Даже самые толстые стены можно сломать

Расставаться, безусловно, всегда трудно. Особенно если отношения были построены не на взаимной симпатии, а на сильной влюбленности. Тарьей принял это решение почти сразу же, когда закончились съемки сериала: предупредив парня об их разрыве, он сказал Хенрику не проявлять симпатию к Сандвику на людях, особенно во время различных интервью. С каждым днем становилось все труднее видеть его, без возможности прикасаться так, как раньше. Без возможности прижаться к теплому и худощавому телу, взглянуть в голубые глаза, утонуть в них. Он знал, что сам был виноват, но Хенрика ждала успешная карьера, в то время как сам Му практически мерк на его фоне. Было больно видеть его в других компаниях, украдкой поедать его взглядом, не имея возможности сделать этого наедине. Он даже волосы свои состриг, и все из-за того, что Тарьей постоянно казалось, будто с утра, во время пробуждения, Холм запускает в них свою прохладную ладонь, мягко перебирает пряди, зарываясь глубже, приятно массируя голову. Он пытался набрать себе кучу работы, чтобы попытаться, наконец, забыть о тех прекрасных ощущениях и чувствах, которые просыпались в нем рядом с Хенриком. Со временем пыл поутих, Холм нашел себе довольно милую девушку — Лею, которая ему, определённо, нравилась. Нравилась, но он видел, что большего между ними не было. Каждый раз перед сном убеждая себя, что ему совершенно нет никакого дела до чужих отношений, что ему плевать с высокой горы на все, что делает его бывший, Сандвик выстраивал стену, которая становилась все плотнее, и с каждым новым кирпичом закрывала кому-либо путь к сердцу Тарьей. Иногда он листал инстаграм Хенрика с улыбкой на губах, радуясь его счастью. Единственный раз, когда стена смогла треснуть, был на вручении награды «Приз зрительских симпатий», во время наведения «Кисс-камеры». Тогда Му не смог удержаться от последнего сладкого поцелуя, и чуть ли не набросился на Холма. Но осознав, что сделал, тут же отстранился, улыбаясь на камеру и делая вид, что все так и должно быть, игнорируя руку Хенрика позади своей спины, да и вообще игнорируя Хенрика: его постоянные поглаживания по плечу, дружеские объятия, попытки поговорить, все эти «лучшие друзья» на интервью. Теперь они друг другу никто, и Тарьей старался вести себя с парнем, как с другом, не больше. После того вечера он больше нигде не светился, снова завалил себя работой, снова скрылся от чужих глаз, от фанатов, от самого себя, оставив Холма, свою карьеру и популярность в Скаме в прошлом, стараясь жить будущим. Он так старался, что в сеть даже попали фото его поцелуя с рыжим парнем, имя которого он уже и забыл. Мысли о том, что, увидев это, Хенрик стал бы ревновать, он прочно отгонял от себя. У того девушка, работа в кафе, постоянные клиенты, фанаты, другая жизнь. Жизнь без него. Половина уже и забыла о Скаме, а чувства к Холму стали терять былую страсть и тягу, что было только на руку Тарьей. Спустя полгода он уже вполне спокойно смотрел на фото парня, даже не вздрагивал во время разговора, когда упоминался Хенрик. Жизнь шла своим чередом, и он думал, что смог переболеть ту зависимость. Именно поэтому для него стало неожиданностью приглашение на фотосъемку, которая должна была состояться через три дня. Он был бы не против туда поехать, да и почему не заработать лишних денег? Останавливало только одно: половина проходила отдельно, а половина была в паре с Холмом. И если с первой он с легкостью справится, то на счет второй не был так уверен.

***

Хенрик даже не успел что-либо сообразить, как Тарьей быстро сказал ему что-то вроде «Я бросаю тебя» и смылся из поля зрения, избегая его в дальнейшем. Им удалось встретиться лишь пару раз, да и то совершенно случайно: перед интервью, когда парень предупредил его о том, чтобы тот не выражал никаких высоких чувств на публике, особенно не показывал их перед репортерами, после чего принялся радостно отвечать на задаваемые вопросы, опережая Хенрика и выставляя все так, словно они просто коллеги по работе. Он говорил это так легко и просто, что Холму казалось, словно между ними никогда и ничего не было, но взгляд Сандвика выдавал того с головой. Пусть он и думал, что парень ничего не замечает и постоянно отвлекается на фото с фанатами, с другими звездами и прочее, но этот жадный и сожалеющий о случившемся взгляд ему не удавалось скрыть. Это одновременно радовало и огорчало: он ломал голову, пытаясь понять, почему Тарьей решил так поступить. После съемок они редко пересекались, даже на различных мероприятиях: Хенрик все также работал баристой-официантом в кафе, не задумываясь о дальнейшем и продолжении своей карьеры, хотя от друзей иногда слышал, что Му продолжает свою работу. В разговоре даже проскакивали названия его проектов, и он несколько раз порывался тоже принять участие в кастинге, но если Сандвик не хотел его видеть и настолько сильно избегал, то к чему было бы это все? Он старался жить без своего «Исака». Без тех невинных объятий и желанных прикосновений, поглаживаний по шелковистым волосам и тонким, манящим губам. Иногда из-за воспоминаний он мог даже разбить что-нибудь на работе, но, благо, случалось это редко. Он изматывал себя, брал двойные смены, чтобы, придя домой, тут же уснуть, не утруждая себя воспоминаниями о тех прекрасных моментах. Холм не заметил даже, как у него появилась девушка, но решил, что она может стать отличной заменой Тарьей. Однако сколько бы они ни гуляли, целовались, держались за руки и фотографировались, Хенрик не чувствовал к ней ничего больше, кроме обычной симпатии. Не было того ёкающего сердца, мелкой дрожи в пальцах, наслаждений моментами. Он будто притворялся. Нет, Лея, конечно, очень милая и хорошая девушка, но к ней Холма вообще не тянуло. Он чувствовал себя немного неуютно, ведь она была для него только близким другом, не больше. Во время их последней встречи — на награде «Приз зрительских симпатий» — он предпринимал все возможные и невозможные попытки поговорить с Тарьей, понять, что сделал не так и почему тот его бросил, но парень словно чувствовал это, уходя от разговоров, общаясь по минимуму и, скорее, как обычные друзья, а не бывшие, словно это для него ничего не значило. Он больше не замечал на себе взглядов Сандвика, а былой огонь в глазах поутих, и вот тогда Холм понял, что, наверное, потерял Му уже навсегда. Однако он был рад, что его опасения не подтвердились — во время наведения на них обоих «Кисс-камеры», Тарьей будто вспомнил, что Хенрик-гребаный-желанный-отвергнутый-Холм сидит прямо перед ним, и сейчас им надо поцеловаться. Никто не заставлял делать это так, как сделал Му — страстно, жадно, с языком. Достаточно было просто чмокнуться, но своим опрометчивым поступком он показал парню то, что еще не поздно будет бороться за свое счастье. После того случая Сандвик больше не появлялся на фото с друзьями — а Хенке всегда следил за этим — и вновь пропал с радаров. Давид говорил, что у того довольно много работы, а он не понимал, куда ему столько. Все попытки встретиться с ним сводились практически к нулю, а когда он увидел на фото остриженного Тарьей, то его сердце неприятно сжалось — умом он понимал, что, возможно, так никогда бы больше и не смог притронуться к этим мягким волосам, но надежды все же теплились в его груди. Окончательно он понял, что уже довольно поздно что-то менять и кого-то искать именно тогда, когда увидел поцелуй Сандвика с левым — да еще и страшным — рыжим парнем. Руки окончательно опустились, он стал плыть по течению, все так же улыбаясь клиентам и не показывая на людях своей тоски. Несмотря на все попытки забыть о том, что между ними было, сделать у него это так и не получилось. Он пытался пробиться через стену, выстроенную парнем, однако все было тщетно. И сейчас судьба будто сама дала ему еще один шанс, последнюю и самую важную попытку. Именно поэтому через полгода, когда его пригласили на фотосъемку, состоящую из двух частей, он мигом согласился. И вовсе даже не ради денег или напоминания фанатам о том, что где-то глубоко, в их сердцах, Эвак жив, а ради того, что на съемке будут совместные фото с Тарьей. Он. Наконец. Его. Увидит.

***

Сандвик слегка опоздал, но, как оказалось, это не было проблемой: консультант подсказала ему, что Хенрик сейчас находится на отдельной персональной съемке, и что Тарьей может либо подождать его в гримерке, либо посмотреть на работу специалистов. А заодно и на Холма в деле. На что парень лишь скромно поблагодарил ту и направился в специальное помещение, чтобы гримёры привели его внешний вид в порядок. Сидя у довольно большого зеркала Тарьей старался не думать о том, что будет, когда они, наконец, увидятся. Почему он переживал по этому поводу, он и сам не знал. Учитывая еще и то, что у Хенрика появилась девушка, с которой они встречаются уже довольно долгое время, и проблем вообще возникнуть не должно, Сандвик должен был быть расслабленным и относиться к этому как к ещё одному заданию, но он не мог. Он сидел как на иголках, не показывая, что нервничает, однако вместе с тем и выдавая себя с головой, проводя по слегка отросшему ёжику волос, время от времени прикусывая нижнюю губу и в опаске оглядываясь по сторонам, ожидая, когда же Холм войдет в эту дверь. Судя по всему, входить он либо не спешил, либо вообще не собирался, отчего настроение у Тарьей немного испортилось. И дело не в том, что у Сандвика остались еще какие-то чувства к Хенрику — так он себя успокаивал — а в том, что тот даже не поздоровался с ним, как с бывшим коллегой, хотя Му отчетливо слышал, что минуты три назад съемка точно прекратилась, и сейчас все ждали только его. Когда стилист, наконец, закончил и пожелал парню удачи, он поднялся с места и, еще раз оглядев свой внешний вид и нелепый костюм, который ему пришлось надеть, вышел на площадку, стараясь не обращать внимания на Холма, что давалось ему с огромным трудом. Он внимательно выслушал все наставления фотографа, как и в какой позе лучше стать, какое выражение лица сделать и тому подобное. Тарьей, в надежде оттянуть время, постоянно что-то переспрашивал, уточнял, но, в конце концов, ему пришлось взглянуть на Хенрика. И тут на него навалилось осознание того, что с того момента, как он вошёл в эту дверь, парень не спускал с него глаз: он изучал его заново с ног до головы, разглядывая тёплым взглядом с легкой улыбкой на губах, казалось бы вовсе не слушая того, что говорил ему фотограф. И внутри у Сандвика что-то ёкнуло, а по телу разлилось непонятное тепло от того, что он все еще не безразличен Холму. Глядя в прекрасные голубые глаза, Тарьей против воли утопал в них, практически оголяя сейчас себя, если так можно было выразиться. Когда зрительный контакт исчез, а парень сделал шаг вперед, Му попытался взять себя в руки — что вышло довольно неплохо — проклиная свою нисколько не остывшую влюбленность, забивая трещины в стене новыми кирпичами. Было сложно. Чертовски сложно. Контроль над собой постоянно куда-то пропадал, хотелось расслабиться в надежных руках, пустить всё на самотёк. Но постоянно приходилось себя одергивать, возвращать в реальность — у Хенке своя жизнь, новая жизнь, без него, и этим взглядом он одаривает всех своих друзей, а белозубая улыбка вовсе ничего не значит. Простой безмолвный знак приветствия. Ну да, он рад его видеть, но то, что Тарьей успел себе напридумывать — ничего этого нет. Было, но больше никогда не повторится. Он сам когда-то выбрал этот путь, и теперь глупо себя поведёт, если позволит своим чувствам сломать чужую жизнь, даже если ломает тем самым свою, совершенно этого не понимая. По меркам Сандвика, время пролетело стремительно быстро. Этих два с половиной часа ему было мало. Очень мало. Слишком мало. Безумно мало. Его выстроенная месяцами стена просто трещала по швам, а все труды и каждый с ненавистью заложенный в неё кирпичик распадались, рассасывались, растворялись, купаясь во вновь обретенной симпатии, наслаждаясь прекрасным чувством любви, которое, наконец, смогло пробиться, дать росток и крепко-накрепко укорениться в стене, меж плотно поставленных плиток, вопреки всему, вопреки стараниям Тарьей не поддаваться этому слишком сладкому и слишком горькому чувству. Просто глоток воздуха. Свежего воздуха, пусть и пропитанного выхлопными газами машин, свежевыпеченными булочками в кафе напротив и цитрусовым запахом лимона, который ест девочка неподалеку. Один вдох уличного, и — он уверял себя в этом снова и снова — он сможет опять забыть запах кедрового дерева, запах одеколона Хенрика, который тот, между прочим, так и не поменял. Подхватив свои вещи и поблагодарив за съёмку и организацию сего «мероприятия» всех присутствующих, Му откланялся и, выйдя за пределы комнат, тут же побежал по коридору. Быть может, он и выглядел сейчас крайне глупо, но парню просто хотелось избавиться от прошлого. От запахов, эмоций, от Холма. От чертовых воспоминаний, которые преследовали его, ломая стену, разрушая её кирпич за кирпичиком. Снаружи к нему будто вернулось самообладание, а сделав тот самый спасительный глоток воздуха, он стал еще увереннее в себе. Пора выстроить преграду не с одной стороны, а со всех четырех, иначе… — Куда же ты убежал? Я думал, что не успею. — теплое дыхание опалило шею, из-за чего по телу поползли мурашки, а сам Тарьей невольно почесал затылок. Ему было щекотно. — Я… У меня автобус. Ты что-то хотел? — Му с удовольствием обернулся бы, в очередной раз заглянул в глаза Холма и восхитился бы ими. В любой другой день — несомненно, но не сейчас, когда весь внутренний мир на грани срыва. — Ты забыл конверт с деньгами, меня попросили передать его тебе. — Хенрик протянул руку с конвертом вперёд, однако когда Сандвик почти взял свой гонорар, тот неожиданно заключил его в объятия. Крепкие. Надежные. Дающие лучик надежды. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет. Только не сейчас. — Исак. — от такого обращения Тарьей вздрогнул. Они называли так друг друга только тогда, когда надо было сказать что-то действительно важное. Только в редких случаях. Особенных случаях. — Прошу тебя, не покидай меня больше. Зажмурить глаза. Попытаться не дышать. Не смотреть. Не слушать. Всё тщетно. Одна фраза, всего лишь одно короткое предложение, сказанное с всепоглощающей болью и отчаянием, и стены, выстроенные и взрощенные с таким трепетом и кропотливостью, в одночасье рухнули. Будь Сандвик слабонервным, у него обязательно произошел бы разрыв сердца. — Черт, Эвен, какой же я глупый. —обернувшись и крепко сжимая в руке конверт с деньгами, очень тихо прошептал парень. Впервые за последние несколько месяцев на лице Холма появилась настоящая улыбка. У Тарьей опять ничего не получилось, но, быть может, это к лучшему?