался с Манипэнни, старательно игнорируя смесь смятения, вины и недоверия в её глазах, и толкнул вторую дверь. — Добрый день, 006, — сдержанно произнесла М и движением подбородка предложила присесть. Травельян опустился в кресло, чувствуя, как подрагивают от слабости колени. Он мог лишь гадать, сколько времени уйдёт на восстановление. — Добрый день, М. — Мы закончили расследование, изучили все собранные доказательства, включая материалы с вашей дискеты, и установили личность предателя. Им был агент 007, коммандер Джеймс Бонд. Это имя М произнесла без единой эмоции в голосе, словно речь шла о рядовом агенте, которого она никогда даже в глаза не видела, но Травельян всё равно уловил отголосок боли в её словах, возможно, потому что ощутил её сам. Спустить курок и застрелить предателя было просто, куда сложнее принять сердцем предательство того, кому безраздельно доверял. — Он... выжил? — осторожно спросил Алек, не зная, как лучше сформулировать вопрос. Губы М тронула жёсткая недобрая улыбка. — Чёртов сукин сын мёртв. Вы всадили в него три пули и проломили ему затылок об асфальт. После такого не выживет никто, хотя Бонд протянул ещё почти сутки, не приходя, впрочем, в сознание. Травельян благодарно кивнул. Он был рад это слышать — и вдвойне рад тому, что М не стала сдерживаться в выражениях. Это было хорошим знаком. Это означало, что она приняла его обратно. — Вы, наверное, хотите знать, как это могло произойти? — предположила М, пристально глядя ему в глаза. — Хочу, — не стал открещиваться Травельян. — Хорошо. Вы знаете, что агент Бонд был сиротой. — Как и многие из нас, — кивнул Алек. — Как я сам. — Верно. Из сирот выходят самые лучшие агенты, — сказала М без тени улыбки. — И Бонд был лучшим. Пока, видимо, не узнал правду о гибели своей семьи. — Какую правду? — Его отец работал на правительство. Оборонный проект, высокий уровень допуска. С проектом что-то пошло не так, и тогдашний руководитель МИ-6 решил зачистить следы. Так погибли родители Бонда — пустить машину под откос в горах совсем не трудно. — И узнав правду, он решил отомстить, — пробормотал Алек. Пожалуй, он мог это понять. Хотя и вряд ли поступил бы так же — МИ-6 заменила ему семью, и это важнее, чем родители, которых он почти не помнил. — Что ж. Это всё? — Да, 006. Вы можете идти. Он неловко встал с оказавшегося слишком мягким кресла, покачнулся и кое-как удержал равновесие, вынужденно ухватившись за край стола М. Она недовольно поджала губы и вскинула голову. — Надеюсь, вы не ждали от меня каких-то извинений? — холодно спросила она. Травельян обернулся, замер на мгновение, глядя ей в глаза, и невесело улыбнулся уголком разбитых губ. — Что вы, мэм. Я никогда не забывал, на кого работаю.