Между нами

      Бело-красный кафетерий Ист Хая* в геометрической прогрессии наполнялся учениками; они толпятся у стойки, набирая себе еду, усаживаются за столы, занимают подоконники. Мимо меня проносятся десятки лиц, но я не вижу ни одного нужного, хотя приветливо киваю каждому. Не могу сказать, что я ненавижу людей, находящихся здесь, но я бы не заметила отсутствия и половины из них.       Меня всегда пугало это одиночество в толпе. Чувство, когда ты остаёшься на секунду без своей шумной компании, когда перестаёшь заливисто смеяться, когда спины-щиты друзей исчезают, а ты остаёшься абсолютно уязвимой, незащищённой от косых взглядов и перешёптываний, не имея возможности делать вид, что тебе всё равно, и ты веселишься. Мы видимся почти со всеми учащимися на уроках, дружелюбно подсказываем ответы на контрольных, а с некоторыми пересекаемся на вечеринках при абсолютно другой атмосфере. Я видела каждого пятого находящегося здесь пьяным в слюни, некоторые видели меня такой, но вечеринки и пьяный угар ты можешь разделить со многими, важны те, с кем не стыдно плакать, сидя на заднем сидении машины субботней ночью, вместе совершать необдуманные поступки, которые мы все хотели бы забыть, но никогда не забыли бы, ведь это что-то наше. В моём окружении таких людей не особо много.       Меган Хеннинг замечает мой заинтересованный взгляд, опускает карие глаза на свой синий поднос с рисом и куриной котлетой, после чего широко и искренне улыбается, а я за ней, и очень надеюсь, что вышло так же искренне. Я услышала о том, что у прекрасной Меган булимия от какой-то бывшей выпускницы в этом же кафетерии и, возможно, за этим же столом. Вероятно, Меган сама знала об этом слухе, поэтому всегда широко улыбалась и взмахивала светлыми волосами, проходя мимо столов, будто мимо восторженных фотографов по подиуму. В апреле прошлого года я видела скрюченную фигуру Хеннинг над школьным унитазом, а её любимые куриные котлеты в урне. Она вытерла губы и прошептала: «Келси, прошу, пусть это останется между нами». Я действительно никому об этом не сказала, но все и без этого знали правду. Наверное, это один из немногих случай, когда я не участвовала в распускании слухов. Бедная Меган потом ещё тысячу раз наполняла свою тарелку до краёв, когда замечала, что я стою позади неё в очереди у раздачи.       Все столы полностью заняты, каждая компания заняла свой привычный. Футбольная команда обговаривает предстоящие матчи, являясь второй ведущей спортивной секцией школы. Майкл Беннет, капитан команды, громко спорит с женским капитаном, Мией Митчелл; я вижу на их лицах улыбки, значит, тема пустяковая. Некоторые поговаривают, что они спят друг с другом. Капитаны будто чувствуют мой взгляд и оборачиваются, одаряя меня дружелюбными кивками.       Куча людей, которые помечены жёлтым цветом в моей воображаемом списке знакомых, как приятели. Приятели, с которыми комфортно сидеть за одним столиком в любимом кафе, с которыми можно обсудить блевотину в ванной на какой-то вечеринке, с которыми ты находишься, когда тебе безумно хорошо и весело, но не более.       Остальные спортсмены (пловцы, футболисты, гольфисты, черлидеры, бейсболисты) мешаются друг с другом и не занимают столы лишь своей командой, ведь им незачем готовиться так усердно, да и их не так много. Я обвожу глазами стол и понимаю: ни одного из баскетбольной команды в кафетерии. Настораживает. Я чувствую, как неприятное и давящее чувство охватывает кончики пальцев. Просто подсознательное ощущение, что всё скоро пойдет не так. В голове вырисовывается чёрная бомба с красным электронным таймером, но я не знаю, сколько осталось времени.       Я чувствую, что Меган проходит мимо меня, когда слышу шлейф навязчивых цветочных духов. Мой взгляд останавливается на Лили Кавана, школьной активистке, которая идёт по правую руку Хеннинг. В прошлом году, когда Лили только начала «карабкаться вверх» по школьной иерархии, будучи на год младше всех нас, ходили слухи, что она влюблена в сына директора.       Слухи-слухи-слухи       Вот что душит Ист-Хай, уничтожает изнутри, является раковой опухолью нашей, да и многих других школ. Они являются причиной многих стычек и парней, и девушек, рушат чужие отношения и дружбу, заставляют людей менять школу, заставляют тебя подавлять своё Я глубоко внутрь, а самооценку закапывать на задний двор школы, между лавочками и развесистым деревом. Я знаю слухи о каждом ученике здесь, как и остальные знают обо мне. Мы сами их распускаем, сами тонем во всей этой куче зависти, глубокой обиды и беспричинной ненависти. Некоторые отчаянные пускают слухи о самих себе, чтобы добиться внимания.       Я тоже поддалась этому течению, как только перешла в старшую школу. Я была девочкой, которая пыталась идти против любой системы, против школьной иерархии, и думала, что у неё это хорошо получается, а слухи обходят её стороной. Эта девочка пропала, как только начали появляться слухи о ней и парне со старших классов. Тогда я поняла, что без этого никак, это часть нашей бурной и молодой жизни. Наша юность состоит из сетей слухов, вечеринок и запаха перегара с никотином. Как бы ты не старался, люди будут говорить о тебе и твоих совершённых-несовершённых шагах. Они делают это не всегда со зла, скорее от скуки или интереса. И я делаю это то от скуки, то от обеспокоенности ситуацией и желания это обсудить, а иногда случайно.       Но я всегда об этом жалею. О каждой сплетне в которой я участвовала, потому что я знаю, что чувствуют люди, когда слышат такое о себе. Возможно, поэтому я так и делаю, все так делают, потому что боль, которую ты доставляешь другим, перекрывает твою. Плачу в подушку по ночам, пугаясь того, в кого я превращаюсь, куда девается мой энтузиазм и индивидуальность. Я будто превращаюсь в героиню фильма о тупых подростках, причём не в главную, а может даже и не в положительную.       У нас в школе нет травли, но есть притворство, лицемерие и лживость. Люди могут улыбаться друг другу в глаза, а потом этими же губами говорить о твоей личной жизни и разбалтывать секреты. Мне повезло: я разбираюсь в людях, не подпускаю к себе многих близко.       Все знают, что люди говорят о тебе, но ты никогда не можешь ни с кем обсудить, что-то сделать. Любые попытки остановить эти сплетни выглядят как притворство. Если начнешь отрицать эти слухи, люди подумают, что смогли задеть тебя — никто не хочет терять лицо перед сотней людей.       Именно поэтому мне и нужны сейчас мои лучшие друзья здесь. Потому что я теряю лицо. Вы: Где вы все? Неужели меня одну отпустили пораньше( Дилан: Мы с Томом и Дейвом уже бежим в кафетерий       Я мысленно благодарю всех и вся за Уилсона и его привычку не ставить телефон на беззвучный. Наша компания сформировалась лишь в средней школе, а сейчас заканчивает старшую.       Входные двери открываются и ударяются ручкой о стену, все оборачиваются на громкий звук. Дилана это совсем не смущает: он поправляет рукой слегка вьющиеся русые пряди, будто соблазняет какую-то десятиклассницу, широко улыбается, словно здороваясь с сотней людей здесь и ищет меня глазами. Он держит в правой руке свой чёрный полупустой рюкзак, ведь как обычно прогулял половину первых уроков. Я как обычно отругаю его за халатное отношение к учёбе в последний год, а он как обычно увернётся от моих хуков тем, что рассчитывает на баскетбольную карьеру. Потом его глаза загорятся, когда он вспомнит о приглашении на какую-то вечеринку, потом он напьётся до падения с ног, потом разобьёт чьё-то окно и заставит нас всех бежать. Дилан Уилсон был тем самым двигателем нашей компании, заставляющим нас вертеться. Для него всегда было важно провести время хорошо, он был готов на многое ради этого. Он хотел запомнить свою юность такой: свободной, разгульной, весёлой, пьяной и накуренной. Дилан часто забивал на учёбу, рассчитывая на свои баскетбольные успехи и нашу помощь, часто это работало. Он знает, что в будущем он не выживет, будучи таким разгильдяем, поэтому старается сделать этот переход к ответственности безболезненным.       Стоящий по эту же руку Томас Клиболд кривит тонкие губы в улыбке; его холодный, задумчивый взгляд карих глаз теплеет, замечая меня. Многие девушки мечтают о таком взгляде в их сторону, но я никогда не слышала об искренней заинтересованности Тома в какой-то девушке. Были девушки для вечеринок, были для курения травки, были для совместных домашек, но ни одной для серьёзных отношений. Будто его совсем не волнует ничего кроме его оценок, друзей и баскетбола. Многие называли Тома мудаком за его равнодушное отношение к девушкам, с которыми в один день он целуется, а на другой даже не здоровается, но я знаю, что он не такой. Он просто не хочет подпускать никого близко, не хочет растрачивать на это время и энергию. Томас просто серьёзный парень с большими планами на будущее, минимальным количеством эмоций и неожиданно попавший в компанию разгильдяев. Клиболд вновь хорошо отработал на тренировке — его тёмные волосы беспорядочно взъерошены, но его это как обычно не заботит.       Последним, из моей любимой тройки, я вижу Дейва Долсона. Он единственный не ищет меня взглядом, а смотрит на свои кулаки, костяшки которых красные. Дейв, видимо, снова подрался с кем-то из-за сущего пустяка, вроде косого взгляда или касания плечом. Он был таким всегда. Возможно, из-за его отца-военного, который всегда учил, что нужно быть нападающим и атакующим, чем ловить удары. Дейв следует этому совету до сих пор, и никто не может его остановить. Долсон оглядывается по сторонам, опасаясь пристального наблюдения, которое преследует нас благодаря популярности в школе, и того, что кто-то тоже заметит запёкшуюся кровь на его руках. Я заметила, Долсон. Ты обещал мне, что это никогда не повторится, но снова не справился. Дейв говорил, что таким образом защищает и нас, ведь задеть кого-либо из нас теперь все боятся, но я знаю, что так он просто прикрывает свою слабость и, может, даже страх. Долсон боится стать жертвой, боится потерять статус, поэтому ему приходится отстаивать свою территорию и атаковать-атаковать-атаковать. Игра в хищника и жертву для него заходит слишком далеко, ведь мы не в дикой природе, а в старшей школе. Хотя, согласна, спутать лёгко.        — Брось, Дейв! Стоит тебе отрастить волосы всего, — Дилан берёт в ладонь прядь моих светлых волос, — одну пятую длины волос Келси — ты получишь часть своей бывшей чёлки. — Уилсон заливается смехом, а Дейв передразнивает его, причём немного фальшиво, и по привычке проводит рукой по своей выбритой ёжиком голове, опуская взгляд. Я усмехаюсь, получая шуточный удар от него кулаком в плечо. Я невольно представляю, как этот кулак летит мне куда-то в живот, и съеживаюсь. Да, иногда я боюсь своего лучшего друга, хотя он никогда не давал повода. Просто внутренний инстинктивный страх, как у травоядного к хищнику.        — Серьёзно, ты вновь будешь таким же привлекательным всего через…три месяца, — Том щурится, слегка надувая губы. Я задерживаю взгляд на его красивых чертах лица и безумно сочувствую всем тем девушкам, влюблённым в него. Ведь он действительно очень красивый, сидит тут передо мной на расстоянии вытянутой руки, абсолютно искренний и незащищённый, а я даже не влюблена.        — Нет-нет, бро, через три он будет на стадии восьмидесятипроцентной привлекательности, — Долсон тут же награждает Дилана подзатыльником. Дилан вновь смеётся, как на заевшей пластинке. Пластинка «Смех Дилана Уилсона» играет в моей голове двадцать четыре на семь, потому что он делает это действительно очень часто. Я всегда с болью где-то в груди вспоминаю о моментах, когда вместо смеха слышала его поникшее молчание и всхлипы.       Стоит отметить, что Дейв был довольно красивым парнем. Его грубые черты лица сочетались с его харизмой и энергетикой, а короткая стрижка лишь подчеркнула это. Голубые глаза Дейва всегда были устремлены в глаза собеседника, ты никогда не мог от них убежать, да и не хотелось, потому что они всегда заставляли что-то шевелиться под ложечкой, чувствовать, независимо от того влюблен ты в Дейва Долсона или нет.       В этот момент я обнаруживаю безумную радость тому, что являюсь их лучшей подругой, вижу их падения и разочарования, и для меня не существует этих идеальных масок, как для других девушек, а я вполне могла потерять голову от всех троих.       К нашему столу подходит Шей Тейлор, только освободившаяся с дополнительных уроков. Она кладёт свой контейнер с домашней едой в центр круглого стола и со скрипом усаживается на стул, повесив на него своё серое пальто. Я так же двигаю свою тарелку с сэндвичами в центр. Том буркает тихое: «Спасибо, девочки», вскрывая пластмассовую коробочку. Это превращается в какую-то традицию: «Кормить Тома Клиболда», я не хочу её прекращать, да и Шей наверное тоже.       Шей перешла к нам в классе девятом, сразу же влилась в нашу компанию, пыталась изменить наши взгляды, наставить на правильный путь: говорила Дилану, что пить так много и прожигать свою жизнь нельзя, заставляла Дейва пойти к психологу и писала девушкам милые извинения от лица Тома. Она выглядит такой правильной девушкой, которой обязательно сделает предложение серьёзный парень с миллионами на счету. Тейлор никогда не участвовала в обсуждении кого-либо, заступалась за чужое личное пространство и жизнь, заботилась обо всех сразу, не забывая держать марку и красить губы идеально красной помадой, выпрямлять свои пепельные волосы по плечо. Возможно, я завидовала Шей просто за то, что она такая. Заставляющая выравнивать спину, питаться правильно и всегда поддерживать водный баланс. Я злилась на то, что не я была той, кто позаботится о будущем Дилана, карме Тома и психологическом здоровье Дейва, хотя должна была, ведь я тоже их лучшая подруга. Но я побоялась их реакции, их злости, смеха и отстранения, я больше заботилась об их отношениях со мной, чем о них. Я злилась на неё за то, что она была той девочкой, борющейся за справедливость и добро, которую я потеряла, когда перешла в Ист Хай. Я всё ещё считала Шей идеальной, потому что никогда не видела как трескается эта маска ярлыка и шаблона, возможно, потому что Шей действительно была идеальной. В моей голове она подписана под «Лучшая версия меня», за это я её и люблю. Потому что вижу в ней все свои несбывшиеся мечты и цели.        — Если вы обсуждаете новую прическу Дейва, — девушка раздувает ноздри, обведя взглядом всех нас, что заставляет меня хихикнуть, — и моё мнение имеет значение, то стоит сказать: мне очень нравится. А тебе, Келс? — её серо-зелёные глаза говорят: «Ну же, поддержи меня, подруга, не дадим им затравить нашего Дейва».       Все четыре пары глаз уставились на меня, даже Том оторвался от еды, а на его лице странная усмешка. Неужели он думает, что я приму их сторону?        — Я думаю, что Дейву очень идёт новая прическа. — Дилан вскидывает руками, а Том поднимает бровь, округляя глаза. — Это его стиль, он отличается от предыдущего и от вашего, но некоторым идут короткие волосы намного больше.       Улыбка Долсона освещает весь кафетерий, он приобнимает меня за плечо, слегка раскачивая. Я перехватываю крепкую руку парня, опускаю её под стол и касаюсь костяшек. Дейв ловит мой вопрошающий взгляд, выхватывает руку и прочищает горло, отводя взгляд куда-то в глубь кафетерия, дальше от меня, от нашей компании и от нашего круглого стола у второго левого окна кафетерия. На улице собираются грозовые тучи, они завесили всё небо, не оставив от солнечного дня и следа. Духота и безветренность, сопровождённая тёмной завесой давит мне на виски, царапая затылок. Я вспоминаю о придуманной бомбе и таймере на ней. Что-то подсказывает, что времени осталось мало.        — Вы слышали?! — голос Дженнифер Берд прорезает ворох моих мыслей и опасений, словно световой меч. Темноволосая кидает рюкзак у стула и складывает руки на груди, когда мы качаем головами. Я замечаю футболку «Пантеры» на ней, видимо, она не переодевалась после тренировок чирлидинга.       Чирлидинг значит очень многое для Джен. В её голове он мигает красными неоновыми буквами «Спасительный круг». Джен была первой, кого начали замечать в старшей школе, всё благодаря её пробивному характеру и сообразительности. Джен умная девушка, которая знает, кому нужно молча улыбаться, а перед кем стоит цитировать Хемингуэя. Возможно, на это всё же и повлияло то, как она вскидывает тёмными уложенными волосами, стреляет своими зелёными глазами и держит осанку ровной, а подбородок задранным, когда идёт по коридору, но она не пустышка, которая позволяет играть и манипулировать своим сердцем, она скорее отберёт твоё и будет играть им, как своим чирлидерским помпоном. Берд та, которая идёт в центре нашего девчачьего трио, та, которая не боится вступать в перепалку с другими девочками и та единственная, кого приглашали на вечеринки в первые годы старшей школы. Она вытащила нас из тени, благодаря Дженнифер Берд с нами здоровается каждый в школе, даже те, чьё имя мы вспомнить не можем. Скорее всего, без неё мы бы стали теми, чьи имена не помнят крутые старшеклассники. Многие парни называли её сучкой, лишь потому что она не называла заветные цифры своего номера, а девушки завидовали её популярности, но с нами она была обычной Дженни, которая готова на многое ради своих друзей. С нами эта маска неприступной и популярной красотки слетала с её лица.        — Господи, кто из нас четверых в команде по баскетболу? — девушка оглядывает парней, которым, видимо надоедает её любовь к интриге. Дилан готов запустить в Джен ложку за долгую паузу. Мне начинает слышаться барабанная дробь на фоне, я невольно усмехаюсь, а потом улыбаюсь ещё больше, когда вижу их серьёзные лица. — Джастина Бибера и Коула Паттерсона дисквалифицировали из вашей команды за плохую дисциплину. — Джен прикусывает внутреннюю сторону щеки, бегая глазами по лицам наших друзей. Берд нравится приносить и узнавать какие-то новости первой, это видно по тому, как она выпрямляет спину после повисшего молчания, проводит рукой по рукаву своей белой спортивной футболки и с прищуром изучает наши лица. Ей нравится чувствовать себя неотъемлемой частью бурлящей школьной жизни.        — Быть этого не может: Джастин и Коул отлично играют, тренер знает, что мы с ними идеально чувствуем друг друга. Мы лишились лучших, остальные парни не вытянут будущие игры, — Том хмурит брови и ищет угольными глазами подвох в её зелёных, но не находит. Он поворачивается корпусом к Дилану и Дейву.        — Тренер всё ещё в школе? — Дилан обращается ко всем нам, я пожимаю плечами. Уилсон встаёт, хватает свой рюкзак и закидывает его на плечо, ожидая пока Том и Дейв сделают то же самое. Дейв хлопает меня по спине и обходит сзади. Я хочу засчитать это как: «Поговорим о моих кулаках позже, Келс», но знаю, что это скорее значит: «У тебя не получилось и не получится вывести меня на разговор, Келс».        — Увидимся в конце уроков. — Удаляющиеся парни оборачиваются одновременно и кивают. Эта баскетбольная команда так много для них значит, ведь они все рассчитывают на неё при поступлении. Как для Шей многое значат её языковые дополнительные: она мечтает объездить мир. Как для Джен многое значит её черлидинг, потому что она не может потерять свою визитную карточку. Мне трудно сказать, что многое значит для меня, я не занимаюсь ничем. Я пыталась ходить на черлидинг вместе с Джен, но там безумно скучно, пыталась занимать своё время любыми дополнительными, но моя голова разрывалась на обычных уроках, а на дополнительных она просто со взрывом разлеталась в сторону, оставляя остатки мозга на вентиляционной люстре. А спорт — не моё, так мне сказала Джен, когда я хотела втиснуться во все секции. "Келси, уже достаточно людей на секциях, да и посмотри на этих спортсменок, неужели ты так же хочешь, будучи потной и вонючей, осушать банку пива, а потом орать странные кричалки?»        — Зря они туда пошли, тренер не изменит своего решения. Он же так стремится быть сериальным тренером с непоколебимыми принципами, который воспитает чемпионов.       Я оборачиваюсь на подавшую голос Шей, она подкрашивает губы красной помадой, убирая светлые волосы за спину, но они едва достают длиной до её ключиц, поэтому не поддаются таким манипуляциям.        — Чего такая кислая? — Джен слегка толкает меня в плечо. — Посмеялась пару раз и думала, что я не замечу?       Я делаю шумный вдох и вскидываю руки, слегка задирая красное худи «Пантеры», которое мне подарил Дейв. Шей отодвигает зеркало, чтобы смотреть мне в глаза, а на лице Джен снова читается едва уловимая радость того, что она прочла меня.        — Вы видели кулаки Дейва? Он вновь влезает в драки на каждом шагу?        — Я встретила какого-то парня с разбитой губой по дороге в кафетерий. Одиннадцатиклассник, я думаю.        — Снова будешь проводить с ним воспитательные беседы?        — Он снова меня не послушает.        — Келс, это заложено в нём как генетический код. Как его голубые глаза или русые волосы. Хоть красься, хоть линзы носи, это пробивается. Ты не изменишь его.        — Психолог говорил с ним о его проблемах с самоконтролем, да? Он прописал таблетки? — Шей влезает в наш диалог с Джен.        — Я думаю, что он не пьёт их и уже давно, Шей. Я видела пару новых нераскрытых упаковок в его рюкзаке… Парни будут молчать пока это не зайдёт слишком далеко, вы же знаете их любовь к дракам.        — Мы все всегда здесь ради него, а он ради нас. Мы разберёмся с этим все вместе, раньше же разбирались, — рука Джен ложится мне на плечо, а следом рука Шей. — Может нам стоит собраться у кого-то и обсудить это всем вместе.

***

      Я выхожу на задний двор школы через кафетерий: нужно вдохнуть никотинового яда.        Наша школа представляет собой оранжево-серое кирпичное трехэтажное здание со стеклянными входными дверьми, большими круглыми часами над главным входом. Сейчас под ними красуется красный плакат «Сто лет традиций Ист Хая», сразу над этим плакатом серая вывеска с названием школы. Школа отличилась голубоватыми вытянутыми окнами и множеством входов: один из них, у главного входа, вёл в гардероб. К этому входу, прямо от стоянки, ведут серые плитки с симметрично расположенными именными каменными клумбами с буквой «Е», в которых растут цветы и миниатюрные деревья. У входа стоят различные красные стоянки для велосипедов и байков, которые никогда не пустуют. Повсюду расставлены красные лавочки, на которых можно ждать друзей до и после уроков, чем я часто занимаюсь, наслаждаясь видом кучи деревьев на территории школы. От главного здания идут две параллельные друг другу, но перпендикулярные главному зданию, пристройки. Их построили, когда школа была переполнена. Спортзал располагается внутри школы, освобождая задний двор, и, оставляя его полностью в нашем расположении. На заднем дворе стоят красные столики и лавочки, для обеда в тёплую погоду. Тут тоже растёт множество деревьев, а самое развесистое укрывает собой от взглядов с окон наш любимый столик, стоящий посреди квадрата из лавочек. Мы с другими учениками любим там сидеть, потому что за этим столом никак не получится пронаблюдать ни с одного окна: одно дерево скрывает от взглядов со второго и третьего этажа, а другие, поменьше, прячут от людей на первом. Именно к этому столику я направлялась, в надежде выкурить вишнёвую сигарету.       Я слышу гул людей рядом со своим любимым столиком, мужские кричат что-то вроде «бей», а женские просто вскрикивают. Под деревом стоит толпа из человек двадцати, которые выстроились в круг, не давая мне разглядеть что происходит. Я бегу к этому кругу, когда вижу рюкзаки Шей и Джен. Протискиваясь между учениками, и, расталкивая их локтём, я всё же добираюсь к центру. Моё сердце пропускает удар, меня будто подхватывает ветром, а потом снова опускает тяжесть в груди, и это повторяется снова и снова. С моих губ срывается крик, а с глаз вот-вот польются слёзы. Звуки отдаляются, будто я нахожусь не в самом центре всего, действия замедляются. Я поднимаю глаза выше и вижу Берд и Тейлор напротив себя. Шей пытается вырваться из хватки Джен, но та не выпускает её, хотя сама то и дело прикрывает глаза и отворачивается.       Я снова опускаю взгляд. Дейв сидит на Джастине Бибере, нанося ему удары по лицу снова и снова. Я вижу в его глазах эту животную злость, жестокость и инстинкт. Джастин переваливает Дейва вниз и колотит уже его сам, заставляя моё сердце сжиматься и чувствовать эту боль на себе. Том сворачивает Коула Паттерсона, нанося удары ему по почкам, а тот старается выбраться, ударяя Клиболда коленом в живот с такой силой, что я жмурюсь. Дилан отирает тыльной стороной ладони кровь со своей губы, пиная правой ногой еще одного парня, чьё лицо я не вижу: он лежит им вниз, подтянув колени к голове, и, прикрыв руками голову. Дилан поворачивает голову в сторону Дейва, который всё ещё лежит под Бибером, пытаясь выиграть положение. Я встречаюсь с взглядом Уилсона: он такой пустой, жестокий и бесчувственный, что я не узнаю его. Парень быстро разрывает наш зрительный контакт: его злит разочарование и слёзы в моих глазах. Дилан хватает две стеклянные бутылки пива со стола в обе руки, убедившись, что третий парень без сознания, встаёт между Дейвом и Томом, замахивается и разбивает обе бутылки об головы Джастина и Коула. Слышится крик, я не скоро осознаю, что это мой. Крик страха, и боюсь я своих друзей. Я не выдерживаю и кидаюсь Дилану на шею, бессвязно бормочу что-то и пытаюсь разжать его кулаки, подавляя бешеный ритм сердца и нежелание подходить к Уилсону ближе, чем на три метра. Я подхожу не ради того, чтобы спасти его, а ради того, чтобы прекратить этот парад зверства и насилия. Толпа всё ещё стоит, никто не двигается с места, все стоят с открытыми ртами и разглядывают нас. Все ошарашены и удивлены, но никто не спешит помочь хотя бы кому-то. Они просто стоят и смотрят, ведь пришли, чтобы постоять и посмотреть. Я выпускаю Дилана из объятий, он стоит разглядывая свои кровавые руки. Дейв лежит на земле, тяжело дышит и пытается остановить кровотечение из носа. Том сидит на скамье, откашливаясь кровью. К нам наконец подбегают Шей и Джен, в их руках вода и салфетки. Шей мочит одну за одной, Джен прикладывает их к кровотечениям, поливают водой руки парней и предлагают воду каждому. Лишь я стою отстранённая и напуганная до смерти, рыдаю навзрыд, когда вижу окровавленных и лежащих без сознания с кровью на затылке Джастина и Коула. Им никто не спешит помочь, все всё ещё стоят и смотрят.        — Коул, Джастин и Грег будут молчать. Кто проболтается об этом директору или ещё кому-то, кого здесь нет — убьём, — говорит Дейв, вставая с земли, и, сплевывая кровь. Он направляется к своей машине, а Том и Дилан за ним, хотя впереди ещё четыре урока.        — Пошли, Келси, — шепчет Джен, пытаясь держаться и делать вид, что ничего не произошло. Она хватает меня меня под локоть и ведёт к заднему входу в школу. Я оборачиваюсь, Джастин, Коул и Грег всё ещё лежат там, но к ним наконец кто-то подошёл, приводя их в чувство.        — Надо вызвать скорую, Джен, — мой голос дрожит.        — Дейв попросил без какой-либо огласки, значит, и без скорых, сами справятся, — уверенно и громко говорит Шей, подошедшая сзади. От пацифистки Шей Тейлор не осталось и следа. А во мне навсегда заложился страх перед своими лучшими друзьями, неважно, что было причиной: никто не заслуживает такой жестокости и удара сзади. Перед моими глазами мелькают картинки, как они толпой избивают меня, друг друга и простых прохожих на улице. Вот он — день, когда маски идеальности слетели со всех. День, который мы все будем вспоминать, жалея, ведь таймер на моей бомбе запищал в момент треска тех двух бутылок, взрыв произошёл чуть позже, а остатки взрыва будут преследовать нас очень долго. Это точка невозврата.